Драная юбка

Его прикосновения были нежны и бесцельны – мне казалось, из-за спидов. Он потерял интерес и винил в этом изуродованный копчик. Но я была готова, мне надоело, что мы едва скользили телами друг по другу.

Ты не готова, сказал он.

Почему?

Ты слишком молода. Ты должна подождать, когда влюбишься.

Я никогда не влюблюсь.

Я не врала. Я помнила Семейство Кайфа; я слишком много знала о любви и никогда бы не стала такой же.

Ты подросток. Влюбляться – твое главное занятие.

Но я не хочу влюбляться. Я хочу… Ты хочешь себя разрушить? Хочешь стать шлюхой?

Нет, ответила я, но я…

Тогда прекрати просить. Ты меня подставишь. Ты же еще ребенок, черт подери. Ты – статья. Ну, может, мы…

Он отвернулся, потому что не желал спорить. Он установил правила. Мы должны были играть по ним.

Пока он спал, я трогала шрамы на его спине. Рубцы от бетона и тротуара служили доказательством его отваги, но для меня они были не совсем шрамами. Слова, вырезанные скрепками, ножами и лезвиями, – это шрамы. Ну как он мог подумать, что я невинна, когда не он, а я видела выжженные на грудях цветы и выгравированные на бедрах слова. Ах, свалившийся с десятиметрового трамплина Мистер Чемпион, распавшийся надвое, зашитый, и сейчас – как плюшевый медвежонок. Думая про Амбер и Кэсси, я поинтересовалась, больно ли было падать. Это здорово. Лучше секса. Да, очень. Жутко больно, но не страшно, потому что меня положили под капельницу с морфием.

Беспокойная от вожделения, я выползла из постели, на цыпочках пробралась к окну и отодвинула занавеску.

В Синем Доме все еще горел свет, девушка в кружевном платье в одиночестве валялась на траве, будто ее удерживали невидимые объятия. Она выглядела очень нелепо. Николас прав, подумалось мне, они там все мерзкие. Иди спать.

Я пошла и проспала до пяти утра, пока меня не разбудил пьяный и отчаянный девичий крик. Голос звучал, как песня, приятный, грубый и такой знакомый, что я решила, это все еще сон.

Льюс! нетерпеливо пропела девочка, будто она убьет себя, если ее не послушаются. Впусти меня, Льюс!

Я обвила руками своего парня в надежде, что он проснется и обнимет меня в темноте. Во сне я была на похоронах, и Джастина больше не пела, потому что была мертва.

Поутру я была как никогда непоколебима в желании стать медсестрой. Мое лицо в зеркале стало теперь совсем не румяное и пылающее, а бледное и белое, как у актрисы кабуки. И оцените: Николас украл для меня из магазина форму медсестры. Белые колготки и туфли на белой подошве. Когда он ее мне преподнес, я заорала от радости, а он держал меня за бедра и раскручивал. Я была хорошенькая, но мне было важно не это: втайне я надеялась, что наряд его возбудит. Я вернулась к жгутам и йоду.

Жгут – это широкая полоса материи, обернутая вокруг конечности. Она затягивается до такой степени, что останавливается поток крови. Необходимое давление обычно влечет за собой сосудистые и нервные повреждения. Отсюда следует, что жгут может быть использован, только чтобы спасти жизнь, возможно, жертвуя конечностью.

Я знала, что стану прекрасной медсестрой. Кто еще вынесет эту гадость?

Пока я училась, Николас смотрел выступления чемпионов на видео.

Это Кристиан Хосой, сказал он. Знаешь, кто это?

Да, знаю.

(Перемотка) Сара, оцени двойной переворот!

(Перемотка) Это Тони Хоук, смотри! Это «фейки олли импоссибл»!

(Перемотка) Это я, Николас Райский. Смотри, смотри, Сара. Вот в это месте зрители дуреют, когда я на восьми футах зависаю. (Перемотка)

Краем глаза я углядела: мальчики без рубашек, с костлявыми и гладкими грудными клетками, совсем как у него.

Я попыталась его отвлечь – предложила снять форму, если он выключит телевизор.

Ни за что. Тебе идет этот наряд. Ты в нем непорочная.

Нет, я не непорочная, сказала я. Я лишилась невинности в «Королевском Отеле».

