О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)

Прелесть и Чудо Сказка для взрослых

— Принцесса моя, какая ты у меня прелесть! — сказала женщина своей маленькой дочери, укладывая ее спать.

— Мамочка, про Принцессу я знаю — это дочка короля. А кто такая Прелесть?

— Прелесть? Детка, хочешь, я расскажу тебе сказку о Прелести?

— Хочу, — малышка обняла своего любимого плюшевого мишку и приготовилась слушать.

…Жила-была Прелесть . На кого она была похожа? На цветок персика весной — такой же нежной, чистой, бело-розовой она была. И ведь ничегошеньки для этого специально не делала — только умывалась прохладной водой, как дождем или росой, — и снова сияла свежестью.

Прелесть была девочкой мечтательной, все время витала где-то в облаках своих фантазий и окружающим казалась немножко инопланетянкой.

Когда пришел срок, Прелесть расцвела прекрасным бутоном. И все вокруг любовались ею — так она была хороша! Любовались, но подойти ближе — боялись. А вдруг сломают случайно тонкий стебелек или сомнут ее нежные лепестки?..

А Прелесть — этот дивный и нежный цветок — мечтала совсем не о далеких звездах, где, наверное, и жизни нет, а об одном — встретить, наконец, своего Садовника. Чтобы он заботился о ней, укрывал от холодного ветра или обжигающего солнца, стал ей самым близким и родным. В ответ же готова была Прелесть цвести и благоухать только для него единственного, даря радость и украшая его жизнь.

Но все Садовники почему-то обходили вниманием Прелесть и выбирали других. Самой первой приметили Красоту — та нравилась всем. Доброта, умевшая подобрать ключик к любому сердцу, тоже встретила суженого. Обрела свое счастье и хохотушка Веселость… Даже глуповатая Капризка нашла свою половинку. Хитрость — и та поймала в свои сети доверчивого Садовника. Все они обзавелись детишками, раздались вширь и стали поглядывать на Прелесть свысока, как на белую ворону. «Что-то в ней не так, — судачили они меж собой, — ведь нас всех замуж взяли, а она — одна…»

Когда Прелесть начала уже отчаиваться да сама выискивать в себе неизвестные ей недостатки, встретился-таки ей долгожданный Садовник. И то ли правда очаровала его не похожая на подружек Прелесть , то ли просто пришло ему время заводить свой садик, чтобы быть «как все», но после недолгих раздумий сделал он ей предложение. Прелесть,может, и мечтала немножко о другом Садовнике, но, будучи особой хоть и романтичной, но разумной, решила, что сможет полюбить и этого. И согласилась.

Жизнь потекла у них с Садовником почти как у всех. Родились детки, в заботах о которых время для Прелести летело как резвая лошадка. Но все чаще в ее прелестную головку закрадывалась мысль, что рядом с ней — чужой, не тот, о ком ей грезилось в девичестве. От дум этих Прелесть грустнела, на лоб набегали морщинки да одна-две там и оставались.

А Садовник — что ему сделается — жил себе не тужил. Труды праведные, порой валившие с ног, привычки прежней, беззаботной жизни несли его иной раз мимо дома, к другим Садовникам. Им было что обсудить за чашкой-другой хмельного «нектара». Вспоминали, как славно им жилось раньше. А теперь? — вздыхали они. Думай вот, как ухаживать за садом, чем кормить-удобрять. Эти дружеские посиделки увлекали, затягивали Садовника. Так он забывал о своем садике, убегал от надоевших обязанностей. Да и от Прелести тоже. Какая-то непонятная была она для него. Мечтательная. Говорила слишком правильно, по-книжному. Обижалась, если он ночевал в других садах. Или приходил навеселе, перебрав «нектара»…

Садовник и Прелесть прожили так — вроде рядом, но на далеких, чужих друг другу планетах — долго. Полюбить своего Садовника Прелесть так и не смогла, как ни старалась. Но ни он, ни она не решались покинуть привычных пределов садика, хоть земля в нем давно уже высохла без истинной любви и заботы. Садовник — сколько они были вместе — ни разу не назвал ее Прелестью . Не приучен он был к таким «телячьим нежностям». Он вообще не умел говорить ласковых слов. Да и не догадывался вовсе, что его спутница — действительно Прелесть.Напротив, Садовник был уверен, что ему здорово не повезло с выбором. «Эх, — думал он, — женился бы я на простой и понятной Серости! И был бы теперь сыт, пьян и нос в табаке… А с этой загадочной Прелестью — ни радости, ни счастья…»

