Mon AGENT или История забывшего прошлое шпиона

Агент кивнул и закрыл за собой дверь.

Богомол протянул руку к кнопке вызова личного помощника. Проклятого «гоя» с его остаточными воспоминаниями надо было немедленно пускать в расход! Но шеф Института в последний момент всё же не стал отдавать приказ об уничтожении. Он не смог даже самому себе объяснить, почему поступил таким образом.

Утро выдалось нелёгким. Профессору Мари пришлось долго возиться, пытаясь разбудить свою дочь Джеки. Феноменально способная девочка решила продемонстрировать столь часто свойственную подросткам вредность, а потому решительно отказалась открыть глаза, подняться и заняться сборами в школу. Наконец у Мари лопнуло терпение и, будучи уже полностью одетой и готовой ехать на работу в университет, она присела на кровать дочери. Судя по прекратившемуся сопению, ребёнок проснулся, но из упрямства не желал подавать признаков жизни. Мари с улыбкой потянула на себя одеяло. Одеяло тут же потянули в обратную сторону, и оно плотно укутало голову юного существа, отказывающегося признать наступление дня. Мать с удовольствием посмотрела на оголившиеся стройные жеребячьи ноги будущей покорительницы мужских сердец. Но, к сожалению, долго любоваться не было времени. Красавица-профессор — смугловатая, с огромными серыми глазами — засунула под одеяло узкую ладонь и в тёплой пещере нежно нащупала лицо хулиганки. Ладонь почувствовала бугорок носа, горячее дыхание и, наконец, улыбку, за которой последовал нежный поцелуй. Под одеялом зашевелились, и из щели показалось круглое симпатичное личико с поразительными глазами ярко-синего цвета.

— Я очень люблю тебя, мама! — чуть сонным голосом произнесла обладательница синих глаз и длинных худых ног.

— Я люблю тебя, Джеки! — тихо сказала Мари, проглотив комок в горле. — Пора вставать!

Прошло два года после того, как случилось подаренное Богом чудо и мёртвые мать и дочь смогли вернуться из Ада обратно на грешную Землю. Прошло два года с тех пор, как их — оборванных и счастливых — встретило в ангольской пустыне племя аборигенов.

Прошло два года с того момента, как Джеки, рождённая слепой, обрела глаза, детство и будущее. Мать и дочь предпочитали никогда не вспоминать о том, что происходило с ними в потустороннем мире. Мари надеялась, что та, кто оказала им милость и вернула жизнь, не забудет об их нежелании вновь совершить путешествие к Альфе Центавра, когда эта жизнь приблизится к своему естественному концу. Та вечность, которую они смогли увидеть по ту сторону смерти, их никак не привлекала. Они раз и навсегда решили, что на Земле можно найти гораздо больше доброты, справедливости и сострадания, чем в Царстве Божием. Им никогда не снились кошмары, и Мари была благодарна Высшему Существу, которое, если уж решило наконец проявлять внимание к их семье, то делало это последовательно, постоянно и без оговорок. Мать и дочь были счастливы, на редкость здоровы и красивы. Они нравились людям. Всё как-то очень просто устроилось с объяснениями, документами и деньгами. Если в чём-то возникала нужда, необходимое вдруг каким-то чудом появлялось то в кармане, то в пустовавшем до этого шкафу, то утром на кухонном столе. Они занимались тем, что нравилось, — общением, книгами, путешествиями и лингвистикой. Последнее удавалось им так хорошо, что вскоре научный дуэт профессора и тринадцатилетней школьницы стал всемирно знаменитым. Ходили разговоры о том, что их феноменальные достижения в восстановлении праязыка человечества будут вскоре представлены на соискание Нобелевской премии. Они наслаждались каждой минутой общения и любили друг друга так, как способны любить только те, кто навсегда потерял любимого человека, горько оплакал его, а потом вдруг встретил его вновь. Наверное, так порою случалось во время Великой войны с родителями солдат, объявленных погибшими, а потом неожиданно вернувшихся домой. У матери и дочери не было и не могло быть секретов или тем, запретных для обсуждения, — ведь какие секреты могут быть между теми, кто видел зелёное солнце Рая и оранжевое небо Преисподней?

