Русская книга

Брат Федора, юный Александр, еще не получивший тогда прозвище «Невский», тоже присутствовал на странной свадьбе. В тот момент Александр бы совсем ребенком. Говорят, он сильно горевал по Федору. Часто вспоминал его. Пытался как-то помогать невесте, ставшей вдовой еще до брачной ночи. Правда, через несколько лет после всех этих событий на Залесье обрушился удар монгольских принцев, а вслед за ним еще и княжеская междоусобица, а потом папа Александра обнял выживших сыновей и уехал к грозному Батыю, и все так завертелось – в общем, Александру стало не до сентиментальных воспоминаний.

В 1243-м Батыю доложили о прибытии странного визитера. Откуда-то с севера в его ставку прибыл человек, уверявший, будто является повелителем богатых мехами и прочим богатством лесов.

– И чего он хочет? – спросил Батый.

– Он хочет изъявить покорность и попросить о принятии в подданство, мой господин.

– Да? Это хорошее желание. Сообщите ему, что мы его примем. Как зовут этого раба?

– Сейчас, повелитель… э-э… Какое-то странное имя. А, вот: Ярослав, мой господин.

– Ярослав? Хорошо.

Всю жизнь непутевый князь Ярослав искал возможности приткнуться к кому-нибудь побогаче. Не стоит его за это винить: по-другому в нищем Переславле было просто не выжить. Тем более с такой большой семьей, как у него. Не осталось ни единого соседа, которому бы князь не пытался продать свой меч. Ярослав воевал за Новгород (неудачно), участвовал в междоусобицах в Залесье (неудачно), пробовал занять бесхозные города на Руси (каждый раз бывал изгнан). Удача улыбнулась ему всего один раз: монголы перебили в Залесье его более старших родственников, и ничто вроде бы не мешало Ярославу стать единственным господином этих богатых земель. Однако и тут все пошло не гладко: когда не осталось старших, Ярослава стали теснить уже младшие родственники. И даже вообще не родственники, а всякие проходимцы.

Прежние князья в таких случаях сразу же ехали на Русь. Там они искали себе союзников и воинов, которые станут за них сражаться. А вот Ярослав решил, что Бог-то с ней, с Русью. Раз родственники кинули его самого разбираться с проблемами, то он станет просить помощи у степняков.

Другие русские князья тоже ездили к Батыю. Из Чернигова приезжал князь Михаил, из Галича – верховный правитель всей Руси, князь Даниил. В конце концов, их княжества располагались по соседству со Степью, а единственным господином Степи теперь был именно Батый. Визитерам в Золотой Орде оказывались почести, как и подобает государям независимых соседних государств. Сами князья вели себя надменно: для них, христиан, хан-язычник, каким бы блестящим ни был его двор, все равно не сильно отличался от животного.

Ярослав приехал совсем иначе. Господином независимого княжества он не был, но собирался стать. Пав ниц перед Батыем, он молил Повелителя Вселенной принять под свою милостивую руку все Залесье и позволить ему, Ярославу, лично покарать тех, кто не признает власти Батыя.

Брови на монгольском лице Батыя непроизвольно поползли вверх. Инициатива Ярослава выглядела странно. Князь просил разрешения от имени хана править на тех землях, которые вообще-то Батыю не принадлежали. Впрочем, возражать против этой идеи монгольский владыка, разумеется, не стал.

В Степи монголы чувствовали себя уверенно – это был их дом. Сложнее было с землями, управлять которыми напрямую монголы не могли. С горами, болотами или лесами: тут степная конница бесполезна. Даже крошечный отряд местных перебьет ее из засады как детей. Без посторонней помощи установить свою власть над территориями типа Залесья татары все равно бы не смогли. Максимум, что им светило: грабить время от времени затерянные в лесах крепости. Да и то: много ты награбишь в незнакомой пересеченной местности, где вдобавок нечем кормить лошадей? В лесу татарам были необходимы какие-то союзники, и в этом смысле Ярослав со своей инициативой появился очень кстати. Он предлагал вполне внятную схему: аборигены сдают Ярославу меха, а если возникает проблема, хан пришлет карательный отряд.

