Знаменитость

– До чего стервозный характер! – шепотом пожаловался он. – Ведь лежит там сейчас одна, хочет не меньше нашего – и все равно ни себе, ни людям. Как думаешь, хочет?

Подумав, я представил, что действительно Маша еще не спит. И, наверное, хочет. Но вслух ничего не сказал.

– Она ведь горячая штучка, студент, – навязчиво зашептал на ухо Алеша. – Там темперамент ого-го! Это я тебе точно говорю.

– Не называй меня студентом! – идиотизм ситуации злил все сильнее. К тому же требовалось хоть немного поспать перед завтрашним делом. Иначе голова не будет соображать. Я все сильнее жалел, что связался с Алешей. Впрочем, в глубине души я был рад, что мы здесь оказались. Я раз за разом вспоминал, как Маша смотрела на меня, когда мы сидели за столом. И в душе почему-то растекалось блаженное тепло.    

– Пойду к ней, – решился Алеша. – Чего голову морочить? В конце концов, мы с ней два года вместе прожили. Только без штампа в паспорте.

Он встал, пошатываясь. Глотнул чего-то из стакана, оставшегося на столе. И тихо побрел из кухни в комнату. По пути еще натолкнувшись на косяк и прошипев ругательство.

И меня взяла такая злость на него, что хоть бросай все дела и сейчас же возвращайся в Питер. Ну, что он везде лезет? Все портит. Но с другой стороны не хватать же его снизу за штанину – дескать, не смей ходить к ней! Взрослые люди, давно знают друг друга – пусть трахаются, если хотят. Мое-то какое дело? И все равно я чувствовал себя донельзя паскудно. Как будто в детстве открыл коробку с подарками, а там – пусто. Все блажь!

Но в этот момент из комнаты послышался громкий стук падающих предметов и злой резкий женский шепот. Отшитый Алеша, недовольно бормоча, приковылял обратно. 

– Облом! – объявил он шепотом. Высунулся в окно, затягиваясь сигаретой. – Студент, ты пердеть не надумаешь? Не вздумай! – предупредил он.

– Пошел ты! – грубо отозвался я.

И я вдруг признался себе, насколько мне радостно, что Маша ему не дала. Причем это не было мелким злорадством завистника. Это была чистая радость, как глоток свежего воздуха в кухонной духоте. Только что испытанная неприязнь к Алеше моментально испарилась. Все подтверждается. И значит, все-таки не так все просто с этими взглядами там на кухне. Хотя ни одного слова не было сказано, только глаза. И вообще все не зря!

– Сережа! Я возьму бутыляку и пойду спать в ванну, – предупредил Алеша Козырный. – Я часто так делаю. Залезу в теплую ванну, беру стакан вина и кайфую. Сток в ванне пяткой заткну. И сплю. Когда вода до носа доходит – я просыпаюсь, дырочку открываю, спущу немного воды и дальше сплю. Милое дело! 

Последних слов я уже не слышал, потому что уснул.

10

– Никакой он не вор в законе! Шакал гнилой! Ничего святого у него нет. Злость и нож, – вот и все, что у него есть!

Дато «Южный» проговорил эту тираду, нахмурившись, медленно, взвешивая слова. Но в каждой интонации сквозила такая неприязнь к Бесу, что было ясно – мы обратились по адресу. 

Выглядел грузинский авторитет не молодо. Впрочем, его вполне могла старить обширная лысина, почти как у Ленина. Кавказские мужчины зачастую выглядят старше своих лет. Так что Дато вполне могло быть лет тридцать, а могло и все сорок пять. По-русски он говорил с грузинским акцентом, но правильно и свободно. Одет был в щеголеватый пиджак из мягкой черной кожи, не взирая на теплую погоду. На ногах авторитета были черные остроносые туфли на высоком, скошенном каблуке. На пальце – золотой перстень с каким-то массивным камнем. Он бы ничем особенно не выделялся бы в кругу обеспеченных грузин, давно обосновавшихся на рынках обеих столиц. Если бы не второй его спутник. Этот здоровяк был заметно моложе и на целую голову выше своего шефа. Он только молчал, а трехдневная щетина придавала его лицу дополнительную суровую угрюмость.   

– Телохранитель, – шепотом отметил Алеша, кивнув на второго грузина, когда Дато отвернулся.