Вскоре после возвращения, состоявшегося два года назад в ничем не примечательном месте ангольской пустыни, возле дорожного знака «15-й километр», Мари поняла, кому она была обязана этим чудом. Она смогла оценить благородство той, кого раньше так часто проклинала за несправедливые муки, которые без всякой вины пришлось пережить ей и её ребёнку. Она поняла причину, по которой «плохие вещи случаются с хорошими людьми». Бог слишком велик и милосерден, чтобы глупо и мелочно испытывать человека, вновь и вновь причиняя ему страдания и боль. Только те, кто убог душой и разумом, способны верить в такую чушь и по-собачьи преданно поклоняться ими самими сотворённому образу Всемогущего чудовища. Нет, пришла к своему выстраданному выводу профессор Мари, Бог таков же, как и мы — созданные им по своему образу и подобию. Он добр, но забывчив, умён, но способен вспылить, он может учиться, влюбляться и разочаровываться. Он одновременно учитель и ученик, вечный старец и подросток, который так никогда и не сможет до конца повзрослеть. Он далёк от совершенства и потому так поразился доброте и человеколюбию своего собственного создания — сына плотника из Назарета. Он хочет стать лучше и хочет любви. И он — женщина.

Разумеется, в том, что касается Высшего Существа, никто и никогда не сможет быть до конца хоть в чём-то уверенным. В конце концов, на то оно и Высшее Существо! Примерно так же никогда нельзя предсказать, чем закончится тропический ураган или любовь между мужчиной и женщиной. Однако Учитель, которого Мари так уважала, но не смогла полюбить, был одним из тех, с кем Бог действительно общался. Он-то знал что говорил, утверждая, что голос в его снах и видениях был женским. В том, что касалось Мари, были по крайней мере две вещи, которые заставляли её соглашаться с Учителем. Так, ей даровали счастье жизни со своим единственным ребёнком. Но ей так и не была подарена ещё одна милость — радость пребывания с любимым мужчиной. Её избранник, с которым она провела единственную ночь в самом невообразимом для настоящей любви месте, был далеко-далеко, где-то по ту сторону Альфы Центавра. Мари очень сильно подозревала, что Высшее Существо, даже проявив бездну милосердия и послав ей и её дочери всяческие блага, всё же поступило непоследовательно и очень по-женски, решив удержать в руке последний кирпичик полного счастья. «Возможно, — горько улыбнулась про себя сероглазая лингвистка, — что и Бог иногда может попадать в любовный треугольник!» Так или иначе, но у Джеки чудесным образом появились глаза того интенсивно-синего цвета, который явно отсутствовал у её родителей, бабушек и дедушек. Подобные глаза Мари до этого встречала лишь однажды и хорошо помнила как их обладательницу, так и обстоятельства той встречи.

Джеки, как всегда, провела слишком много времени перед зеркалом и слишком мало за завтраком. Матери пришлось на ходу, не разбирая, захватить утреннюю почту. Небольшая серебристая машина, весело отражающая лучи ароматного летнего утра, быстро домчала мать и дочь до школы. Очаровательная в своей угловатости девочка-подросток взбежала по ступеням, махнув рукой перед тем, как погрузиться в болтовню с подругами, которые никогда не умирали, не жили во тьме и не просыпались в зловещих лучах оранжевого солнца с огромными синяками на детском теле. Мари вздохнула и, бросив взгляд на часы, решила просмотреть почту. Там были газеты, по-прежнему обсуждавшие террористическую атаку на госпиталь в стране избранных, счета за квартиру, рекламные буклеты и, как всегда, приглашения посетить конференции, выступить с лекциями или побывать на благотворительных вечерах. Мари привычно сложила их в пачку: она игнорировала большинство из них, так как не хотела расставаться с Джеки даже ненадолго, совместные же поездки предполагали бы постоянное отсутствие дочери в школе. А ведь пропускать уроки не должен даже будущий Нобелевский лауреат!

Мари не смогла бы сказать, почему одно из только что прочтённых писем вновь привлекло её внимание. Скорее всего, приглашение библиотеки Британского музея посетить Лондон понравилось ей возможностью поучаствовать в расшифровке древнего письменного памятника, недавно найденного в Египте. Возможно, впрочем, что на её решение могла повлиять и приложенная фотография документа. Мари показалось, что когда-то она уже видела этот почерк и картуш-иероглиф, которым был подписан документ. И что принадлежал он тому, из-за кого она так и не смогла заставить себя ещё хоть раз взять в руки Ветхий Завет.