Поймай меня, если сможешь

А теперь в приёмный покой вызывали меня. Я понимал, что не смогу отговориться тем, что не слышал вызов: когда громкоговоритель проверещал объявление, я как раз беседовал с двумя сестрами, но по пути насколько мог замедлял шаг.

Первым делом пошёл в туалет. Потом вместо лифта воспользовался лестницей. Я понимал, что моя медлительность может повредить тому, кто нуждается в срочной медицинской помощи, но мой поспешный приход в приёмный покой мог стать не менее губительным. Придя, я просто не буду знать, как поступить — особенно, если пациент истекает кровью.

К счастью, у этого кровотечения не было. Пострадавший оказался мертвенно-бледным парнишкой лет тринадцати. Приподнявшись на локтях, он смотрел на троицу сгрудившихся вокруг интернов. Как только я показался на пороге, они выжидательно поглядели на меня.

— Ну, что у нас здесь? — вопросил я.

— Похоже на то, что простой перелом tibia, берцовой кости сантиметрах в двенадцати ниже patella, колена, — сообщил старший интерн доктор Холлис Картер. — Мы как раз собрались делать рентген. Если не обнаружится ничего более серьёзного, я бы рекомендовал наложить гипс и отправить его домой.

Я перевёл взгляд на двух других интернов — Карла Фарнсуорта и Сэма Байса.

— Доктор Фарнсуорт?

— Я того же мнения, доктор, — кивнул он. — Может, даже нет перелома.

— А вы, доктор Байс?

— Думаю, как раз это самое, а может, и того меньше.

— Что ж, джентльмены, похоже, в моей помощи вы не нуждаетесь. Продолжайте, — с этими словами я удалился. Позже я узнал, что паренёк сломал голень, но при своих познаниях я с равным успехом мог решить, что ему нужны очки.

В последующие дежурства тоже не обошлось без вызовов в приёмный покой, и всякий раз я позволял улаживать ситуацию интернам. Вступая в дело, я спрашивал одного из них о природе болезни или травмы, а затем осведомлялся, как бы они приступили к лечению. Выслушав, консультировался с одним или обоими другими интернами, обычно находившимися здесь же. Если тот или те разделяли его мнение, я авторитетно кивал:

— Хорошо, доктор. Приступайте.

Я и не знал, по душе ли интернам мой подход к подобным инцидентам, но вскоре выяснил: они его обожали.

— Фрэнк, они считают, что ты просто великолепен, — сообщила Брэнда. — Особенно без ума от тебя молодой доктор Картер. Я слышала, как он рассказывал кому-то из навестивших его друзей из Мейкона, что ты даёшь ему настоящую практику, что ты лишь приходишь, выслушиваешь его мнение о ситуации и позволяешь ему продолжать. Говорит, он чувствует себя прямо как практикующий врач.

— Да просто я лентяй, — усмехнулся я.

Но после первого же дежурства понял, что без помощи мне не обойтись. Раздобыл карманный словарь медицинских терминов и с тех пор, услышав прозвучавшие из уст интерна или сестры термины или словосочетания, значения которых не постигал, втихомолку ускользал на незаконченный седьмой этаж и заходил в какую-нибудь пустующую кладовую, чтобы посмотреть значения незнакомых слов. Порой просиживал в кладовке минут пятнадцать-двадцать, просто листая словарь.

В тот вечер, когда я уже считал, что вышел на дежурство в последний раз, Колтер снова меня разыскал.

— Фрэнк, понимаю, что не смею просить о таком одолжении, но Джессап не вернётся. Он решил остаться и начать практику в Калифорнии. Ну, я почти уверен, что через пару недель замена прибудет, так может, вы задержитесь на этот срок? — он застыл в ожидании с умоляющим видом.

Он поймал меня в самый подходящий момент. Я полюбил роль врача. Я наслаждался ею почти так же сильно, как и маскировкой под лётчика. Да и жизнь моя стала не в пример спокойнее. В роли педиатра я не выписал ещё ни единого недействительного чека. Более того, заступив на временную должность в Смитерс, я даже и не помышлял о подлогах: больница платила мне 12 5 долларов в день по ставке «консультанта», выдавая зарплату раз в неделю.

— Разумеется, Джон, — хлопнул я Колтера по спине. — Почему бы и нет? Пока что мне заняться больше нечем.

