Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!

— Оксана, не бледней, я не с проверкой, — сказала она, опускаясь на стул. — Я к Владимиру Александровичу, чтобы сказать спасибо. Вы были правы, там инфаркт. «Скорая» его уже увезла. Вы правильно поступили, что сразу же пришли ко мне.

— На следующей конференции мне снова достанется, — улыбнулся Данилов.

— На следующей конференции достанется доктору Овечкиной! — пообещала Литвинова. — Знаете, я вот сколько работаю, столько и не понимаю – почему расшифровка кардиограмм выделена у нас в отдельную специальность? Во всем мире, насколько мне известно, врачи читают кардиограммы самостоятельно, без «расшифровщиков». Вот и мучаемся. Наш кардиолог ежегодно проводит с участковыми врачами занятие по экагэ. Из года в год долбим одно и то же – признаки острого инфаркта миокарда и угрожающих жизни аритмий. И какой результат? Нулевой! Потому что все привыкли к тому, что кардиограмму им расшифруют и поднесут на блюдечке. Эх!

— Обошлось – и слава богу, Надежда Семеновна, — сказала Оксана.

— Когда-нибудь не обойдется. Ладно, пойду к себе. Владимир Александрович, в подобных случаях, не вступая в споры, сразу же приходите ко мне. Договорились?

— Договорились, Надежда Семеновна.

— Овечкина – это ходячий анекдот, — сказала Оксана, когда заместитель главного врача ушла. — Дура непрошибаемая. Иногда даже поверить трудно, что она в институте училась. В сентябре бабку с дизентерией две недели лечила на дому от обострения хронического гастрита…

— Может, хоть колита, а не гастрита? — предположил Данилов.

— Нет, именно что гастрита. Старуха чуть ласты не склеила. Спасибо, «скорая» ее в инфекцию увезла. А по весне она не госпитализировала женщину с внематочной беременностью. Посоветовала лежать и грелку к животу прикладывать. Ничего, муж сам вечером «скорую» вызвал, спас жену, можно сказать. Потом приходил в поликлинику скандалить… А иногда на Овечкину нападает зуд госпитализации – ходит по вызовам и всех подряд в стационар кладет по «скорой». Причем диагнозы ставит самые убойные, которые без обследования не снимешь. Такое у нее дня три длится. Вот уж больным радость!

— Это уже не врач, а мина замедленного действия, — оценил Данилов. — И давно она в поликлинике работает?

— Не поверите – то ли пятнадцать, то ли семнадцать лет. Но никак не меньше пятнадцати. Ее трогать боятся, знаете, как говорят – не тронь, вонять не будет. Если ее уволить, то всей администрации придется увольняться следом, потому что Вера Владимировна затрахает кляузами во все инстанции. Причем писать она будет со знанием дела, не с потолка факты брать. Кому ж охота связываться? Вот и работает наша Вера Владимировна. Медсестры от нее бегут, потому что она обожает на дому уколами лечить. Ну я понимаю, когда при пневмонии антибиотики колют – тут уж деваться некуда, но чтобы всем бабкам по кругу инъекции витаминов назначать – это уже разврат! Сейчас к ней Тоню Лисицыну посадили, до очередного запоя…

«Не поликлиника, а какой-то приют грешников», — подумал Данилов.

В его представлении, врачей, не умеющих диагностировать инфаркт и рекомендующих теплую грелку при «необследованных» болях в животе, следовало лишать диплома.

— В первом отделении тоже хватает клоунов, — продолжала Оксана. — Один Низматов чего стоит. А Лебедев? Вот уж тормоз, так тормоз! Одного больного по часу принимает, что там час можно делать? Представьте себе, с какой скоростью он по вызовам ходит… Многие спать ложатся не дождавшись, а назавтра жалобы пишут. Вызовы, если брать по уму, должны быть обслужены в часы работы поликлиники, то есть до восьми вечера, а не в полночь-заполночь. Но зато Лебедев – очень заботливый муж. Жене по пять раз в день с приема названивает: «Катюша, не забудь надеть теплые штанишки, сегодня холодно», «Катюша, не забудь взять шарф», «Катюша, не задерживайся на работе». Лизка разок удивилась, как с таким тормозом вообще жить можно, а я ей сказала, знаешь, подруга, если он и главное дело так же надолго растягивает, то только с ним и жить!

