Бельэтаж

А потом я задумался над выражением «часто размышлял». Чувствуя, что Аврелий предписывает мне практиковаться в философии на скудной почве моей повседневной жизни, я задался вопросом, как часто я размышлял о прибыльности классической серии «Пингвина». В заявлении, что ты «часто размышлял» о чем-либо, не содержится указаний на то, какую именно часть жизни занимает подобное душевное состояние. Как часто оно возникает – каждые три часа? Раз в месяц? Всякий раз, когда конкретный набор условий напоминает мне об этой мысли? Нет, я определенно не думал о финансовом положении «Пингвина» каждый раз, когда мне на глаза попадались его книги. Иногда я просто гадал, о чем пишут в той или иной книге, и не вспоминал про издательство, в других случаях думал, что оранжевые корешки «пингвиновских» романов тускнеют в солнечном свете, как вывески химчисток, и как странно, что сомнительное сочетание оранжевого, белого и черного цветов выглядит мило и изысканно, на глубинном уровне ассоциируясь с нашим представлением об английском романе только потому, что кому-то в издательстве пришло в голову сделать подобный формат и оформление стандартными. Иногда оранжевые корешки напоминали мне о первой прочитанной «пингвиновской» книге – «Моя семья и другие звери»: мама подарила ее мне однажды летом, и я не только полюбил ящериц, скорпионов и солнце, но и, забираясь все глубже в толщу страниц, заинтересовался крошечными печатными символами, появляющимися через каждые двадцать страниц внизу слева на правых страницах разворотов: «СДЗ-7», «СДЗ-8», «СДЗ-9» и т.д. Какой-нибудь профессиональный жаргонизм переплетчиков, думал я – может, «Следующая до знака 7» или «Сложить до заставки 7». Гораздо позднее, когда я снова обратил внимание на эту особенность «пингвиновских» книг, дочитав до середины «Честный проигрыш» Айрис Мёрдок («ЧП-6» и т.д.), и сообразил, что это просто аббревиатура названия книги, обозначение, чтобы печатные листы не перепутались при брошюровке, я с запозданием влюбился в эту доныне неразрешимую тайну и переполнился благодарностью к «Пингвину» – за предоставление читателям ориентиров, отмечающих наш прогресс, ибо когда доходишь до обозначения вроде «ЧП-14» (в этой книге дальше я не продвинулся, несмотря на всю привязанность к Мёрдок), сразу чувствуется, что прогресс подтвержден более объективно, нежели заурядным сообщением об очередной главе.

Все эти наблюдения, связанные с «Пингвином», возобновлялись с разной цикличностью и, следовательно, имели для меня микроскопические отличия, и я вдруг понял, что нам необходима единица измерения периодичности регулярно повторяющихся мыслей, – скажем, количество возникновений в голове той или иной мысли за год. О финансовом положении «Пингвина» я размышлял от силы четыре раза в год. «Периодичность равна четырем» – звучит по-научному. Раз в год, когда консервированная музыка повсюду переключалась на рождественские гимны, я думал: «Забавно, что “Господь повелел радоваться, джентльмены” написана в миноре». Ушибая палец на ноге, я каждый раз думал: «Поразительно, что человеческий палец может выдержать такой удар и не сломаться», – а пальцы я ушибал раз восемь в год. Почти всегда, принимая витамин С, что случалось пятнадцать раз в год, я думал, когда наливал воду в стакан: «...живя на колесах, витамине С и кокаине...» Что мы узнаем, установив таким же образом число периодичности каждой возобновляющейся мысли человека? Мы узнаем относительную частоту появления его мыслей во времени, а этот показатель может быть полезнее любых убеждений, которых данный человек придерживается, и даже полезнее застывшего набора доступных потенциальных мыслей (если таковой возможен) в отдельный момент времени. Так же как самые используемые слова английского языка – банальности вроде связок, предлогов и артиклей, самые частые мысли – нудные и бесцветные, такие, как «лицо чешется» [54] и «воняет ли изо рта?» Но ниже уровня предлогов и союзов в умственном лексиконе располагается целый список мыслей со средней частотой появления. Я представлял его в форме таблицы, какой-нибудь этакой:

