Танец судьбы

Каждую свободную минуту Шон работал на стройке, и постепенно, когда стали видны очертания комнат, где предстояло хозяйничать Мэри, мечты об отъезде в Америку сменились обсуждением мебели, которую Шон сделает в мастерской. И еще разговорами о том, кого они пригласят на новоселье в огромный новый дом после свадьбы.

Мэри была одинока, семья Шона стала для нее родной. Она помогала Колин, младшей сестре Шона, писать буквы, вместе с его матерью пекла пироги и училась у Майкла доить скот. Все они, в свою очередь, были очень расположены к внимательной и способной девушке.

Семья Шона была небогатой, но сто акров земли приносили стабильный доход, а сама ферма обеспечивала всем необходимым: молоком, яйцами, бараниной и овечьей шерстью. Майкл и Шон работали от рассвета до заката, чтобы получить максимальную прибыль.

По выражению лиц местных жителей, которые заходили к Райанам и знакомились с Мэри, она понимала, что многие считали ее счастливицей.

«А сейчас, — думала девушка, торопливо вытирая глаза платком, — все это у меня отнимут. Хорошо, что Шон надеется вернуться живым и здоровым, но если все выйдет иначе?»

Мэри вздохнула. Ей следовало почувствовать: с самого начала все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она уже уведомила о своем уходе хозяина особняка, намереваясь прекратить работать в следующем месяце и заняться подготовкой к свадьбе. Мэри задумалась: стоит ли теперь, учитывая сложившиеся обстоятельства, делать это? Если она поселится у Райанов и будет ждать возвращения Шона с войны, то потеряет независимость и деньги, которыми может распоряжаться сама. А если Шон не вернется, она, скорее всего, так и умрет старой девой в доме родителей погибшего жениха.

Встав, Мэри направилась в сторону Дануорли-Хауса. Хотя миссис О'Флэннери, экономка, не особенно жаловала Мэри, она высоко ценила ее трудолюбие и была расстроена, когда та предупредила ее о предстоящем уходе. Да и сам Себастьян Лайл и его мать с грустью восприняли это известие.

Поднимаясь на скалу, Мэри не сомневалась, что сможет сохранить работу в особняке. По крайней мере, до возвращения Шона. Входя в кухню, девушка собрала волю в кулак. Она решила поступиться гордостью и попросить экономку оставить ее, пусть даже та будет злорадствовать. В любом случае это меньшее из двух зол. Почти всю жизнь Мэри не была хозяйкой собственной судьбы, но в итоге вырвалась на волю.

И теперь ей совсем не хотелось возвращаться в тюрьму.

10

Мэри провожала Шона на войну, стиснув зубы, чтобы не дать воли эмоциям. Вернувшись в Дануорли-Хаус, она, взяв себя в руки, вновь приступила к работе.

Шли месяцы. Новости с фронта Мэри рассказывал Себастьян Лайл, раз в неделю получавший из Англии «Таймс». Время от времени приходили письма и от Шона — он уже был по ту сторону Ла-Манша и даже участвовал в сражении за город Моне. Судя по письмам, Шон пребывал в отличном настроении и наслаждался духом товарищества «ирландцев» — так все называли солдат Ирландской гвардии. Но, к сожалению, батальон Шона уже понес потери: в письмах он рассказывал о погибших и раненых друзьях.

Иногда Мэри заходила навестить Райанов, но вид недостроенного дома — никто не занимался им с тех пор, как Шон и другие молодые парни из деревни ушли на фронт, — расстраивал ее.

Она как будто замерла в тихой бухте, ожидая решения своей участи.

Через девять месяцев письма от Шона стали приходить реже. Мэри писала ему каждую неделю, пытаясь выяснить, когда он получит обещанный отпуск. В последнем письме Шон упомянул, что должен на четыре дня отправиться в казармы Ирландской гвардии в Лондоне, но этого времени не хватило бы даже на то, чтобы добраться до Западного Корка.

Из статьи в «Таймс» Мэри узнала, что тысячи солдат союзнических войск погибли в сражении у Ипра.

Себастьян Лайл уехал из Ирландии пять месяцев назад. Он не мог отправиться на фронт, так как страдал от астмы, но говорил, что собирается оказать посильную помощь в Форин-офис [5].