Визитером Батый остался очень доволен. В виде особой милости Ярославу даже было позволено полакать по-собачьи с Батыевой ладони. Канцелярия хана в темпе оформила необходимые документы, подтверждавшие, что отныне Ярослав не просто залесский оборванец, а самый что ни на есть подданный Великого хана. Не оказавший ему покорности будет иметь дело с половецкими саблями.

Края, которые сегодня мы называем Россией, в тот момент были всего лишь спорной территорией. Кому именно они принадлежат, до конца ясно не было. Финские племена считали их своими, русские княжества пробовали тянуть одеяло на себя, волжские булгары – на себя. Полностью поставить эти земли под свой контроль не удавалось никому: слишком уж далекими и непокорными они были. Нужна была сила, которую безоговорочно признали бы все. И вот Ярослав вроде бы отыскал такую силу.

Для самого Ярослава это был, может быть, единственный удачный маневр за всю биографию. Через три года князь умер – зато эти три года ни одна собака не рисковала оспаривать его первенство. От Батыя в Залесье он вернулся с отрядом конницы и при ярлыке, в котором простым и понятным языком объяснялось: тот, кто не захочет склонить голову, тут же ее потеряет. Все, о чем Ярослав мечтал на протяжении десятилетий, наконец-то становилось реальностью.

Плюсы новой системы были налицо. Позже изобретенную Ярославом схему назовут «татарским игом», – но сперва это было не иго, а спасение. Опираясь на монгольские сабли, Ярослав наконец-то смог нейтрализовать всех до единого конкурентов. Дань, сбор которой прежде оборачивался большими проблемами, теперь сдавалась молча и в любом количестве. А главное: кем Ярослав был раньше? Отпрыском второстепенной княжеской семьи, правящей в захолустье и не имеющей никаких видов на будущее. Теперь он был подданным великого хана. За ним стояла вся мощь бескрайней империи. Странно, но при всем этом Ярослав вовсе не чувствовал себя счастливым.

Религия говорила ему одно, а национальность совсем другое. Что предпочесть, князь не понимал. По крови он был наполовину осетин и еще на четверть половец, а женат был на половецкой княжне, внучке хана Кончака. Считать себя подданным татарского хана для него было вполне естественно. И все равно: единственное, что ощущал князь, – чувство вины. Он мучился, маялся, но так и не мог решить, что важнее: быть тем, кем велит кровь, или оставаться христианином?

Русь всегда была крайней восточной частью христианского мира, но все-таки частью. Князья Киева и Галича никогда не забывали, у кого при вступлении на престол им следует просить благословения. Разрешать конфликты они ездили в Рим, к папам, сватались к европейским принцессам, содержали при дворе монахов католических орденов, военные блоки заключали только с христианскими государствами и иногда вместе с единоверцами участвовали в крестовых походах. Теперь Ярослав со всем этим рвал. Разворачивался совсем в ином направлении.

Впрочем, самого-то себя князь утешал тем, что на самом деле это не более чем тактический маневр. Принести присягу на верность, нарушить присягу – для любого из тогдашних князей это было плевое дело. Он, Ярослав, просто увидел шанс попользовать степняков в своих интересах, ну и постарался этот шанс не упустить. Обращение к монголам было просто кратковременным трюком – не больше.

Так бы оно, скорее всего, и вышло. Скорее всего, добившись от монголов помощи, со временем Ярослав кинул бы их точно так же, как кидал всех прежних благодетелей. Но не успел. Во время следующего визита в ставку хана он заболел и умер. Исповедь перед смертью принимал у него францисканский монах Иоанн Плано Карпини. Немеющими губами князь все повторял: передайте Римскому Понтифику, что мои клятвы язычникам ничего не значат… разумеется, ничего не значат… он просит у Бога и вселенской церкви прощения… он жил христианином и желал бы умереть как христианин… что же до голоса крови… что теперь про него вспоминать?.. у умирающих национальности не бывает, да и родина у них лишь одна: небесный Иерусалим.