Человек, которого нет (СИ)

Они начали работать. И...

Столько страха он до сих пор не встречал там.

Бывало и страшнее в других сессиях, и все-таки в этот раз он сильнее чувствовал страх. И думал: "сам не верю, что я себя туда... сам себя туда, прямо сейчас".

В самом начале, сразу - почти в обморок. Он держался, как мог, но полуобморочное накатывало снова и снова, голова кружилась.

Страх казался невыносимым, как будто весь организм сопротивлялся необходимости заглянуть туда.

Он подумал: товарищи держались. Это помогло ему собраться с силами. И хотя больше всего хотелось бежать оттуда, не оглядываясь, он продолжал смотреть, дышать, смотреть. И ничего не видел. Только страх выше головы. Снова и снова смотрел туда и только чувствовал страх.

Это была странная смесь чувств: ужаса, готовности, собранности и обреченности.

В этот раз он даже не пытался найти основания для этих чувств в той реальной жизни, которую знал здесь. Не пытался спрятаться, заслониться этими основаниями, объяснениями - и чувствовал страх так сильно, как никогда прежде. И ничего нового не узнал.

Он попытался объяснить, что вызывает в нем такой страх, какие мысли - и не смог произнести нужные слова. Тогда он попробовал рассказать о книгах, в которых описаны события того времени, сослаться на рассказы свидетелей и жертв. Но ему едва удалось выдавить несколько бессвязных слов. Отчего-то невозможно было сказать прямо: пытки, убийства; книги, в которых собраны свидетельские показания о пытках и убийствах. Он едва смог выговорить: там говорится... о людях, которые были доставлены... на стадион... в казарму "Такна"... На большее его не хватило. Почему-то невозможно было произносить нужные слова, хотя он знал их, чувствовал их губами. От них губы сводило.

Он снова был готов идти туда, но ничего не получалось увидеть и почувствовать, кроме страха, отупения и тяжелой усталости.

- Дыши.

- А?

- Ты перестаешь дышать. Дыши. Встань, подвигайся. Вот так, хорошо. Всё, остановимся?

- Нет.

Досада, его охватила досада: только страх, только эмоции, никакой информации сегодня добыть не удалось, ничего нового. А он хочет знать, он хочет узнавать, он полон интереса, азарта...

Ах, вот он какой! Здравствуй, я, - сказал он с усмешкой. И вдруг почувствовал себя - молодым. Он как будто знал, что он - сильный, умный, красивый, и все у него получается, и все у него хорошо.

- Смотри туда.

И он стал смотреть туда, и ему захотелось раскинуть руки на спинку дивана, и он сделал так, и посидел так, и понял, что левую нужно опустить вниз - так расслабленно, свободно. И так хорошо. И как будто такой простор открылся перед ним, воздух... и над ним - широкое небо, и там, впереди, наверное - море. Он откинул голову на подголовник... то есть, на спинку дивана, и ему было так хорошо и спокойно там, что он попросил: не трогай, я здесь хочу побыть. И правая рука - на спинке второго сиденья, а левая - снаружи. У машины откидывающийся верх. И небо над головой, и ветер.

И он тут же усомнился: ведь он сам в начале сказал, что хочет моря и радости, вот он их себе и придумал... Но он знал, что не придумывал это, он честно бился со страхом, он честно злился на страх и пустоту и так же честно удивился распахнувшемуся простору. Так они и закончили в тот раз: у моря, в машине с откидным верхом. С радостью. Так, как он и хотел: про жизнь.

Харонавтика: "Лобовое стекло"

Сессии N 7-8-9, 19 января - 16 февраля 2013

[Уже достаточно понятно, как проходят сессии - и я позволю себе выбрать из следующих трех только несколько моментов, в которых появляется что-то новое.]

***

...Очень молодой и очень сильный.

