Краткий китайско-английский словарь любовников

Но тут она права: пока еще никто не хотел взять меня замуж.

В средней школе одноклассники все время смеялись надо мной. Поэтому я проводила время, читая — чтобы не разговаривать с ними. Я читала «Белоснежку и семь гномов» на китайском, и представляла свою мать в роли злой королевы-мачехи. Но у меня не было белоснежной кожи, и я была всего лишь деревенщина. Поэтому не было принца прийти и спасти меня, и это моя судьба. В подростковом возрасте я смертельно хотела сбежать из моего родного города, из города, где мать вечно била меня и винила во всем, что я сделала неправильно, из места, где нет мечты и свободы.

В день, когда я прибыла на Запад, я внезапно обнаружила, что я китаянка. Если кто-нибудь черноглаз и черноволос, помешан на рисе, не может глотать западную пищу и произносить разницу между «р» и «л», а также обращается к людям без «пожалуйста» — значит, этот или эта кто-нибудь — типичный китаец: нелегальный иммигрант, плохо обращается с тибетцами и тайваньцами, любить поесть, но кладет в еду MSG,^[8] чтобы травить людей, ест собачье мясо и пьет змеиную кровь.

«Я хочу быть гражданином мира». Недавно я научилась этой фразе. Я бы стала гражданином мира, если бы у меня был более пригодный паспорт. Ах, миссис Маргарет, опять этот условный оборот!

анархист

anarchist (сущ.) — человек, выступающий за упразднение правительства; человек, нарушающий установленные порядки.

— Что такое анархист? — я поднимаю взгляд от «Гардиан».

Мы в «Первом выборе» — дешевая закусочная, сорок пенсов за чашку чая. Нам нравятся такие места. Здесь вас не просят уйти, если вы тратите за полтора часа меньше одного фунта. Я люблю восточный Лондон.

Ты пьешь чай «Эрл Грей», я пью кофе. Жидкие яйца плавают по моей тарелке. Рядом плачут дети — два младенца с одной толстой мамой, снова нет мужа.

На твоем лбу собираются морщины.

— Анархисты? Анархисты не верят в то, что людям, обществу нужно правительство. Они считают, что все должны быть равны, — медленно отвечаешь ты.

— Похоже на коммунистов, — говорю я.

— Нет. Коммунисты считают, что рабочий класс может обладать властью над всем обществом, а анархисты вообще не признают никакую власть. Они — индивидуалисты, а коммунисты — коллективисты.

Ты замолкаешь, потому что какой-то представитель рабочего класса уставился на нас, перестав кусать свою сосиску.

Мой интерес возрастает. Я хочу еще обсудить эту тему. Ты — моя академия.

— Но похоже, что анархист — конечный коммунист, то есть продвинутый коммунист. Цель торжества коммунистической революции как раз в этом — революционно уничтожить классовые разницы и отменить правящее правительство. Без государственных границ. Чтобы весь мир был равен. Я права?

— Может быть.

Ты перелистываешь страницу газеты.

— Так значит, ты анархист? — не сдаюсь я.

— Раньше был. А теперь — нет, — ты наконец отложил газету и отвечаешь мне серьезно. — Большинство анархистов на самом деле буржуазны. На самом деле они не хотят отказываться ни от каких преимуществ. Они могут быть очень эгоистичными. Не думаю, что теперь я такой человек. Я хочу отказаться от всего материального и жить самой простой жизнью.

Жить самой простой жизнью и есть самое сложное, говорю я себе.

— Так кто же ты? — мне очень хочется узнать.

— Не знаю. Может быть, атеист. Я не верю в бога, сидящего на небесах. Я не верю в капитализм, но и коммунизм в его нынешнем виде меня не очень привлекает.

— А ты вообще во что-нибудь веришь?

— Гм… А ты?

— Я? Я верю, что существует некая высшая сила, управляющая всей нашей жизнью. Это такая сила, с которой человек ничего не может поделать.

Я выглядываю в окно и в этот самый момент твердо верю в эту таинственную высшую силу — выше нас, выше этого дешевого кафе и выше нашего глупого разговора.

Ты указываешь мне на статью о фильме «Донни Дарко» и спрашиваешь:

— Смотрела этот фильм? Учитель говорит Донни: «Ты не атеист, ты агностик». Мне кажется, ты тоже агностик.

