Рассказы (СИ)

Он машинально вытащил свою побежденную трубку и снова стал набивать ее.

— Видите ли, — продолжал он, вдавливая пальцами благородный табак, — я, в данном случае, не только опоздал, но и наткнулся на сильных конкурентов.

Адвокат безусловно блестящий causeur^{1}, весьма недурен собою, прекрасно носит фрак и, когда говорит, движения его рук вполне пластичны. Другой тоже довольно породистый экземпляр и пишет мечтательные стихи, а женщине как раз это и нужно.

— Не забывайте, что вы мужчина тоже ничего себе, — ответил друг, — а вместо стихов имеете деньги, притом, если вы разрешите, не особенно малые. А женщины это тоже любят.

— Благодарю вас за любезный комплимент. Но мои деньги тут едва ли в силе. Адель не из тех женщин, которым деньги пускают пыль в глаза. Она сама достаточно богата, чтобы не интересоваться моими миллионами или, во всяком случае, чтобы считать их достоинством второго сорта.

Друг покровительственно улыбнулся и стал набивать свою трубку.

— Ах, друг мой, вы просто не умеете пользоваться своим оружием. Конечно, одну женщину можно купить, а другую с размаху не купишь. Но если скомбинировать богатство и некоторую ловкость, то всегда можно играть на выигрыш. А вы, сударь мой, просто еще не выучились распоряжаться вашим наследством. Ну скажите, например, сколько в год давал вам раньше ваш отец?

— Двадцать четыре.

— А теперь сколько имеете?

— Не знаю. Много.

— Вот видите. А впечатление у вас такое, будто вы по-прежнему живете на две тысячи в месяц.

Он зажег трубку, сел на диван и продолжал:

— Ну, допустим, что Адель не смотрит на ваши миллионы. И не надо. Это даже очень хорошо. Очень приятно иметь дело с женщиной, которая не смотрит на миллионы. А те два жеребца, которые ей крутят голову, может, и посмотрят.

— Гм... — сказал миллионер, — посмотрят и посадят в лужу. Адвокат особенно.

— А вы не давайте себя сажать. Правда, что у вас есть имение где-то на юге Африки?

— Нет, это неправда. Есть дома в Австралии.

— Откуда они взялись?

— Чорт их знает. Кажется, отцу кто-то проиграл в карты.

— Ну вот и сплавьте ваших соперников в Австралию. А когда дело наладится, я вам дам реванш. Пока вы ревнуете Адель, вы не можете курить спокойно, и поэтому я считаю бесчестным вступать с вами в новое состязание.

Он поднялся и протянул руку.

— Прощайте. Желаю успеха.

Влюбленный миллионер остался один. Он протянулся на диване и выпустил густое облако дыма. Веселое лицо Адель улыбнулось.

Два маркиза

Нью-Йорк 20 октября 1918 года, окончен в 12 часов пополуночи

I

Ну хорошо, — проговорил маркиз ворчливо, — давайте сюда, я подпишу.

И он потянулся за гусиным пером.

— Пишите, пишите, ваше сиятельство, — сказал ростовщик, несколько более фамильярно, чем следовало бы. — И, притом, напрасно изволите гневаться, что дорого беру. Брать — беру, но совсем недорого.

— Сто на сто-то недорого?! — возмущенно сказал маркиз, махнув пером.

— Ах, ну что вы говорите, — улыбнулся ростовщик, — совсем не сто на сто, а двести на двести! Пишите, пишите, — прибавил он опять-таки более покровительственно, чем хотелось бы, - червонцы-то, которые я вам даю, ведь не деревянные, а золотые, горят как огонь и звенят как колокольчик.

— Посмели бы они не звенеть, — сказал маркиз, сделав росчерк и протягивая вексель.

Ростовщик принял документ, надел большие очки и внимательно проэкзаменовал сиятельный автограф.

— В порядке, — сказал он и, сложив вексель пополам и пополам, присел перед тяжелым кованым сундуком. Редкие торчащие волосы его тихо и отвратительно шевелились на склоненном к сундуку черепе. (Вероятно, ими играл ветер.) Замок был с треском отперт ключом крупного размера, и крышка у сундука слегка приподнята. Ростовщик нырнул в сундук и появился с четырьмя свертками золотых. Червонцы были действительно завидные: с переливами красноватого золотистого цвета и звенели как колокольчики.