С силой ударяет кулаком - за неимением стола, по диванной подушке: надо делать, надо изменять мир, надо делать. Невозможно с этим мириться. Невозможно с этим мириться - повторяет несколько раз, и еще больше оно в его голове и вообще внутри. Очень сильная мысль, сильное чувство. И подступает память: они старались. Была совершенно уникальная ситуация, и были надежды, даже уверенность, по крайней мере - твердая вера в то, что они могут, они смогут это изменить.

И потом он плачет, потому что им не удалось. И столько жертв, столько крови, отчаяния и горя.

***

"...Отдохнул и хватит". Он говорит, что готов снова идти туда, где страшно.

И ничего особенного, просто начинает рассказывать, как после прошлого раза - где чуть ли не главной темой была собственная работа и работа команды, - он сумел закончить книгу и организовать производственный процесс с верстальщиком и художником, легко и как само собой разумеется. А потом почему-то вспоминает, что взял вот купон со скидкой на курсы вождения авто. "Хочу посидеть за рулем, да".

Он говорит это с улыбкой, но, пока произносит это, чувствует, как подкатывают тошнота, обморочная слабость. Он замечает происходящее и приходит понимание: взяли - из-за руля. Привычно отмахивается от мысли, не спешит ей верить. Не может же оно вот так просто и прямо открываться, вспоминаться из ничего, из случайного касания. Он старается отвлечься, продолжает говорить о прошедшей с прошлого раза неделе - но мысль возвращается, и с ней тошнота, слабость, головокружение. Он замечает, что вцепился пальцами в обивку дивана, так что пальцам больно. И тогда он сдается и сообщает о происходящем М.

- Посмотришь туда?

"Снаружи люди, какое-то движение, торопливое, беспорядочное.

Передо мной руль. Светлое тонкое рулевое колесо, с такими... маленькими выпуклостями под пальцами.

И лобовое стекло, такое... ну, как лобовое стекло изнутри. Но такое... прямое. Надо мной крыша, она поднята. Выбраться из машины - влево и вверх. Я не смотрю в ту сторону. Не могу смотреть.

Деваться уже некуда.

И много страха. Очень много страха. Уже всё. Вот такой момент: дальше все понятно, что будет, уже без вариантов.

Страх нельзя показывать. Здесь я его чувствую, можно его чувствовать здесь. А там его нельзя".

С этим страхом он остается долго, потрясенный его силой и остротой. Совершенно чистый, животный импульс - убежать.

Потом они заканчивают сессию. М. говорит:

- Мы можем в следующий раз начать с этого места.

И он чувствует, что ему нужно опуститься на пол, свернуться, втянуть голову в плечи, закрыть руками. Он пытается показать М., как это выглядит. Закрывает руками голову, понимает, что надо сложить руки по-другому, не вдоль, а поперек, локтями не вместе, а в противоположные стороны. Это странный и непривычный способ, но именно так ему надо и правильно быть в том моменте.

***

"...Пока я обо всем этом хорошем говорил, дважды у меня перед глазами вставало лобовое стекло, вид изнутри кабины, и наконец я сказал об этом. И сказал, что да, на оставшиеся двадцать минут я готов туда пойти".

Он успел почувствовать, как сильно сжало верх головы и затылок, как тело наполнилось движением: дергаться, выгибаться. Все раздвоилось на здесь и там, сейчас и тогда - и одно отражалось в другом, как будто он, наблюдающий за происходящим, оказался между двух зеркал. Он страшно не хотел смотреть туда, идти в тот момент - и там ему было страшно выйти из машины.

М. повторяла, что он здесь, в безопасности, и может смотреть отсюда туда. И он снова падал туда, и там было страшно. Здесь он боялся и пытался туда не попасть, и там он боялся того, что наступает. Он знал, что это арест, что его вытаскивают из машины, и дальше провал...

И не смог сказать напрямую, смог только выговорить, что не хочет выходить из машины, но "не дадут остаться".

[С ним часто так бывало до того, и будет еще не раз потом: самые страшные вещи оказывались непроизносимыми. Он их чувствовал и знал, но не мог называть.]