Летящий и спящий (сборник)
Летящий и спящий (сборник) читать книгу онлайн
Генрих Сапгир известен читателям как поэт, детский писатель, автор сценариев популярных мультфильмов. Настоящую книгу составила преимущественно его проза — легкая, ироничная, эротичная и фантасмагорическая. Включенные в издание поэтические тексты близки рассказам по поэтике и настроению, составляют с прозой стилевое единство. В целом книга являет собой образец гротескного письма в литературе.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Но мне чудилось, пустота, которая прежде таилась в углах, гаражах и под лестницей, теперь явно выпячивалась вперед и даже лезла на глаза. Вот. Пустой переулок. И в нем пустая телефонная будка. Можно зайти в нее, заполнить своим телом, но мне никуда не надо звонить, и будка остается пустой. Остановился троллейбус, совершенно пустой — даже водителя в нем, по-моему, не видно. Сейчас бы вскочить в него, чтобы хоть кто-нибудь в нем оказался. Но мне никуда не надо ехать, и троллейбус трогается — пустой.
Какой-то пустой день. Можно было, правда, заглянуть к моему литературному приятелю. Но разговоры такие пустые, жена у него такая пустышечка, даже такса — пустолайка. Так что не надо. Из пустого ведра не вычерпать пустоты. И если такой пословицы нет, то она будет.
Решил просто пройтись. Вдоль пустых витрин. Прохожих немного, пройдут — и пустота. До следующего прохожего. Проехала машина — и опять пустота во всю улицу — таким колоссальным, бесцветным желе, в котором идешь и вязнешь.
От нечего делать обратил внимание: идет впереди джинсовая пара — парень и девушка. Между ними просвет — и этот просвет свою форму имеет, будто тоже кто-то между ними идет. Может быть, потому что эти двое такие одинаковые с черными длинными волосами, как братья, представился между ними третий, такой же, как они, и на таких же высоких каблуках. Идет между ними, обнимает обоих, то одной щеки коснется, то другой. Войдут двое в кафе, а между ними третья — пустота.
— Что вашей девушке налить? — усмехнется бармен.
— Какой? — спросит парень.
— А вот этой, которой не видать, все отворачивается.
— Этой — кислородный пунш.
— Как? — не поймет бармен.
— А напиток такой: смесь из кислорода и азота, — в свою очередь усмехнется парень. — Не слыхали? Такие, как она, теперь все это пьют. Даже кое-где не хватает, говорят.
— Дефицит? — посочувствует бармен.
— Дефицит.
Так они и живут втроем. И с какой из них он проводит ночь, самому непонятно.
Много таких семей есть в городе. Дома «люди во плоти», я бы так их назвал, все больше полеживают и на экран смотрят. А их бесплотные братья и сестры по квартире ходят, рюмками в буфете звенят. Пустые листы разворачивают и читают — как газеты. Что-то перебирают, чем-то шелестят. Муж с женой рассорились, а эти пьют коктейль «кислород с азотом», обнимаются, только складки портьер бурно ходят, и чайник в кухне засвистит. В общем, живут за своих двойников во плоти. Бесплотным в нашей пустоте жить весело, это же их мир, настоящий. Волны незримой ткани одевают бесплотных по моде невидимого мира. Только не надо какому-нибудь глупцу во плоти в него рядиться. Вот и получится голый король. Пустота живет по своим законам и не менее разнообразна. В каком-то смысле пустота даже более перспективна, чем наш материальный мир, в котором мы сами давно разочаровались, только не признаемся себе в этом.
Вот и видел я в это воскресенье больше пустоты, чем надо. Я хотел ее видеть, вот и видел. А сколько еще той, которую мы не видим: неявной пустоты.