В особняке Дануорли воцарилась тишина. В доме осталась только Эвелин Лайл. Гостей не приглашали, и трем слугам было практически нечем заняться. Помощницу горничной уволили, так что Мэри пришлось взять на себя дополнительные обязанности. Она вместе со всеми обитателями дома ждала и надеялась.

Восемнадцать месяцев спустя Себастьян Лайл вернулся домой. Было приятно, что наконец-то можно обслужить хозяев за столом. Эвелин вышла из состояния оцепенения и спустилась вниз, чтобы поужинать в гостиной вместе с сыном. Два дня спустя Мэри вызвали в кабинет хозяина дома.

— Вы хотели видеть меня, сэр? — спросила она, входя. — Да.

Бесцветные голубые глаза Себастьяна Лайла, казалось, еще более глубоко впали, чем раньше. Он был худым, измученным, выглядел вдвое старше своего возраста. Его рыжие волосы начинали редеть, и Мэри подумала, что благородное происхождение не гарантирует безупречной внешности.

— В наш дом в Лондоне требуется горничная. Я предложил тебя. Что ты об этом думаешь?

Потрясенная, Мэри смотрела на хозяина:

— Я? В Лондон?

— Да. Теперь, когда я вернулся, здесь справится миссис О'Флэннери и приходящая на день горничная из деревни. А в Лондоне крайне сложно найти прислугу, ведь все силы сейчас мобилизованы на нужды фронта, девушки идут на военные заводы и берут на себя мужскую работу: водят автобусы и все такое прочее. Мой брат просил меня подыскать кого-нибудь в Ирландии, а ты лучшая кандидатура.

— Лондон! — Мэри вздохнула. Именно там расположены казармы Шона. Возможно, в следующий раз, когда он приедет в отпуск из Франции, она сможет встретиться с ним. Кроме того, это было настоящее приключение, и она не хотела упускать такую возможность. — Думаю, это замечательно, сэр. Мои обязанности будут такими же, как здесь?

— Да, примерно. Дом гораздо больше этого, и раньше в нем работали двадцать человек. Сейчас мы сократили количество прислуги до десяти, так что каждый выполняет какую-то грязную работу. У тебя будет красивое форменное платье, комната на двоих с еще одной горничной и зарплата тридцать шиллингов в месяц. Тебя это устраивает?

— Думаю, вполне, сэр.

— Замечательно, Мэри. Дай мне знать, как только примешь решение, и я организую твой отъезд в Лондон.

— Да, сэр, конечно.

Через несколько дней Мэри спустилась на ферму к родителям Шона, чтобы рассказать о своих планах. Неудивительно, что их ничуть не обрадовала новость об отъезде из Ирландии невесты отсутствующего сына.

— Но, Бриджет, — объясняла Мэри, пока они вдвоем пили чай в кухне, — я хочу поехать, поскольку у меня помнится возможность увидеть Шона, когда он в следующий раз получит отпуск.

— Все это, конечно, замечательно. Но дочь моей кузины, которая отправилась в Лондон в прошлом году, говорит, что там не любят прислугу из Ирландии. Англичане будут относиться к тебе свысока, — фыркнула Бриджет.

— Можно подумать, меня это волнует! Не сомневайтесь, я смогу постоять за себя. — Мэри невозмутимо улыбнулась, с трудом скрывая радость.

— Мэри, только обещай мне, что, когда война закончится, ты вернешься домой, к жениху, — попросила Бриджет.

— Вы знаете, что больше всего в жизни я хочу быть рядом с Шоном. Но раз я могу заняться чем-то полезным, дожидаясь его, и заработать для нас обоих еще немного денег, думаю, не стоит отказываться.

— Что ж, будь осторожна в этом ужасном городе. — Бриджет содрогнулась при одной мысли о Лондоне.

— Не волнуйтесь за меня. Все будет хорошо. Обещаю.

Мэри ни капли не боялась, отправляясь в длинное путешествие. Сначала в Дублин, потом на корабле в Ливерпуль, затем на юг в забитом поезде, который прибыл на большой вокзал. Вытащив саквояж на платформу, Мэри осмотрелась. Она знала, что ее будет встречать человек с листом бумаги с ее именем. Мэри разглядывала толпу цвета хаки: кто-то грустно прощался, кто-то, наоборот, радостно приветствовал прибывших с фронта, — и наконец, увидела мужчину в красивой форменной одежде, который держал в руке листок с именем «Мэри».