— Сосчитайте, ваше сиятельство, — сказал он, — по пятьдесят в каждом.

Маркиз вытащил большой кожаный кошель, в котором одиноко жались пять червонцев — весь его дворянский капитал, и небрежным движением запихал туда золото, не считая.

— До свидания, — сказал он вставая, — спасибо за услугу.

— Покорнейший раб вашего сиятельства, — ответил ростовщик, кланяясь не без юмора. И прибавил, опять-таки более фамильярно, чем надо.

— Да пошлет вам судьба хорошую карту!

Маркиз хотел сказать, что это не его дело, но подумал, что ростовщик еще пригодится, и, дернув плечами, вышел. Ростовщик проводил его наружу и, хотя маркиз больше не оглянулся, для вежливости постоял у входа, пока тот не скрылся за углом.

— Сто на сто, конечно, процент ничего, — подумал ростовщик, — но вернет или не вернет — это уже выходит не сто на сто, а сто против ста.

Если он решился сегодня дать так много золотых, то потому, что до сих пор маркиз платил исправно. Может и теперь заплатит. И, почесав затылок, ростовщик взял котелок и принялся варить себе суп.

— Чтобы ему пришла хорошая карта, — проворчал он, всыпая крупу.

Надо сказать, что почтенный ростовщик ошибся, полагая, что деньги понадобились маркизу для картежных развлечений. Конечно, маркиз, как всякий порядочный человек, не прочь был засыпать семерку кучкой звонких золотых и, удвоив их, оставить все на той же карте; но сейчас было не до карт, требовалось просто платить по старым векселям. Достать груду круглых веселых червонцев для того, чтобы сейчас же прозаически и тупо отвалить их старому кредитору — это ли не гнусно? Но у маркиза было незапятнанное имя и он не хотел его пятнать. Да, великое дело — честное имя, особенно при том способе добывания денег, который практиковал маркиз. А этот способ был старый, истинный и простой. Он брал деньги у одного ростовщика и, прожив их, платил взятым у другого. Второму — взятым от третьего, третьему — от первого, первому — пополам от второго и четвертого. Так как сумма все время двоилась и росла неимоверно, то новые суммы приходилось добывать по частям у нескольких лиц. Главное, быть спокойным, импозантным, платить вовремя и расширять круг лиц, способных дать взаймы. Досадно было, что эти ростовщики безбожно губили процентами и что на эти проклятые проценты уходило больше, чем на собственно жизнь. Но зато деньги являлись, так сказать, из ничего, и можно было, не утомляя себя, жить припеваючи, как надлежит джентльмену. К тому, что долговой boule de neige^{2} рос и что когда- нибудь да надо будет что-нибудь с ним сделать, маркиз относился равнодушно. Зачем себя тревожить? Выход сам найдется, мало ли их: богатая невеста, крупный выигрыш, а смотришь, наследник от дядюшки. К тому же, дядюшка действительно имелся, старый, бездетный и богатый. Ну, а уж если ни то и ни другое, то от тюрьмы избавит пуля в лоб, в свой или дядюшкин (что совсем не так трудно сделать, на охоте или даже дома, например, любуясь в его присутствии семейным оружием).

Масло пригорело, навоняло, и ростовщик сердито распахнул окно. Однако приток воздуха был слаб, поэтому почтенный муж пошел свершить свою трапезу на чистом воздухе, раскрыл дверь и уселся на крылечке. Он жил в пригороде, где незастроенных полей и заборов было больше, чем домов, но за свой сундук он не боялся. В этих добрых краях давно установился хороший обычай: коль попадется грабитель — рубить голову, а коли просто вор — то руку, поэтому их было мало, и кованый сундук мог спокойно сохранять хозяйские червонцы.

— Доброго здравия, ваше сиятельство, — сказал ростовщик, вставая и кланяясь. Мимо него шел другой маркиз, повыше ростом, чем первый.

Высокий маркиз холодно взглянул на ростовщика и отвернулся. Он только что встретил первого маркиза и понял, что тот возвращался от ростовщика. Значит, старый шакал опять содрал кожу с одной из своих жертв.