Одиссея Гомера

Сама церемония приветствия день ото дня остается неизменной; единственное, что привносит в нее разнообразие — это инспекция жилой площади после того, как я переоденусь в домашнее. Дело в том, что Гомер — существо, которое не может сидеть неподвижно: у него множество самых разносторонних увлечений, да и на выдумку он горазд, поэтому угадать, какому из своих проектов он посвятит себя завтра, задача для моего ума непостижимая.

Была неделя, когда мне казалось, что он решил установить рекорд по количеству предметов, сметенных с кофейного столика в течение одного дня. Мы с Лоренсом оба занимаемся писательством, и естественным образом в доме накапливаются как средства производства, так и продукты писательского труда: ручки, блокноты, отрывные листочки, клочки бумаги, на которых срочно нужно записать осенившую тебя мысль — и все это до поры до времени мирно сосуществовало или, вернее, скрывалось от глаз среди кипы ненужных журналов, дешевых книжек в бумажном переплете, початых упаковок с салфетками, корешков квитанций, использованных билетов, солнцезащитных очков, коробочек с ментоловыми леденцами, пультами дистанционного управления и рекламными листовками с меню тех забегаловок, где готовят на вынос. И вот однажды мы возвращаемся домой и обнаруживаем, точнее, не обнаруживаем на кофейном столике ровным счетом ничего: ни книжек, ни ручек, ни даже пультов дистанционного управления — все это разбросано по полу не хуже, чем на полотнах Джексона Поллока. Совместными усилиями мы с Лоренсом водружаем разбросанные вещи на их законное место; конечно, с некоторыми из них за ненадобностью приходится расстаться; на том мы и успокаиваемся. А напрасно, потому что уже на следующий день все повторяется вновь. Так продолжается неделю, а потом еще одну, и еще. Мы осознавали некую причинно-следственную связь между натюрмортами в духе Поллока и присутствием в доме кошек, но прямых улик против таинственного блюстителя порядка на кофейном столике у нас не было; не было до тех пор, пока однажды я не вернулась домой пораньше и не «застукала» Гомера прямо на месте преступления. Преступником себя он, однако, не считал — напротив, был преисполнен гордости за содеянное, но уж никак не раскаяния.

— Возможно, таким способом он выражает протест против… э-э-э… некоторой захламленности этого места, — поделилась я своими соображениями с Лоренсом. — Возможно, его раздражает, что всякий раз, когда он прыгает на столик, все вещи расположены как-то иначе, не так, как он привык.

Вопросы тайной мотивации кошачьего поведения Лоренса не занимают.

— Тебе не кажется, что ему просто доставляет удовольствие сталкивать со стола все, что попадет ему под горячую лапу? — Таково было мнение моего мужа.

Еще мы научились накидывать крючок на петельку, тем самым наглухо запирая раздвижную дверь в кладовку. Небольшому коту, как выяснилось, ничего не стоит протиснуться в незаметную щелочку, чтобы попасть внутрь. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы покачаться на развешанных джинсах (настоящая фактура Denim, очень прочный, между прочим, матерьяльчик, самый лучший для «фактурного альпинизма»); к тому же где, как не в кладовке, можно забраться на самую верхнюю полку, на которой хранятся коробки со старыми фотографиями и всякой дребеденью в подарочных обертках, оставшейся с дней рождения и праздников, — и усладить свой слух упоительным треском разрываемой оберточной бумаги; а если уж возвращаться с небес на землю, то для мягкого приземления лучше всего подходят сваленные в кучу на пол мягкие теплые вещи. Мусорные ведра и корзины для бумаг — независимо от высоты! — идеально подходят для такого упражнения, как прыжки на точность, с тем единственным ограничением, что после удачного попадания в них они остаются лежать на боку. Чтобы расплести витые веревки, которые поддерживают конструкцию из книжных полочек, требуются как усидчивость, так и сноровка, зато это занятие дарит ни с чем не сравнимое чувство, которое ты испытываешь, решив казавшуюся неразрешимой задачу. Ну а кроме того, на полочках еще есть книги, которые падают с высоты с разным звуком — от тихого «шлеп» до оглушительного «бабах», как это бывает в случае с толстыми томами в кожаных переплетах, стоящими под потолком. Сходного эффекта, хотя и с другим звуковым сопровождением, можно добиться и рядом с музыкальным центром, где стопочкой сложены CD-и DVD-диски. Воистину, нужно обладать богатым воображением, чтобы охватить весь спектр деяний — от мелких пакостей до актов вандализма, — на которые способен предоставленный самому себе кот в течение одного-единственного рабочего дня. Впрочем, если и есть хоть один ценный жизненный урок, который я усвоила благодаря Гомеру, то он учит следующему: заполнять время лишь стóящими проектами.

