The Телки. Повесть о ненастоящей любви

одит практику на химфаке МГУ и передознется там чем-нибудь свежесинтезированным. Все, кладу трубку. Я не слышу тебя. Все, пока.

Брата у нее приняли… Выкупить за два косаря, нормально, да? Я, что ли, ему экстази продавал? Я что — самый богатый? Так вот…

Дома — тысяча долларов в месяц на еду и расходы, кредитная карта на экстренный случай (стоит ли говорить, как скоро он наступил). На столе лежала карта Москвы с обведенным красным кружком папиным офисом на Тверской и надписью «Здесь не появляйся». Через день после приезда мне в дверь позвонила папина сотрудница и передала конверт.

Я налил себе «Dewars», который начинал любить, сел в удобное кресло и открыл конверт. Из него выпала маленькая книжка в черном кожаном чехле. Студенческий билет. Миркин Андрей Сергеевич. Факультет журналистики Московского государственного университета. Первый курс.

Фотография в пуловере «Valentino», в котором приехал, получилась хорошая. В общем, абзац и все такое. Едва поступив на журфак МГУ, я ушел в раскрутку…

Пошел в раскрутку, из зала суда спрыгнул с лохом,
ушли в лес, его мясо есть,
товарняк, попутки.
Москва, сижу у братков,
новая ксива, новая работа, новые колеса,
решаю вопросы…

Машину мне папа так и не купил, кстати. Может, оно и к лучшему, с моим-то образом жизни. Постоянные зависания, пьянки, гулянки, дружки-подружки и т. д.

Институтские годы не особенно мне и запомнились. Нет, конечно, бывали всякие подружки, смешные преподаватели, несколько пьянок с группой, студенческое братство и все такое. Но без фанатизма. Ничего такого, о чем можно было бы впоследствии сказать «как же мы это растеряли за годы?», я не приобрел. Может, оно тоже к лучшему? С экзаменами и зачетами я старался решать вопросы через деканат, нехитрым способом увеличивая заработную плату педагогам. А когда некоторые из них этого не хотели, подключался папа. Он, кстати, во многом помогал университету. Вообще, меценатство — хорошая российская традиция. Да, конечно, он частенько пенял мне, что я имею шикарную возможность учиться в лучшем вузе страны, и как это поможет мне в будущем, и все прочее. Что институт — тот самый базис, тот фундамент, который позволяет не только получить системное образование, но и жизненные принципы и, в конце концов, наметит вехи будущей профессии. На мои вопросы относительно названия того прекрасного вуза, где папу научили ловко обращаться с федеральным бюджетом, он уклончиво отвечал что-то про «времена были другие». Но я, понятное дело, не велся на эти разводки. «Я, — отвечал я папе, — как Максим Горький. Я тоже живу в людях. И мои университеты, пусть и не имеющие ничего общего с коммунами бурлаков, не менее тяжелы. Да, мои плечи не знают лямки тянущих баржу. Но я учусь гораздо более важным в современном мире вещам. Я из коммуны прогрессивной московской молодежи, мы на своих плечах тянем в Европу баржу под названием Россия. Пропагандируем новые ценности, современные технологии, и все такое». Обычно после таких разговоров папа урезал мне дотации вдвое.