— Нет ли желания написать историю двести тридцать третьей поликлиники? — поинтересовался Данилов, поняв, что по собственному почину Оксана не замолчит. — При такой-то осведомленности…

— Я вам, доктор, помогаю освоиться, — обиделась Оксана, — в курс дела ввожу; что да как. А то вот вы, к примеру, в присутствии кардиолога скажете что-нибудь про участкового терапевта Ханину и наживете себе сразу двух врагов, потому что Нора Ефимовна и Тамара Ефимовна – родные сестры.

— Вот это полезная информация, — одобрил Данилов. — Надо запомнить. А кто еще из сотрудников состоит в родстве друг с другом.

— Больше никто. Но вам не помешает знать, что доктор Коканова крутит роман с урологом, а то мало ли, вдруг она вам нравится.

— Скорее всего мы оба взаимно не нравимся друг другу.

— Оно и к лучшему, — одобрила Оксана. — Коканова ужасно приставучая…

Через полчаса Данилову уже казалось, что он работает в двести тридцать третьей поликлинике чуть ли не со дня ее основания. Чужим мнением и сплетнями руководствоваться, конечно, не следует, но представлять, кто тебя окружает, просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы вести себя правильно с каждым из коллег. Собственный опыт, он, конечно, лучший из учителей, но в процессе его накопления можно испортить отношения со всей поликлиникой.

Под конец Оксана осмелела настолько, что дала Данилову совет. Как ей казалось – хороший.

— Вот с Пахомцевой у вас не сложились хорошие отношения, доктор, но все можно поправить. Возьмите коробку конфет подороже, купите бутылку «Мартини» и поздравьте ее с наступающим Новым годом. Татьяна Алексеевна любит, когда ей оказывают уважение.

— Это уже не уважение, а «пресмыкание», — заявил Данилов. — Спасибо за непрошеный совет, конечно, но он мне не подходит. Не мой стиль.

— Дело хозяйское, — не стала настаивать Оксана. — Только учтите, что с Пахомцевой лучше жить в мире.

— Со мной, представьте себе, тоже, — ответил Данилов. — При случае можете передать это Татьяне Алексеевне.

— Я из этого кабинета ничего наружу не выношу! — заявила Оксана.

«Так я тебе и поверил», — подумал Данилов.

— Ну и как впечатления от поликлиники? — спросила вечером Елена.

— Чем дальше, тем больше начинаю ценить «скорую помощь», — ответил Данилов. — Это же не работа была, а сплошной праздник. Начальство видел только по утрам, минут десять, а после сутки работал сам по себе.

— Кто мешает вернуться?

— Это уже пройденный этап. Да и не хотелось бы всю жизнь провести в разъездах… А потом мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Правильно подобранная физиотерапия приносит людям реальную и очень ощутимую пользу. Приятно, черт возьми. Я вот интуитивно чувствую, что все мои метания из специальности в специальность закончились. Все, побаловались и будет!

— А все-таки зря ты не стал продолжать карьеру на «скорой», — вздохнула Елена. — У тебя к этому были все предпосылки…

— Никаких предпосылок не было! Я не администратор, а практик. И в глубине души убежденный анархист. Работать люблю, а подчиняться – нет!

— Ты знаешь, я это давно заметила, — рассмеялась Елена.

— Тогда зачем заводить разговор о моей вероятной карьере на «скорой»? Лучше расскажи о своих перспективах. Или они еще не прояснились?

— Прояснились, — на лице Елены не было и тени радости. — Гучков считает меня паровозом, способным «вытянуть» отстающих. Сперва мне дали одну из худших подстанций, теперь дают самый разболтанный регион.

— Я всегда думал, что самый разболтанный регион – наш.

— Зря ты так думал.

— А в чем там проблемы? Конкретно?

— Частая смена заведующих подстанциями в последние два года, необоснованное благодушие директора региональной зоны… Знаешь, как бывает – все недочеты считаешь мелочами, которые утрясутся сами собой, а когда поймешь, что все плохо, уже и не знаешь, что делать. Как следствие – резкое падение дисциплины. На той подстанции, которой я буду заведовать попутно с директорством, две бригады в полном составе отправились на нары за торговлю наркотиками, один врач избил на вызове пациента, да так, что тот чуть не умер…