Предмет размышления – Количество возникновений в год (в порядке убывания)

Л. 580,0

Родные 400,0

Чистка языка 150,0

Беруши 100,0

Оплата счетов 52,0

Трехколесный пылесос «Панасоник», его замечательность 45,0

Солнечный свет бодрит 40,0

Дурацкие пробки на дорогах 38,0

Книги «Пингвина», все 35,0

Работа – уволиться? 34,0

Друзья, которых нет 33,0

Брак – какова возможность? 32,0

Торговые автоматы 31,0

Соломинки плохо распаковываются 28,0

Блики на движущихся предметах 25,0

Маккартни талантливее Леннона? 23,0

Друзья умнее, способнее меня 19,0

Диспенсеры для бумажных полотенец 19,0

«То, о чем лишь думает другой» [55], и т.д. 18,0

Люди очень разные 16,0

Деревья, их красота 15,0

Тротуары 15,0

Друзья недостойны меня 15,0

Близнецы, разлученные при рождении, исследование характеров 14,0

Интеллект, быстро тает 14,0

Пандусы для инвалидных колясок, их безумная опасность 14,0

Стремление убивать 13,0

Изобретение эскалатора 12,0

Люди такие похожие 12,0

«Только не в моем дворе» 11,0

Соломинки теперь всплывают 10,0

Ди-джей, буду ли я счастлив на его месте? 9,0

«Не можешь выломиться – врубайся!» 9,0

Фломастер 9,0

Бензин, его приятный запах 8,0

Ручка, шариковая 8,0

Стереосистемы 8,0

Страх опять нарваться на уличных грабителей 7,0

Степлеры 7,0

«Тараканы приходят, но не уходят» 6,0

Обеденная булочка, ее образ 6,0

Ботинки 6,0

Пакеты 5,0

Батц, Эрл 4,0

Подметание, метлы 4,0

Свист, йодли 4,0

«Попробуй на взгляд» 4,0

Чистящая жидкость, ее запах 3,0

Папки с пластиковыми застежками типа «зиплок» 2,0

Попкорн 1,0

Птицы отрыгивают пищу и кормят ею птенцов 0,5

Кант, Иммануил 0,5

Но составление списка, как я вскоре понял, мысленно его набрасывая, оказалось отнюдь не абстрактным процессом просветления, как я ожидал: мысли были слишком текучими, трудно поддавались наименованию, а потом – классификации для чрезвычайно важной оценки сравнительной частоты появления. И слишком, слишком уж много их было. Однако расстановка по периодичности как идеал описания – самое большее, что я мог сделать тем днем. Самоанализ оказался единственной отдаленно-философской деятельностью, на которую я был способен, сидя на скамье под солнцем и ожидая, когда истекут последние минуты перерыва, прежде чем вернуться на работу; присваивание частоты, по крайней мере, требовало более достоверного самоанализа, нежели растяжимый вопрос «о чем я думаю?» Люди казались такими похожими, стоило вообразить их распорядок дня или понаблюдать, как они входят во вращающиеся двери (как входили теперь Дэйв, Сью и Стив, не заметившие меня), но если представить себе подробную таблицу частоты мыслей для каждого и попытаться сравнить таблицы, сразу почувствуешь, что сравниваешь вещи более несхожие, нежели удлинительный шнур и долма. Однажды Л. призналась, что «все время» думает (я попросил выразиться поточнее, и она сказала, что примерно раз в три недели) о неприятном анекдоте, который кто-то рассказал ей в одиннадцать лет: «В.: Как выглядит идеальная женщина? О. [56]: Ростом вот такая и с плоской головой, чтоб было куда ставить пивную кружку». Л. добавила, что всего два-три года назад перестала несколько раз в неделю вопреки своему желанию вспоминать загадку, которая не давала ей покоя с десяти или около того лет: