Семейная хроника

И жил на виа Рикасоли, рядом с запасным выходом кино «Модерниссимо». Было уже поздно, около девяти вечера. Напротив нас светилась витрина молочной; с ярко освещенного третьего этажа доносились звуки танцевальной музыки. Еще стояли холода; ночь была лунная, звездная. В конце улицы, прямо против нас, вырисовывался купол собора Санта Мария дель Фиоре. Мы прошли мимо редакции газеты «Ла Национе» и повернули на Соборную площадь.

— Как ты узнал, где я живу? — спросил я.

— В адресном столе, — улыбнулся ты.

— Тебе хочется поужинать как следует?

— Я привык к легкой еде по вечерам. Мы можем закусить у стойки в «Бекаттелли».

Ты действительно был не таким, каким я привык считать тебя: ты был другом. Я взял тебя под руку.

Зал был почти пуст. Джованни Бекаттелли с равнодушным видом сидел за кассой. Двое посетителей ужинали, поставив тарелки на мраморные стойки. За единственным столиком сидели газетчик с площади Витторио и его жена, оба толстые, вероятно отечные, и старый продавец галстуков, у которого болели ноги.

— Ты часто сюда ходишь? — спросил я.

— Сын хозяина учился со мной в школе.

Джованни обрадовался, увидев нас; сначала он не почил, что мы пришли вместе.

— Здорово, — сказал он, — что это ты так поздно гуляешь?

Ты немного смутился, но потом к тебе снова вернулась твоя сдержанность.

— Я с братом, — ответил ты.

Джованни покачал головой и спросил, как и твои друзья из «детского сада»:

— С каких пор он твой брат?

— С тех пор как мы родились, — ответил я. Пришлось показать наши документы, чтоб убедить его.

Мы заказали макарон и по бутерброду. Ты пил сладкое белое вино.

Бакалейные лавки уже закрылись, и нам пришлось пройти довольно далеко, чтобы купить свечку. Наконец мы оказались на виа де'Нери. Перед нами остановился тринадцатый номер трамвая, и я сказал:

— Почему бы тебе не сесть на этот трамвай и не вернуться домой? Ты сойдешь у моста Каррайа. Отец ведь будет волноваться.

— Я ему оставил записку.

— Я обязан отвести тебя. Сейчас там уже, наверное, все уладилось.

Бакалейщик с шумом опустил железную штору; с виа делла Нинна дул леденящий ветер. Ты молчал, лицо твое побледнело. Я сказал последние слова серьезным тоном и понял, что ты растерялся. Внезапно ты сказал:

— До свидания!

И, повернувшись ко мне спиной, быстро, почти бегом, пошел прочь. Перейдя виа Альтафронте, ты оказался уже в пятидесяти шагах впереди, на набережной. Но у спуска к мосту Грацие тебе преградил дорогу трамвай, и мне удалось догнать тебя.

Мы пошли назад. На одном из перекрестков налетел сильный порыв ветра. Ты закашлялся.

— Ты разгорячился и простудишься. У тебя все побаливает горло? — спросил я.

Ты продолжал идти молча, искоса поглядывая на меня, я видел, как в твоем взгляде вспыхивала обида.

Я предложил выпить кофе, в баре «Канто алле Рондини». Ты согласился, все еще замкнутый в своем молчаний и раздражении. Перед зеркальной рекламой ты поправил галстук. Потом, прежде чем размешать сахар в чашке, ты облил ложку водой. Хозяин бара, мой приятель, сказал:

— Ну и чистюля ты, мой милый!

Ты покраснел и метнул в него яростный взгляд.

На виа делла Пергола, перед театром, стоял длинный ряд экипажей, группа молодежи, шумно переговариваясь, выходила из публичного дома.

— Ладно, переночуешь у меня, — сказал я. — Доволен? Но завтра же с утра пойдем в Боргоньисанти.

Молчание.

— Ты понял?

— Угу, — ответил ты.