Я не сомневался, что смогу водить всех за нос ещё пару недель, что благополучно исполнил, но потом две недели обернулись месяцем, месяц — двумя, а Колтер всё никак не мог подыскать замену Джессапу. Уверенность моя пошла на убыль, меня порой грызли опасения, что Колтер, кто-нибудь из врачей или даже Грэйнджер может от безделья заняться проверкой моих медицинских документов, особенно, если в моё дежурство стрясётся какая-нибудь неприятность.

С интернами, сестрами и прочими моими номинальными подчиненными я по-прежнему держался самоуверенно и беззаботно, а смена от полуночи до восьми продолжала меня преданно поддерживать. Сестры считали меня обаятельным чудаком и очень ценили, что я ни разу не пытался заманить их в пустующие помещения. Интерны гордились возможностью поработать в мою смену. У нас была настоящая команда, молодые врачи прониклись ко мне уважением. Считали меня чокнутым, но компетентным.

— Вы относитесь к нам не так, как остальные врачи, доктор Уильямс, — признавался Картер. — Входя, когда мы занимаемся пациентом, они бросают «Отойдите» и берут всё в свои руки. А вы не такой. Вы позволяете нам продолжать, доводя дело до конца. Вы даете нам почувствовать себя настоящими врачами.

Ещё бы мне не давать! В медицине я был ни в зуб ногой. Именно эти молодые медики и позволяли мне не ронять маску врача, хотя и узнали они о том лишь многие годы спустя. И когда приходилось туго — по меньшей мере, мне, ведь моих медицинских познаний не хватило бы, чтобы справиться с простой головной болью, — я оставлял всё на произвол интернов, удирая в свою кладовку на седьмой этаж.

К счастью, за время моей практики в Смитерс мне ни разу не довелось столкнуться со случаем, когда речь шла о жизни или смерти, но не обходилось и без щекотливых ситуаций, когда меня выручала лишь репутация паяца. К примеру, однажды рано утром меня разыскала сестра из акушерского отделения.

— Доктор Уильямс, мы только что приняли ребёнка, а доктора Мартина вызвали к другому столу делать кесарево, когда мы ещё перевязывали пуповину, и он просит вас в качестве любезности провести обычный осмотр ребенка.

Отказаться было трудновато. Я как раз болтал с двумя сестрами из своей смены, когда прозвучала просьба.

— Я вам помогу, доктор Уильямс, — вызвалась одна из них — Джоана Стерн, дипломированная сестра, посещавшая медицинскую школу и надеявшаяся со временем стать неонатологом. [19]

Она устремилась в палату, а я неохотно потащился следом. Порой я останавливался перед стеклянной дверью грудничковой, чтобы поглядеть на крохотных морщинистых новорождённых в инкубаторах и смахивающих на корзины колыбельках, но внутрь ни разу не входил. Они напоминали мне скопление мяукающих слепых котят, а я всегда слегка опасался кошек, даже маленьких.

Я хотел было открыть дверь палаты, когда сестра Стерн схватила меня за руку, выдохнув:

— Доктор!

— Что стряслось? — поинтересовался я, в отчаянии озираясь в поисках кого-нибудь из своих верных интернов.

— Так входить нельзя! — выбранила она меня. — Нужно вымыться, надеть халат и маску. Вы же сами знаете! — Она вручила мне зелёный халат и стерильную маску.

— Тогда растолкуйте, с какой это стати мне нужна маска? — проворчал я. — Я же собираюсь лишь осмотреть ребенка, а не резать его. — И тут до меня дошло, зачем мне нужна маска: чтобы скрыть лицо. Что я и сделал.

— Честно говоря, доктор, — раздражённо хмыкнула она, — порой вы хватаете лишку.

Новорождённый оказался мальчиком, ещё багровым и лоснящимся после своего трудного пути сквозь канал жизни, скорбно воззрившимся на меня.

— Ладно, парень, набери в грудь побольше воздуху и стравливай помаленьку! — шутовским тоном по-армейски скомандовал я, собираясь приложить стетоскоп к груди младенца.

Сестра Стерн опять со смехом схватила меня за руку:

— Доктор! Этот стетоскоп для новорождённых не годится! Нужно взять педиатрический, — она выбежала и тотчас вернулась с миниатюрной копией моего стетоскопа. А я и не знал, что они бывают разных размеров. — Может, перестанете паясничать, а? У нас масса работы.