Декабристы на Севере

8 июня 1827 года С.Н Кашкин обратился к Миницкому с письмом. Приведем отрывок из него: “Я лишился моего родителя, [203] единственной опоры семейства. Имея сестру и оставшись старшим в семействе, я обязан пещись о ее состоянии. Наше имение состоит в деревнях, на коих лежат огромные казенные и частные долги; при деревнях есть заведения, кои требуют присмотра”. [204] Поместье декабриста действительно находилось в расстроенном экономическом положении и было заложено в опекунском совете. [205] Но обращает на себя внимание другое: Кашкин выдвигает только хозяйственные мотивы для перевода в Тульскую губернию. В заявлении нет и тени раскаяния в том, за что был выслан на далекий Север. Это дает основание думать, что взгляды и убеждения Кашкина оставались неизменными; он сохранял верность декабристским идеалам.

11 июня Миницкий пересказал Ланскому содержание письма Кашкина. Со своей стороны, генерал-губернатор робко осведомлялся, нет ли возможности исходатайствовать Кашкину позволение съездить на некоторое время в деревни Тульской губернии для устройства хозяйственных дел или разрешить ему вовсе переехать в Тульскую губернию. Опасаясь, как бы за такое ходатайство не упрекнули в снисходительном отношении к участнику “происшествия 14-го декабря”, Миницкий кончал письмо верноподданнической фразой: “Впрочем, если Вы изволите встретить в сем какое-либо препятствие, то я покорнейше прошу просьбу мою оставить без последствий”. [206]

26 июня Ланской сообщил о просьбе Миницкого начальнику главного штаба Дибичу, а тот — Николаю I. 5 июля Дибич дал знать Бенкендорфу и Ланскому, что царь разрешил Кашкину “отправиться на жительство в Тульскую губернию с тем, чтоб он никуда из оной не отлучался, состоял бы под секретным надзором полиции”. При этом царь пожелал, “чтоб гражданский губернатор о поведении и образе жизни его, Кашкина, уведомлял меня ежемесячно”. [207]

21 июля 1827 года Кашкин уволился из канцелярии Миницкого и выехал в Тульскую губернию. В ноябре того же года по просьбе сестры, Варвары Николаевны Кашкиной, декабристу разрешили проживать и в Калужской губернии, где находилась значительная часть его хозяйства, обремененного долгами. 9 декабря 1827 года Сергей Николаевич выехал в Калужскую губернию и поселился в родовом имении, в деревне Нижние Прыски Козельского уезда. В Калужской и Тульской губерниях С. Н. Кашкин занялся сельским хозяйством и увлекся практической агрономией.

В литературе на основании официальных документов и с легкой руки внука декабриста, Николая Николаевича, родослова Кашкиных, распространилось мнение, что Сергей Николаевич “был всемилостивейше прощен” царем, получив право на жительство в родном поместье, а позднее и в других местах. [208] Это недоразумение. О каком “помиловании” можно говорить, если тульский и калужский губернаторы должны были установить за С.Н. Кашкиным негласное бдительное наблюдение и ежемесячно доносить в два учреждения — в главный штаб и в 3-е отделение — о взглядах, поведении и связях декабриста. Каждый шаг Кашкина становился известным царю и его прислужникам. Петербург постоянно напоминал местным блюстителям “законного порядка”, чтобы надзор за ссыльным не ослабевал.

В деле С.Н. Кашкина по 3-му отделению сохранились месячные рапорты калужского гражданского губернатора князя Оболенского, предшественника Бибикова, о поведении Кашкина за 1828 год. Все они стереотипны. Приведем докладную за октябрь: “Губернский секретарь Кашкин в течение минувшего месяца вел себя скромно и благопристойно”. [209]

Выезжать из Тульской и Калужской губерний С.Н. Кашкин не имел права. Когда же его сестра попросила разрешить брату съездить в Москву по хозяйственным делам, на докладе шефа жандармов появилась 28 марта 1830 года выразительная царская резолюция: “Таким образом из одного снисхождения к другому, меры не будет”. [210] Въезд в Москву решительно воспрещался.

Вовсе нетерпимо отнеслось правительство к просьбе Кашкина от сентября 1832 года позволить ему участвовать в дворянских выборах с целью получить должность и средства для безбедного существования. Бенкендорф бесцеремонно ответил просителю, что он не считает возможным разрешить бывшему члену “злоумышленного общества службу по дворянским выборам и даже не будет спрашивать на это всемилостивейшего повеления”. [211]

Как видим, ссылка для С.Н. Кашкина после выезда из Архангельска не прекратилась. Изменилось лишь место ссылки. Поэтому нелепо говорить о милосердии коронованного деспота по отношению к С.Н. Кашкину.

Лишь в 1834 году по ходатайству шурина декабриста, адъютанта великого князя Михаила, Грессера С.Н. Кашкину разрешили въезд в Москву и проживание в ней. Однако не успел Сергей Николаевич воспользоваться этой “милостью”, как Бенкендорф в январе 1835 года поручил начальнику 2-го округа корпуса жандармов полковнику Шубинскому “за поведением в Москве Кашкина иметь секретное наблюдение”. [212] Только спустя полгода появился в Москве объект слежки. [213]

В мае 1841 года Сергей Николаевич через Бенкендорфа обратился к императору с просьбой разрешить ему приехать в будущем году месяца на два в Петербург для подготовки сына к вступительным экзаменам в Царскосельский лицей.

5 июля 1841 года на докладе Бенкендорфа о дозволении Кашкину временного въезда в Петербург Николай I наложил резолюцию — “согласен”, с тем, однако, условием, что гость столицы будет находиться под опекой полковника Грессера, который выдал ручательство за Кашкина. [214] Так мстил царь декабристу, за которым Следственная комиссия не выявила слишком тяжкой вины.

Сергей Николаевич Кашкин скончался 7 ноября 1868 года.

Вольнолюбивый дух и декабристская атмосфера витали в семье Кашкиных. Старший сын декабриста, Николай, продолжил доброе дело отца. Он вступил в борьбу за переустройство крепостнической и самодержавной России в рядах петрашевцев — сторонников демократических и социалистических идей.

В ночь на 23 апреля 1849 года в квартире родителей, живших тогда в Петербурге, на Владимирской улице, Николая Сергеевича арестовали и препроводили в Петропавловскую крепость. Кашкина-младшего и многих его товарищей приговорили к расстрелу. Обреченного везли на казнь мимо родительского дома. Отец и братья видели его из окна квартиры…

После оскорбительной церемонии “казни”, замененной лишением дворянства и ссылкой рядовым в войска Кавказского корпуса, Николай Кашкин отбыл к месту службы. Крайняя жестокость приговора по отношению к петрашевцу Кашкину объяснялась помимо всего прочего тем, что он был сыном “закоренелого” декабриста.

Отец не осуждал поведение сына и не отрекался от него. 23 декабря 1849 года в тюрьме состоялось свидание родителей с сыном. [215]

Говоря о семье Кашкиных, нельзя обойти молчанием тетку декабриста Елизавету Евгеньевну Кашкину. Это была замечательная женщина, носительница мировоззрения декабристов и связующее звено между ними и их преемниками по революционной борьбе.

Елизавета Евгеньевна, почерпнувшая свои взгляды и мнения в кругу декабристов, распространяла их идеологию на близких к ней лиц, среди которых находилась мать Николая Платоновича Огарева. “Выученицей” Елизаветы Евгеньевны была и гувернантка Ника, Анна Егоровна, к которой мальчик был очень привязан.