Книжный клуб Джейн Остен

Было время, когда Пруди беспокоилась, что Камерон немножко в нее влюблен. Потом она поняла, что Камерон немножко влюблен в ее компьютер, который, разумеется, сам и выбирал. Еще Камерон был немножко влюблен в видеоигры Дина. Он даже не заметил, что Пруди в пижаме. У Джейн Остен к ней бы сватались ради приданого.

Пруди отошла в сторону, пропуская Камерона. Тот держал пластиковый футляр с дисками; через плечо, словно патронташ, висели провода и компьютерные прибамбасы. Он направился прямиком в комнату, запустил свою диагностику, начал колдовать. Пруди немного подремала бы, но не при Камероне. Она принялась протирать пыль, безразлично и даже обиженно. Спать все-таки приятнее.

Не испытывая должной благодарности к Камерону — который действительно был очень мил, — Пруди ее изобразила. Она принесла ему стакан лимонада.

— Я переписываю вам кое-что из старого, — сказал он. — Программы-эмуляторы, — Камерон взял запотевший стакан и поставил на дальний край стола. — Еще надо установить вам «Линукс». С виндой уже никто не работает. (А коровы действительно летают.)

Под пробором в волосах Камерона виднелась белая полоска кожи. Крупные, мертвые хлопья перхоти. Пруди вдруг захотелось протереть и его.

— А что делают программы-эмуляторы?

— С ними можно играть в старые игры.

— Я думала, новые игры нужнее, — сказала Пруди. Я думала, игры становятся все лучше и лучше.

— Вы сможете играть в классику, — ответил Камерон.

Наверное, это как перечитывать книги. Пруди вернулась в гостиную. Она задумалась о перечитывании книг о памяти, о детстве. О том, что Мэнсфилд-Парк казался Фанни холодным и неуютным, пока ее не отправили обратно к родителям. Поместье Бертрамов лишь тогда стало для Фанни домом, когда она его покинула. Только в конце обнаружилось, что тетка и дядя любят ее больше, чем родители. Кто, кроме Джейн, додумался бы придать сказке такой оборот? Пруди хотела достать из сумки карточки, кое-что записать. Но вместо этого уснула на диване, прямо при Камероне.

Когда она открыла глаза. Дин гладил ее по руке.

— Приснится же такое, — сказала Пруди и не смогла вспомнить сон. Села. — Ты вроде обещал быть поздно. — Она взглянула ему в лицо. — Что случилось?

Дин взял ее за руки.

— Срочно собирайся домой, зайка, — сказал он. — Мама попала в аварию.

— Я не могу.

У Пруди пересохло во рту, мысли путались. Дин плохо знал ее мать, иначе понял бы, что волноваться не о чем.

— У меня сейчас книжный клуб.

— Я знаю. Я знаю, как ты этого ждала. Я позвоню Джослин. Твой рейс через полтора часа. Очень жаль, милая. Очень жаль. Давай, а то опоздаешь.

Он обнял ее, но было слишком жарко. Пруди вывернулась.

— Все с ней нормально. Полечу завтра. Или на выходных.

— Она так и не пришла в себя после аварии. Бэйли позвонили мне в офис. До тебя никто не мог дозвониться. Я пытался всю дорогу домой. Занято.

Камерон за компьютером.

— Я его сгоню.

Дин собрал Пруди сумку. Сказал, что в Сан-Диего будет ждать машина, пусть ищет шофера с ее именем на табличке у выдачи багажа. Обещал позвонить в школу, отменить свои встречи. Найти кого-нибудь поответственнее Камерона, чтобы кормить кошку. Он обо всем позаботится. А Пруди пусть думает только о маме. И о себе.

Он прилетит, как только сможет. Будет в больнице самое позднее завтра утром. А если получится, сегодня ночью. «Жаль, — повторял Дин, — так жаль», — пока Пруди наконец не сообразила, что он думает, будто ее мать при смерти. Наивный!

Год назад Дин мог бы проводить ее до выхода к самолету, держал бы за руку, пока она ждет. Сейчас не было смысла даже заходить внутрь. Он высадил ее на обочине и поехал домой заканчивать дела. Перед Пруди через контроль прошел мужчина со спортивной сумкой и мобильником; он так же ставил ногу на пятку, как Трэй Нортон. Его отвели в сторону, заставили разуться. У Пруди забрали маникюрные ножницы и швейцарский армейский нож. Жаль, забыла отдать Дину, нож ей нравился.