Он ответил: Не смеши меня.

Я уселась к нему на колени, задрала рубашку и поставила засос – красную метку в дополнение к его временным шрамам.

Ты не похожа на нимфоманку.

Ох, а на кого же я похожа?

Он убрал белые пряди с моего лба и обвел пальцем мое лицо.

На Снежную Королеву.

Соседские мальчишки зашли за спидами. Одному из них, Скотти, наверное, еще и тринадцати не исполнилось. Он сделал себе надрезы в бровях.

В старые добрые дни чемпионства это было фирменной меткой Николаса. Джинсы у Скотти висели, как у Николаса, но тот не прикладывал к этому никаких усилий – он был очень тощ, потому что от спидов пропадает аппетит. Скотти с трепетом пялился на Николаса, будто не до конца понимая, чем заслужил счастье находиться с ним в одной комнате.

Когда Николас ушел в туалет, я спросила: Скотти, ты знаешь парня по имени Льюс?

Того, через дорогу? Да, знаю.

А он кто?

Он пидор. Скотти ответил так, словно больше тут говорить не о чем. Конец разговора.

Ну, а что там происходит? Почему все эти девки…

Николас вышел из туалета.

Кто это пидор? спросил он, злобно пиная скейтборд Скотти.

Льюс.

Льюс, усмехнулся Николас. Этот парень – позер. Голубец.

Николас становился нежнее, когда вокруг были его почитатели. Он мог засунуть руку мне под футболку или обнять. Сейчас он меня сторонился, потому что я согрешила, расспросив Скотти о доме, который Николас определил для меня запретным.

Ну в чем дело? Я не понимаю. Николас мог часами рассказывать о своих былых деньках варвара и отступника: о том, как мочился на полицейские машины, швырял металлистов головами в витрины. Он слушал песни, где единственными словами были «убей, разрушь, убей и сри на общество». Но когда дело касалось меня или Синего Дома, его зацикливало на чистоте.

Ребята, только расскажите мне, что там происходит. Я не буду…

Слушай, Скотти, хочешь, я переклею твою доску?

Дааааааа, протянул тот.

Так ты будешь быстрее двигаться, сказал Николас.

Да, мечтательно выдохнул Скотти, так я буду быстрее двигаться.

После ухода Скотти я приняла спидов, чтобы забить уничтожающую волну химической тоски отходняка, и стала раздражительна и беспокойна. Я бегала кросс вокруг кровати.

Почему бы тебе не прогуляться? спросил он. Ты какая-то взвинченная.

Меня могут сцапать.

Никто тебя не сцапает, настаивал он.

Есть мужик, его зовут Дирк Уоллес, он желает разодрать мне морду!

Сара, у тебя паранойя. Выберись хоть на чуть-чуть.

Он провел рукой по колесикам своего скейта. Ну вот, началось, подумала я. У меня дар отваживать от себя людей.

Ну а куда мне податься?

Не суйся в центр. Поезжай домой и посмотри, ошивается ли там Сильвия.

Мне возвращаться?

Ну конечно. Он взъерошил мне волосы. Я спать без моей беглянки не могу.

Если честно, я была только рада выбраться из его квартиры. Снаружи ветер бушевал в сумеречном фиолетовом небе. Я бродила по улочкам за разрушенными домами, пиная гравий и надеясь на грозу. Я знала, куда мне хотелось податься, и бороться с соблазном было бесполезно.

Я сильно запыхалась, когда добралась до Синего Дома. Никогда в жизни я еще так не волновалась. Сердце стучало так сильно и быстро, что казалось, оно выпрыгнет наружу прямо через кожу. За последнюю неделю я побывала в стольких местах, спала в стольких чужих кроватях: Мин, задворки, кафе, «Королевский Отель», «Склеп», «Белые Дубы», постель скейтера – каждый следующий шаг делал меня отважнее и храбрее. С таким же успехом мог бы пройти и год с того момента, как я, безмолвная и никудышная, торчала в лесу. Если у Мина я была нервной и тихой, то сейчас стала беспутной, возбужденной и уверенной. Уверенной, что это будет лучшее из всех мест, что я видела. Уверенной, я была такой уверенной.

Я постучалась в дверь.