4
Я об этом еще не думал и думать не хотел. Я вообще не желал ввязываться в этот процесс, затягивает. Я ведь только пустой скудельный сосуд, все жду, что меня чем-нибудь стоящим наполнят. Плотные мысли — вроде растительного масла мне представляются. Или разные эмоции — клубничное варенье, кипит, кипит, самое вкусное — пенка — сверху образуется. Засахарился, засиропился… Но ведь этого ничего нет. Провожу по стенкам — гладко и пусто. Это хорошо, что пусто. Бог подаст. Что там блестит в вышине? А, звезды. А я думал, что для меня, в меня падает. Что упало, то пропало. Но это же просто удивительно, до чего жадная сущность человеческая! Как она все поглощает! Это ребенок, за которым нет пригляда, кушает всякую дрянь — зеленые дички с земли, незрелые сливы. Говорят, крепче будет. А потом все удивляются, откуда у нашей Машеньки понос и дизентерия. А оттуда у вашей Машеньки — интеллигенции — понос и дизентерия, что всякую дрянь под видом просвещения и патриотизма кушала. Нет, нет, тысячу раз нет. Пусть буду пуст. Да не войдет в меня ничего неподобающего. Не для этого же слеплен, и придана мне божественная форма на вечно крутящемся гончарном кругу.
У меня на шкафу под потолком стоит древнегреческая амфора с отбитым частично горлом и ракушками, которые наросли на нее этаким украшением. Лет двенадцать назад я купил ее в Ялте у водолазов — крепких светловолосых парней. Им срочно нужна была средняя сумма (по тем временам), чтобы посидеть (по тем временам прилично) в облюбованном ими ресторане «Волна» на веранде. Все с тех давних пор развеялось как дым: и деньги в первый же вечер, и настроение тогда, и парни, те, какими они были, и Ялта, которой тоже уже давно нет, — одни воспоминания. А воспоминания, кстати, весьма ветхие, — не окрашенная ли в цвета реальности пустота? Вот амфора стоит на шкафу. Правда, я ее давно не касался. Боюсь, дотронусь до нее, она и рассыплется красноватой пылью. Не трогай воспоминаний. Нет, не удержать этой реальности, не закрепить. Разве что искусство способно на это — и то весьма, весьма условно. Поставит замысловатую закорючку — знак, а все чувства проявлять предоставляется тебе. Наполнять свой пустой сосуд. О чем и стихи в тетрадке.
Твое вино давно смешалось с морем.
Но вот со дна берут тебя, несут…
Я, как и ты, кувшин, пустой сосуд —
Мы оба пятен времени не смоем.
Когда любовь уходит, остается пустота привычных отношений.
Полые старики — будто мешки, из которых наполовину высыпали картофель.
Все думали — подтекст, а оказалось — пустота.
Когда опускаешь монету в монетоприемник, там звякает — слышно: пустота.
Старческие руки, которые все время бесцельно двигаются, теребят и вяжут пустоту, как пуловер.
В старом доме и в новом здании пахнет пустота сыростью, штукатуркой.
Я видел большой склад, вроде дровяного, там мерили пустоту на кубометры и взвешивали на напольных весах, как зерно. Я видел, дюжий мужик получил кубометр пустоты. Он упер руки в бедра и подставил широкую спину. Рабочие разом поставили этот куб ему на спину. Так и понес, не разгибаясь.
У меня было пять кубометров пустоты, одному не унести. Пришлось нанимать машину со стороны. Дерут, будто она золотая.
— Да ты имей совесть, — говорю шоферу, — это же тьфу, пустота одна. Ну что это, скажи мне, кому это надо?
— Вам вот надо, — с достоинством ответил он.
Логично.
В России давно предпочитали пустоту и в политическом смысле, в виде «потемкинских деревень», и в общественном, вроде «мертвых душ». Примеров достаточно. О близком вообще говорить не будем. Стройки века. Чудовищная пустота. И Гоголь, Гоголь, Гоголь… А вот и Салтыков-Щедрин, а вот и Салтыков-Щедрин… возьмите и меня, возьмите и меня…! за дрожками…
Но пустынька, пустынь, пустыня — спасение… А как еще и думать теперь, если не по Розанову? Прости, Василь-Васильевич, что имя твое упомянул всуе. Но ведь свято место будет пусто, это ты знал.
В лаборатории давно изучали пустоту, вакуум. В колбах, в ретортах, в стеклянных баллонах — всюду была пустота. Посередине зала на специальной подставке высилась огромная стеклянная банка. В ней плотно стояла пустота.
— Пока что ничего из нее не выросло, — почти жаловался мне академик. — Но не теряем надежды.
Я хотел сказать что-нибудь подобающее моменту, но растерялся и спросил:
— А что прежде было в этой банке?
— Как что? — недоуменно сказал ученый. — А что в ней, по-вашему, должно было быть?