Пруди летела рейсом «Саутвест». Ей достался посадочный талон в секторе «С». Еще оставались шансы на место у прохода, но только если попасть в самое начало очереди, и то не факт.

При посадке, вынимая из сумки паспорт, Пруди рассыпала карточки. «Хочешь сыграть в "Собери всю колоду"?» — как-то спросила она у матери. Этой шутке ее научили в детском саду. «Давай, — ответила мать, а когда Пруди раскидала все карты, попросила: — Будь добрым эльфом, собери за меня».

Пруди упала на колени и бросилась подбирать карточки. Люди перешагивали через нее. Кто-то рвался вперед. Надежда на место у прохода погибла. До самолета Пруди добрела в слезах. За колой, в качестве успокаивающего дзенского упражнения, она пересчитала карточки. Их оказалось сорок две, так долго Пруди готовилась. На всякий случай она сосчитала еще раз.

Сначала она решала кроссворд в журнале. Потом смотрела в иллюминатор на пустое небо. Все хорошо. Разумеется, ее мать sain et sauf [34], и Пруди категорически отказывалась притворяться, что это не так.

Сон Пруди:

Во сне Джейн Остен водила Пруди по комнатам большого особняка. Джейн совсем не похожа на свой портрет. Она скорее напоминает Джослин и временами даже превращается в Джослин, но все-таки это Джейн. Подтянутая, современная блондинка в широких шелковых брюках.

Они стоят на кухне, такой же бело-голубой и медной, как у Джослин. Джейн и Пруди сходятся на мысли, что для кулинарных тонкостей обязательно нужна газовая плита. Джейн говорит, что у нее самой, судя по отзывам, неплохо получаются французские блюда. Она обещает попозже что-нибудь приготовить для Пруди, но та знает, что Джейн забудет.

Они спускаются в винный погреб. Вдоль темной стены тянется решетка для бутылок, однако в большинстве ячеек сидят кошки. Их глаза поблескивают в темноте, словно монеты. Пруди хочет об этом сказать, но решает, что неудобно.

Потом она, хоть и не поднималась по лестнице, вдруг оказывается наверху — одна, в коридоре со множеством дверей. Она дергает несколько, но все закрыты. Между дверьми висят портреты в натуральную величину и зеркала. Они расположены так, что каждый портрет отражается в зеркале напротив. Пруди может встать перед зеркалами и увидеть себя вместе с изображенным человеком.

Снова появляется Джейн. Теперь она куда-то спешит, тащит Пруди за собой мимо дверей и резко останавливается.

— Вот где мы разместили твою мать, — говорит она. — Думаю, ты заметишь кое-какие улучшения.

Пруди в нерешительности.

— Открой дверь, — приказывает Джейн, и Пруди открывает. Вместо комнаты за дверью оказывается пляж, парус, остров вдали и океан, насколько хватает глаз.

Июнь. Глава четвертая, в которой мы читаем «Нортенгерское аббатство» и собираемся у Григга

На следующую встречу Пруди не пришла. Джослин принесла открытку, чтобы мы ее подписали. Она сказала, что это соболезнования; пришлось поверить на слово, так как все было по-французски.

Картинка выглядела достаточно строго — море, дюны, чайки и прибой. Врачующая природа, что-то в этом духе, — холодное утешение.

— Так грустно, что ей пришлось отменить путешествие во Францию, — сказала Сильвия и смущенно отвела взгляд: едва ли это было самым грустным.

Джослин тут же подала голос:

— Ты знаешь, что она там ни разу не была.

Почти все мы тоже потеряли матерей. Минуту мы сидели, тоскуя по ним. Солнце розовело на западе. Деревья пышно зеленели. В прозрачном и теплом воздухе плавали ароматы травы, кофе, плавленого бри. Как бы нашим матерям здесь понравилось!

Аллегра наклонилась и взяла Сильвию за руку, погладила пальцы, отпустила. Сегодня Сильвия выглядела необычайно элегантно. Она коротко подстриглась, как Аллегра, надела длинную юбку и облегающий рыже-алый топ. Накрасила губы помадой сливового цвета, выщипала брови. Нас порадовало, что Сильвия достигла этой неотразимой стадии в разводе — боевой дух, умопомрачительный наряд.