Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Вот и у Зураба Ахметовича этот его новый Штакеншнейдер или Шнейдерштукер – кто ему строил этот его коттедж, оказался отнюдь не дилетантом и поставил домик на крутом бережку речки таким образом, что с веранды открывался щемящий душу прекрасный вид на заливной луг и на такую вот чисто русскую излучину неширокой реки, когда сужаясь перед изгибом, речка стоит недвижима глубоким омутом, покрытая листьями белых водяных лилий, а за поворотом, разливается вдвое и втрое, и уже бежит себе весело желтым песчаным мелководьем.

Наверное, дети местные, да и дачники, что из Москвы на лето приезжали, любили здесь купаться, – подумал Лагутин, – а теперь Зураб Ахметович отгородил десять гектаров, да пустил вдоль забора охранников с собаками, не покупаться, не порезвиться местной теперь детворе. Зато самому Зурабу хорошо. Никто думать не мешает.

– Так, даёшь денег на новое шоу? – спросил Лагутин впавшего в нирвану Зураба Ахметовича.

– Уж больно дорого твое это шоу стоит, – как бы очнувшись, и сфокусировав рассеянный дотоле взгляд, ответил Зураб Ахметович, – это ваше телевидение, оно ни пощупать, его ни потрогать его, не сосчитать, а денег очень больших требует.

Вот, я к примеру водочные заводы у себя на Кавказе имею, так водка, ее когда отгружаешь фурами на Москву, все фуры сосчитать можно, сколько машин выехало, сколько в каждой машине сотен ящиков, сколько до Москвы доехало, сколько на склады поступило, а это ваше телевидение, я не умею его сосчитать.

– Но тем не менее, это бизнес выгодный, – улыбнулся Лагутин.

– Был бы он не выгодный, я бы с тобой не разговаривал, дорогой уважаемый, – подняв кисть правой руки, подавая знак нукерам, чтобы приблизились, сказал Зураб Ахметович, – чаю свежей заварки давай выпьем и дальше поговорим, мне этот твой проект пока не совсем понятен, дорогой уважаемый.

Алкоголя в доме не подавали, говорили, что Зураб Ахметович готовится совершить хадж в Мекку на следующий год.

Два нукера восточной наружности тихо и быстро сервировали стол для чаепития, и покуда они возились с чайниками и пиалами, Зураб Ахметович молчал и глядя в даль перебирал свои четки.

– Денег дам, но для страховки, найди мне еще одного гаранта-соинвестора, опытного в этих ваших медиа-делах, – сделав два неторопливых глотка, сказал Зураб Ахметович, – если найдешь мне подельника в пополам, в пятьдесят на пятьдесят, и такого, чтобы я его знал, и такого, чтобы в твоем этом шайтан-телевидении понимал, тогда я готов открыть финансирование.

– Это разумно, – кивнул Лагутин, – только если я найду тебе компаньона что хорошо разбирается в медиа-бизнесе, и с именем известным в моих телевизионных кругах, тогда может не обязательно пятьдесят на пятьдесят?

– Поговорим, обсудим, – кивнул Зураб Ахметович, – но еще бы я хотел тогда, чтобы и ты вложил своих, хотя бы пять процентов, причем наличными, тогда я согласен и увеличить свою долю инвестиций.

– Хитрюга этот водочник, – подумал Лагутин, прикидывая, кому он может предложить стать гарантом и соучастником. Нового шоу, – надо их с этим питерским что-ли с Гришей Золотниковым свести?

А Гриша Золотников в это время тоже был на даче и гонял там шары на русском бильярде.

Ехать на дачу в дождливую погоду – это было в чистом виде выполнением жениной прихоти. В абитьюде жены Гриши Золотникова Насти наблюдалась строгая приверженность некогда заведенным правилам, регламентам и ритуалам. Вот положено в еще не завершенный сентябрем летний период выезжать в конце недели на дачу, значит умри, но поезжай! И ни дождь в пятницу, ни прогнозы заморозков на субботу-воскресение, не давали Грише освобождения от ритуального выезда, как легкий насморк не давал его сыну второклашке вожделенного освобождения от ненавистной физкультуры.

Дождь барабанил по жестяным подоконникам.

