Кентавр vs. Сатир

Многие сферы, разных размеров и оттенков цветов, двигались парами или группами. Не очень понятно, чем обусловлено это движение — каким-то ветром или геологическим характером местности. Но что я понял — некоторым удаётся как-то раскачаться или подпрыгнуть. И ещё я откуда-то узнал, что произойдёт, если оболочка порвётся. Дело в том, что внутри шаров совершенно нормальная сила тяжести. А вот снаружи — отрицательная, и все, выпавшие туда, падают вверх.

Когда интенсивность ночной жизни снижается, в злачных местах так и кажется, что все рассматривают тебя, — а может быть, виною была неформатная белая рубашка или то, как я бодро влил в себя предложенную Юргеном водку. На танцфлехе к двум ночи можно было лишь осциллировать. Я отошёл выпить текилы, потому что это самый доступный крепкий напиток, а денег с собой почти не было. Ко мне подкрался смутно знакомый лицом (клуб, Интернет?) мужчина и сказал: «У тебя в глазах такая печаль… как у… — я наклонился к нему, чтобы расслышать, — как у щенка», — повторил он, отвернулся и оставил меня стоять у стойки бара с этим знанием.

На Репербане среди гламура и пьяни меня удивила женщина, живущая, по-видимому, где-то в квартире с окнами на улицу. Запахивая домашний халатик, она спустилась по лестнице покурить и поболтать к продавцам магазинчика с телефонными картами и пивом, простоволосая и уверенная в себе. Постоял и послушал, речь шла о каких-то бытовых пустяках, вроде вывоза мусора и уборки на лестнице.

Женщины в этих краях хватают тебя за рукава, просят ответить на какой-нибудь пустячный вопрос или просто, неотрывно глядя в глаза, шепчут: «Тебе я отсосу всего за двадцать евро». Но вчера ко мне впервые в жизни прицепился транс — в чёрной куртке из кожзаменителя и длинном чёрном парике. Может быть, я, не зная того, стоял на каком-то определённом месте или подал какой-то определённый знак. Или просто разглядывал людей. Ощущение абсурда этой ночи стало таким сильным, что меня пробрал ужас, и я, сдерживая и успокаивая себя, чтобы не сорваться на бег, побрёл ходульными шагами домой.

Кофе, приготовленный фрау Бурмайстер, нужно разводить 1/3 молока. А фрау Байерли — 1/2. Как говорил Воланд, вот что значит благородная кровь. В семействе Байерли, которому принадлежит наша фирма, все доживают до девяноста, хотя пьют кружками эспрессо и постоянно курят невыносимо крепкие сигары. Меня полюбили, потому что я кофеиноустойчив.

В Ротербауме, где я работаю, среди маленьких вилл и аллей гуляют почтенные дамы с болонками и другими ценными собачьими породами. Одну такую даму я уже пару лет узнаю, потому что вижу, как минимум, по два раза в день. Мы здороваемся, я при этом каждый раз немного морщусь, вспоминая, как наступил в оставленный её собачкой подарок. Дама пудрится и носит драгоценности. До недавних пор она казалась мне скучающей аристократической старухой. Но на днях я заметил, что она выгуливает не двух болонок, а какого-то терьера. А вчера она, опираясь на палочку, гуляла с пуделем. При этом к ней подошла другая дама — энергичная и одетая совсем уж с иголочки. Было похоже, что дама-в-пудре получает разнос и за что-то оправдывается. И (только) тогда я понял, что «моя» старушка — вовсе не аутентичная и аутичная аристократка. Она лишь выгуливает собачек настоящим аристократам. Возможно, по графику. Наверняка — днями напролёт. А то выражение, что мне всегда казалось презрительной скукой, скорее всего отпечаток хронической усталости и безнадёги.

Неделю назад, за распитием Альстера/Радлера после второго похода на «Shortbus» в обществе индийского Феликса и ещё двух симпатичных молодых людей, на которых он предполагал моё влияние, — один из них счастливо сосуществует в союзе с бразильским программистом, а второй переезжает в Гамбург с юго-запада и снял у меня на неделю комнату, — я получил в подарок желание. «Всё, абсолютно всё, что взбредет тебе в голову. Только один раз у тебя есть такой шанс», — прошептал Феликс, когда наши спутники отвлеклись. Я ответил, что такие подарки получают не каждый день, и мне нужно подумать над его предложением.