Грузины обменялись парой непонятных фраз на своем языке.

– Садитесь в машину, – скомандовал нам Дато. – Со мной будете. Поговорим с авторитетными людьми о вашей проблеме.

Как только мы с Алешей забрались на заднее сиденье черной «Волги», певец немедленно спросил:

– Дато, а Бес круче тебя в вашей воровской табели о рангах?

Я не успел и глазом моргнуть, как он такое ляпнул! Причем на лице Алеши было написано такое невинное детское любопытство, словно он сам не понимал, что играет с огнем.

Дато ответил не сразу. Он долго смотрел на дорогу, видимо, подбирая слова. А Алеша Козырный не унимался.

– Я просто спросил: может ты у себя в Грузии вор в законе, а в Москве Бес главнее?

Я поддал ему локтем в бок, от всей души. Дело в том, что утром Алеша, проспавший всю ночь в ванне (и едва не затопивший нижних соседей), на полчаса куда-то исчез. И видимо, успел где-то хватануть. Потому сейчас был подозрительно бодр и бравировал смелостью.

– Не бывает, уважаемый, так, что один вор хуже другой – лучше. Коронованный вор – его слово – закон, – авторитетно растолковал Дато, как бы пропустив мимо ушей Алешину дерзость. – А Бес – он не настоящий авторитет. Он – мокрушник. Режет направо и налево. А по понятиям, как мокрушник законником считаться может? Весь его авторитет только на страхе держится. Не на уважении. Нет в нем справедливости, генацвале…

Водитель-телохранитель даже цокнул языком, и в полголоса произнес какую-то гортанную фразу.

– Многие не уважают и не признают кровавый его авторитет. А Бес понимает – все это видят. И ему хочется доказать, пригнуть людей, волю свою навязать. Потому, что сам боится. Когда все люди поймут, что не настоящий его авторитет – плохо будет…

– Боятся, значит, уважают, – с хмельным упрямством заявил Алеша.

– Много говоришь, уважаемый, – неодобрительно заявил Дато, не оглядываясь на Алешу со своего переднего сиденья. – Ты певец?.. Тебе петь, а не рассуждать будет правильнее.

Наша черная «Волга» завернула к служебному входу и проехала прямо вдоль причалов речного вокзала. Охранник, у ворот с вывеской «только для служебного транспорта» и не думал спрашивать пропуск, а торопливо засуетился, поднимая шлагбаум. И, наверное, даже отдал бы честь, если бы успел – наша «Волга» вихрем промчалась, не снижая скорости. А москвичам, которые шли по причалу, угрюмый грузин-водитель отчаянно сигналил и они шарахались из-под колес в панике.

– С ветерком едем! – оценил Алеша. – С понтом!

«Волга» эффектно затормозила возле очередной двери «посторонним вход воспрещен», которая немедленно распахнулась для нас. И по короткому коридорчику, безо всякой очереди, нас провели на небольшой кораблик. «Ракета», из тех, что на подводных крыльях лихо гоняют по Москва-реке.

– Дуру отдай, – преградили дорогу несколько блатных, как только мы шагнули на борт кораблика.

Грузин-телохранитель явно замялся, его правая рука продолжала оставаться под пиджаком.

– Тимур велел – никаких волын на борту, – на всякий случай пояснил блатной со шрамом «заячьей губой». – Расходиться будем, я все верну.

– Отдай, Муртаз, – как бы небрежно и снисходительно велел Дато и, не оглядываясь, шагнул вперед. – Мужчина не этим силен. 

– Наган, – прошептал мне на ухо Алеша, краем глаза подсмотрев, что передал встречавшим уркам охранник Дато.   

Как только мы прошли в пассажирский салон, кораблик отчалил.

– Прям, как у нас в ресторане «Парус»! – мгновенно оценил обстановку Алеша Козырный.

Вместо обычных рядов пассажирских сидений, здесь были накрыты длинные столы буквой «П». В передней части салона настраивал инструменты вокально-инструментальный ансамбль. Собравшаяся здесь публика, только на первый взгляд походила на обычных пассажиров. Но понемногу я разглядел существенные отличия. Например, бросалось в глаза отсутствие женщин. Присутствующие мало говорили между собой. Только усиленно поздравляли какого-то мужчину средних лет и тоже кавказской национальности.