Совсем недавно Гомер стал осваивать такой важный и новый для себя навык, как поход в туалет. Почему в возрасте двенадцати лет от роду ему взбрело в голову прибавить этот трюк к уже имеющемуся у него в запасе дивертисменту, я вам не скажу. По слухам, некоторые хозяева нарочно отучают своих котов от ящика с песком и приучают к туалету, но я никогда не слышала о том, чтобы кот добровольно занялся изучением такого неестественного для него способа отправления естественных нужд.

Последнее его достижение на этом поприще всплыло совершенно случайно: как-то раз, едва проснувшись, я, по обыкновению, направилась в ванную. Щелкнув выключателем, я обнаружила, что место… уже занято балансирующим на краешке сиденья Гомером.

— Прошу прощения, — сказала я автоматически, все еще пребывая в полусонном состоянии. И лишь деликатно притворив за собой дверь, подумала: «Это еще что такое?»

— Ты знаешь, наш кот — гений! — поделилась я своим открытием с Лоренсом в тот же день.

— Назови его этим словом тогда, когда он научится спускать за собой воду, — ответствовал мой муж.

Что ж, искусство слива воды Гомеру пока не подвластно. Поэтому в мысленный список мест для инспекции по приходу домой я, вздохнув, вношу туалет; опрокинутые рамки с фотографиями, открытые нараспашку ящики на кухне, разбросанные безделушки-побрякушки, ну, и, само собой, слив.

Оттого, что я и сама не знаю, что ждет меня дома в очередной раз, да и по той простой причине, что первое знакомство с Гомером может травмировать непосвященных, своих гостей я стараюсь готовить заранее. С тех пор как я повстречала Лоренса, свидания остались в прошлом, а я вошла в тот возраст, когда новые знакомые появляются реже, чем исчезают старые, и потому эта обязанность становится все менее обременительной.

Помню, лишь однажды я отступила от правила; извиняло меня только то, что вечер клонился к романтическому продолжению, и заводить внезапный разговор о котах мне показалось неуместным в зарождавшейся интимной атмосфере. Гомер же, как назло, завел себе новую игрушку — тампон.

Случайно наткнувшись в ванной на этот предмет гигиены, кот был просто покорен двумя его свойствами: легкостью, с каковой тот катился по полу, и «хвостиком» на конце. Гомер был настолько впечатлен, что не только не поленился разведать, где хранятся тампоны, но и с ловкостью заправского взломщика научился вскрывать тумбочку под раковиной и потрошить всю упаковку. Когда я со своим кавалером появилась на пороге, Гомер, по обыкновению, бросился встречать меня у входа… с новой игрушкой в зубах. На фоне иссиня-черной шкурки сомнительная игрушка бросалась в глаза своей ослепительной белизной. С победоносным видом кот обошел прихожую и уселся на задние лапы прямо передо мной, решительно не выпуская из зубов тампон, словно верный пес, предъявляющий хозяину доставленную поноску.

Мой кавалер, по-видимому, слегка опешил, поскольку с трудом выдавил несколько слов: «Что за… Это что?..» Потом еще помялся и сподобился на целую фразу: «Что это с твоим… э-э-э… котом?»

Я опустилась на корточки, давая Гомеру возможность запрыгнуть ко мне в подол; добытый им столь бесчестным образом тампон остался лежать у моих ног.

— Глаз нет, — ответила я, — а так — ничего.

Несколько долгих мгновений мой знакомый переваривал сказанное.