И вот мой юго-западный гость уехал, впечатления от фильма улеглись, каждый из нас, кроме, наверное, спутника бразильского программиста, отсмотрел по несколько порнофильмов, а я в спешке уезжал на выходные из Гамбурга, оставив в квартире невероятный бардак, кучу посуды, пыль и прочие прелести. Тогда я позвонил Феликсу, у которого имеется запасной ключ, и сказал, что теперь я знаю, чего хочу. В результат не верилось — голос Феликса звучал разочарованно, но, очутившись сегодня ночью дома, я обнаружил, что пыль аккуратно протёрта, завалы мусора: стеклотары, упаковок и пр. — ликвидированы, посуда перемыта и аккуратно расставлена по шкафчикам.

Это, конечно, бытовуха, да ещё и по заказу. Но такое ощущение, как будто мне подарили неделю отпуска на Эгейском море, честное слово. Задумался, а умею ли я сам радовать и подзаряжать. Не знаю. Моими благими намерениями вымощены мирные и шумные разфрендживания. Однажды накануне ДР интересного, но практически незнакомого человека, находящегося от меня в двух часах лёта через одну госграницу, мы так проникновенно поговорили в icq, что я просто подарил ему визу и билеты на самолет. Именно этот подарок стал причиной сожалений и упреков, о которых я непременно расскажу как-нибудь позже. Один раз — уникальность ситуации в том, что у (немецкой) жертвы не было сетевого дневника — я исполнял серенаду, под балкончиком и падающим снежком. Кажется, с поправкой на разницу менталитетов, это была плохая идея. Жертва меня терпеть не может.

Предание ещё свежо, а коммуникация пунктирна, и я пока не знаю, во что вылилась моя последняя акция, собственно, заготовка, — запомнится ли она как глупость или станет началом нового союза. Дано: скверная погода и человек, плохо ориентирующийся в Гамбурге. Самое сложное — дипломатия первого жеста. Условиться о встрече в городе, усадить на скамейку недалеко от стоянки такси и завязать шарфом глаза. Дальше — дело техники и чаевых. Быстро договориться с таксистом (чёрный плохо понимает немецкий, но обещает помочь). Осторожно занять места, контролируя, чтобы ничего не было видно.

По дороге к Эльбе мы попали в пробку, — тем лучше, дезориентация на местности. Путешествие на Ландунгсбрюкен заняло не пять, а пятнадцать минут. Глядя на нас, таксист посмеивается и чешет репу. Мы спускаемся на лифте в туннель под Эльбой — и полтора километра я по-рериховски веду моего испуганного спутника пешеходной полосой через прохладную и гулкую трубу. Лифт вверх и асфальтовая дорожка влево-вправо-вниз-вверх. По-настоящему он запаниковал, когда мы попытались подняться на парапет над водой — и совершенно зря, потому что в этот момент можно было бы полететь на камни мола. Я снял ему шарф — мы стояли на другой стороне реки, перед нами был вечерний город. В такие моменты нужно целоваться — даже с малознакомыми людьми независимо от их возраста, пола и сексуальной ориентации, — пока они не пришли в себя, разумеется. Чтобы отогреться на речном ветру, рекомендуется традиционный бальзам «Егермайстер». Из горлышка.

Он так ничего и не сказал «по содержанию». Только о том, что не понимал, где мы. Ему казалось, что мы забираемся на какую-то башню за городом, — но, спрашивается, почему мы тогда спускались под землю? В последний момент ему пришло в голову, что я его сейчас столкну — куда угодно, с крыши или в канализационный коллектор, а следы уже безнадежно удалось замести, — и он проверил, в кармане ли его бумажник, чтобы при нем, по крайней мере, остались его аусвайс и кредитная карточка.

На самом деле, нет ничего проще, чем подарить кому-то весь мир, звезду (помните мультфильм?), радугу или даже вечную верность. Но попробуйте подарить что-нибудь действительно полезное — и вы в тупике. Мне кажется, я постоянно завожу и себя и других в такие переулки, где нет автобусных остановок и даже такси, до утра пугаю кошек, а потом засыпаю в вагоне метро или S-Bahnʼa и, вдобавок ко всему, проезжаю свою станцию.