Оно, конечно, так: Серость — дама предсказуемая, терпеливая, претензий особых нет, да и фантазий тоже. Может, с ней ему было бы проще…

Прелесть ушла от того Садовника, не в силах больше оставаться с ним. И с той поры жила одна со своими детьми. Ухаживала за ними, за домом. Теперь она, часто грустная и усталая, мало походила на Прелесть , которая в юности так радовалась солнцу, щебету птиц… Лишь одно сохранилось в ней от той, прежней Прелести . Она по-прежнему мечтала. О чуде. Когда мир вдруг снова станет прекрасным. Когда захочется смеяться просто так, оттого что хорошо на душе. А еще потому, что надеялась встретить наконец близкую и родную ее сердцу душу…

Наше сказочное Чудо было изрядно потрепано жизнью, да и называлось так фантастично-нереально — Чудо — больше по привычке. Хотя, надо признать, это теперь в Чудо мало кто верил и оно выглядело таким потертым, уставшим, утратившим былой блеск. Но когда-то оно было настоящим — большим, сильным и самым что ни на есть взаправдашним.

Вообще, к слову сказать, Чудо было то еще, с характером. Были у него свои маленькие секреты, симпатии. Особенно Чудо любило ребятишек. Те верили в него безоглядно, ждали, распахнув глазенки. Творить для них чудеса было одно удовольствие! Чудо обожало подкладывать им подарки под елку вместе с Дедом Морозом, и непременно те, что малыши ждали. Для них Чудо расцвечивало веселой радугой небо после дождя, а ягодами и грибами — усеивало лесные полянки. И наблюдало потом, довольное, каким счастливым смехом заливались детишки.

А вот проходимцев всяких, что напускали тумана в ясный день, да недалеких гражданочек, которым всё необъяснимое — чудо, не любило. «Ах, чудо!» — лепетала «божий одуванчик», увидев выросшие в ноябре грибы у дома. А Чудо ей — радио на всю громкость, с пояснениями, мол, произошло это по причине необычайно теплой осени… Или очередной «чародей и волшебник» обещает излечить все хвори, и народ готов верить в «чудо»… А Чудо—тут как тут. А ну-ка, кто здесь себя всемогущим возомнил? Ах этот? И только экстрасенс начинает пассы руками разводить, как у него прихватывает живот, и мчится он, болезный, забыв обо всем на свете, в отхожее место. Возвращается с извинениями, начинает «лечить», а тут снова скручивает — терпения нет. И так несколько раз. Народ ждет-пождет, потом, повозмущавшись и забрав денежки, расходится…

С годами Чудо растеряло кураж, поскучнело. И озорничать со временем ему надоело. Шарлатаны все одно не переводились, а дураки были местной достопримечательностью. И стало бы Чудо совсем отшельником, если б не ребятишки. Ради них оно выбиралось под Новый год из своего добровольного заточения, и творило добрые дела. Ему было важно, чтобы малышня по-прежнему верила и в Деда Мороза, и в Чудо .

Вот и в этот раз они вместе со своим краснощеким и белобородым другом облетели все намеченные дома в округе, где есть маленькие дети, и оставили для них подарки. Возвращаясь к себе, Чудо заглянуло в одно из окон, где мерцали огоньки небольшой ёлочки. Оно увидело в комнате празднично накрытый стол, за которым никого не было, а в кресле у торшера — женщину — в нарядном платье и с красивой прической. Она была очень миловидна, но необыкновенно грустна. От нее, Чудо ощутило это очень явственно, исходил теплый добрый свет. «Какая она Прелесть , — подумало Чудо . — Но отчего же у женщины такие бесконечно печальные глаза? Хотя что за вопрос?! В новогоднюю ночь и одна… Вот и ответ!