– Это надо же, какие тебе звонкие подоконники строители сделали, – пустив свояка в дальнюю лузу, и натирая кий мелом для нового удара, сказал Сева.

Сева Карпов с женой Анечкой, тоже приехали на эти выходные погостить. И только разве что приезд гостей и развеял на немного грустное дождливое обязательство Гриши сидеть весь уикенд здесь на берегу озера в Кирилловском и слушать, как дождь стучит по жестяным подоконникам.

– Слыхал про Алиску Хованскую, что она с Митей Красивым в аварию попала? – спросил Гриша, прицеливая от борта трудного чужого в среднюю лузу.

– Слыхал, мне Максимка наш Тушников вчера рассказал, – кивнул Сева, доставая из бара очередную бутылочку холодного Туборга.

– Завидует Максимка Алиске, завидует, – хмыкнул Гриша, – надо это здоровое чувство зависти поставить на службу общему делу.

– Ну, он у нас и так на все сто застимулирован, – с веселым пшиканием открыв бутылку и делая добрый глоток их горлышка, сказал Сева, – в клубе ломовая посещаемость, у меня к нему как к арт-директору претензий нет.

– Не только одним нашим клубом ограничивается шоу-бизнес, дружище Биттнер, – назидательно заметил Гриша и ловким щелчком кия метко заслал трудного шара в дальнюю лузу.

– Хочешь расширяться? – поинтересовался Сева, – есть мысли?

– Это нормальный ход мышления для делового человека, – развел руками Гриша и улыбнулся, – если у тебя одна точка работает очень хорошо и дает тебе хорошую прибыль, то отчего не открыть вторую точку?

– Второй клуб? – спросил Сева, – и тоже с Максимом, как с арт-директором?

– Ну что ты все "клуб, да клуб"? Узко мыслишь, Сева, шоу-бизнес это не только клубы, но и кино, и телевидение, и продажа музыкальных дисков, и концертный чес…

– Заслать Максимку по провинциям с чесом по городам, как раньше группа Мираж и Ласковый Май с Веркой-Сердючкой чесали? – с сомнением покачал головой Сева.

– Надо будет – и зашлем, – с безжалостной твердостью вивисектора – резателя лягушек, сказал Гриша, – Максим мой раб, Максим это мой станок для зарабатывания денег, я его купил, я его и выжму до остатка, до полной выработки моторесурса, понятно?

– Понятно, – кивнул Сева и подумал про себя, – а его самого, а Севу, он выжмет до полного износа? Или как?

– Мальчики-и-и! Мальчики, обедать! – послышалось снизу.

– Настя зовет, пошли, она не любит, когда к столу опаздывают, – сказал Гриша, вытирая белый от мела руки, – там они нам такой обед насочиняли, как Чайковский с Мусоргским, симфония, а не обед.

Настя любила принимать по-простому, без прислуги. Ей очень нравились передачи по телевизору про то, как жена одного известного кинорежиссера ловко управляется на кухне, и поэтому тоже все что касалось питания семьи, брала на себя.

Нынче была суббота, и поэтому обедали в отсутствии младшего Золотникова, который в этот момент был еще на занятиях в гимназии. После уроков его встречал и привозил на дачу Гришин шофер.

– На закуски у нас салат из своих парниковых овощей, холодный отварной язык с хреном, холодец и грузди соленые, – во всем стараясь подражать той самой жене известного кинорежиссера, сказала Настя. Подбоченясь, в красивом кухонном передничке, она была и в самом деле хороша. Образцовая жена образцового бизнесмена.

– Под такую закусочку можно и по пятьдесят грамм русской очищенной, – хлопнув в ладоши и протягиваясь к запотелому графинчику, сказал Гриша, – давайте, девочки, вино в сторону, русские люди в конце-концов.

Мужчины смачно выпили.

Женщины пригубили и поставили назад недопив и половины.

– Слушайте, со мной тут такая смешная история в среду была, – сказала жена Севы Аня Карпова, – я на неделе собралась в Финляндию к школьной подруге, на один денек туда и обратно.

– О! Точно, это такая история, обхохочитесь, – подтвердил Сева, показывая Грише, чтобы наливал еще по одной.

– Собралась я к подруге, она в Хельсинки давно уже замужем за финном…

– Ну ясное дело, не за якутом, – хмыкнул Гриша.