— Что такое агностик? — я лезу в карман за Кратким китайско-английским словарем.

Но мы оба осматриваем этот словарь от и до, и нигде не можем найти это слово. Может быть, это слово не важно для китайцев. Или никаких агностиков в Китае не было за всю историю. Или, может быть, это слишком капиталистическое слово, и власти наложили на него цензуру?

— Агностик — человек, который верит в духовный, метафизический мир. Но он еще не нашел, во что именно ему верить…

— Постой, что такое «метафизический»? — я открываю записную книжку.

— Не физический, не реальный… — пауза, потом ты продолжаешь: — Впрочем, мне кажется, что ты, скорее всего, скептик.

— Что?

Я снова немедленно открываю словарь. Я тороплюсь учиться. Я спешу понять все эти слова!

Пока я зарываюсь в море словарных слов, ты говоришь:

— Милая моя, ты хорошо говоришь по-английски. Но должен сказать, пока все-таки не настолько хорошо.

Человек из рабочего класса за соседним столиком жует пирог с почками, глядя на меня в огромном изумлении. Похоже, я стала для него самым интересным событием за день.

герой

hero (сущ.) — главный персонаж фильма, книги и т. п.; человек, вызывающий восхищение благодаря своим выдающимся качествам или достижениям.

Ты снова счастлив, твое настроение как английская погода.

Ты пребываешь в мире, как фруктовое дерево без цветов в саду. Ты счастлив, потому что начал делать новую скульптуру. Поэтому теперь во всем доме грязь и беспорядок. Это как жить на стройке. Глина и гипс, воск и вода. Твое счастье — от твоего собственного мира, от твоего физического объекта, от оформованной мужской головы, мужских рук, мужских ног, мужской привлекательности… Твое счастье — от твоего мужского мира. Ты чувствуешь, что в этом мире все под контролем.

Ты грустил на самом деле не из-за меня. Твой стресс не имеет ко мне никакого отношения. Это все из-за твоего мужского мира, потому что ты не чувствуешь удовлетворения от своего бытия мужчиной. И, возможно, ты думаешь, что я — помеха в твоей жизни. Тебе кажется, что твоя грусть вызвана нашими отношениями, тюрьмой любви. Неправда. Твое счастье и твоя грусть — из-за мира, в котором ты борешься сам с собой.

Моя любовь к тебе — как маяк, всегда ищет в тебе что-то особенное. А ты и в самом деле особенный. Но я не знаю, думаешь ли ты обо мне так же. Ты всегда говоришь что-нибудь вроде:

— Что же это у тебя снова рис подгорел? У китаянки рис подгорать не должен, вы же его каждый день едите!

— Я провожу с тобой больше времени, чем с друзьями. На что же ты жалуешься? Чего ты еще хочешь?

Кажется, ты не воспринимаешь меня как особенного человека своей жизни. Ты относишься ко мне как одному из своих друзей. И еще ты проводишь границу между мной и собой. Есть какой-то предел, вызванный твоим сердцем, твоим образом жизни, заставляющий воспринимать любовь как дружбу. Ты живешь внутри меня, но я внутри тебя не живу.

Ты говоришь, что Фрида Кало — одна из твоих героев. Конечно, я и так это знала. Знала по твоей книжной полке. Знала, потому что твои герои всегда страдают и умирают молодыми.

Я снова читаю о Фриде, потому что хочу понять тебя и твоего скорченного обнаженного, лежащего на земле в саду.

Тело Фриды распадается, когда она еще живет. Ее кости разбило в автобусной аварии. Смерть грызла ее день за днем, пока не осталось ничего здорового. И снова я вижу твоего обнаженного на земле. Твоя скорченная статуя, схожая с телом Фриды на ее картинах.

Я теряю свой мир в твоем. В твоей боли я теряю себя. Все заставляет меня думать о тебе, о тебе и твоем мире. Я как обои на стене твоего дома — смотрю на тебя и украшаю твою жизнь. «Не хороните меня, сожгите. Я больше не хочу лежать», — сказала Фрида своему мужу, лежа в постели. Она не могла пошевелиться ни на дюйм. Сделка с дьяволом. Моя жизнь по сравнению с ее жизнью — ничто.