Женского рода

— Настен, здравствуй!

— Здорово, Кот.

Они пожали друг другу руки. Настена — женщина с длинным седым хвостом — была на голову выше, чем Кот, много шире в плечах и к тому же старше лет на двадцать.

По четвергам в «Перчатке» обычно мало посетителей, можно не бронировать столик заранее, и в этом был не­сомненный плюс, было меньше накурено. По зато случа­ется просидеть всю ночь, так и не встретив никого путно­го или мало-мальски интересного. Так что Настена по чет­вергам скучала, контролируя выдачу входных билетов. Посетители отдавали Настениной помощнице деньги и получали бумажки, на которых по четвергам стоял штамп: «100 р.» (по субботам это было уже «150р.»). Иногда на эти билетики выдавалось пиво от заведения, но вообще-то они обеспечивали только одно право: бесплатно вер­нуться в клуб, если вдруг захотелось выйти на улицу.

Было только начало седьмого, в диджейской, покури­вая, беседовали двое, музыка играла сама по себе, а на пустом танцполе в центре зала неприкаянно чередовались пятна света из разноцветных фонарей. У столиков вдоль стен сидело несколько парочек, трос стояли спиной к бар­ной стойке, потягивая пиво и поглядывая на вход.

Когда дверь в зал, выпустив на улицу новую порцию музыки, закрылась за Кот, она увидела, как от бара реши­тельно отошла Фекла, успев сунуть бармену деньги за го­товый заказ. Вообще-то она была Фаина, но с тех пор как был придуман компьютерный ник «Фекла», ее по имени никто не называл. «Фекла» появилась с легкой руки Кирш: «Как там ее зовут… На «Ф» как-то, вроде Феклы…»

Коренастая Фекла с неизменным взглядом исподлобья была из тех людей, что открыто демонстрируют неудов­летворенность своим контактом с миром и относятся к жизни как к костюмированному бою. У нее были корот­кие красные волосы с наискось выстриженной длинной челкой и многочисленный металл на разных частях тела. Для таких «пропирсингованных» с ног до головы существ металлоискатели должны быть сущим адом. В «Перчат­ке» его вообще стоило бы убрать от входа.

Уже захмелевшим бесцветным взглядом Фекла с тру­дом смогла поймать взгляд Кот: темные, глубоко посажен­ные глаза на вытянутом лице смотрели куда-то мимо.

— Ко-о-от! К-о-г-о я в-и-ж-у! Что, не удалось вытащить Кирш? — Фекла по-приятельски сунула ей стопку, просле­дила, как Кот глотает водку, и тут же пододвинула пиво.

Кот выпила и его, посмотрела на Феклу через гране­ное стекло кружки и повеселела.

— Прямо жизнь вернулась!..

Фекла взяла пустую кружку, Кот посмотрела через ее плечо, рассмеялась, заметив какую-то пару у барной стой­ки, и вдруг ответила на слова Феклы о Кирш:

— Да там у Лизы, кажется, день рождения. У меня со­всем из головы вылетело.

— Ну-ну.

Фекла была ветеринаром, Кот — рекламным агентом в журнале, У них были только две общие темы; секс и Кирш,

Фекла развернулась, чтобы вернуться к барной стой­ке, но, увидев, что Кот направляется к администраторс­кой, собралась тоже последовать за ней. Кот жестом оста­новила Феклу;

— Мне комп нужен, сейчас вернусь.

Фекла шлепнула перед барменом пустую кружку, тол­кнула к нему рюмку и уселась на стул, ссутулившись над стойкой, — человек с богатым воображением наверняка отметил бы, что в этот момент голова Феклы напоминает красного дикобраза, вышедшего на прогулку по черной горе — ее спине. Она выпила еще водки, скрестила руки и положила на них голову — дикобраз тут же исчез.

Кот тем временем плюхнулась в кожаное кресло перед компьютером. Девица из администрации, отвечавшая в тот момент на телефонный звонок, удивленно уставилась на нее;

— Вам разрешили?— и через паузу повторила уже с сердцем; — Вам разрешили пользоваться компьютером в кабинете?

— Ага, Настена разрешила, как всегда. Ты новенькая, что ли? — Все это Кот проговорила неприятным голосом на одной ноте, не поднимая головы: она уже входила в дебри Интернета, да и девушка не показалась ей симпа­тичной.

Ожидая возвращения Кот, Фекла развернулась-таки лицом к танцполу (в дни боев именно он становился рин­гом). Теперь к танцу цветных лучей присоединились три девушки. Фекла исподлобья наблюдала, как белый топ на одной из них неестественно светится в ультрафиолете: де­вушка явно не пользовалась нижним бельем и, очевидно, гордилась своим телом; она то и дело отбрасывала с гру­ди длинные черные пряди и с вызовом ловила взгляды слу­чайных зрителей.

— Ничего бикса, да? На Деми Мур в «Стриптизерше» похожа… — сказала подсевшая к Фекле хрупкая девушка с имиджем «милитари»,

— Ты про кого? Про эту клаву в белом? Так себе, не в моем вкусе.

Фекла смотрела мимо танцпола: вдоль стены по на­правлению к бару шла Кот, поглядывая на танцующих. Девушка-«милитари» пожала руку Кот.

— Пойду спрошу, что за бикса новенькая. Фекла вон не заценила.

Кот похлопала Феклу по плечу:

— Вкуса нет, не любит она красивых: ей подавай особ полупедического вида!

Фекла обиженно отмахнулась:

— Сама-то…

Sms: «Привет, Киршик! Скучаю без твоих рук! Давай встретимся! Д.».

Sms: «Сколько лет, сколько зим! Привет. Извини, до­рогуш, некогда».

Sms: «Ты по-прежнему мой самый сладкий!»

Кирш усмехнулась и снова села за толстую тетрадь.

«Не стоит лукавить: на Земле живут только два по-на­стоящему отличающихся друг от друга человека: мужчи­на и женщина. Хотелось бы прислушаться к тем, кто толкует о «личностях», «индивидуальностях», — но если го­ворить честно, все «личное» и «индивидуальное» больше похоже на собрание случайностей, которые мутируют из поколения в поколение, выстраивая, как мозаику, геноти­пы и фенотипы — всего лишь маски, искажения на двух разных смыслах. В остальном люди ничем не отличаются друг от друга; просто вращаются на разных орбитах, где под влиянием разных обстоятельств набивают разные шишки и рождают разные идеи. Стоит нам поменяться орбитами, и мы поймем, что ничем не отличаемся друг от друга. И если есть внутри бессмертные, неповторимые души, то и это не отличие, а признак нашего единства — кусочки одной разорванной когда-то души; и что с того, что эти кусочки получили разные искажения… Люди раз­делили Землю на разные театры искажений: один вышел более многочисленным, другие — поменьше; тогда один стал главным, диктующим правила игры, другие, возмож­но, справедливо стали театрами-изгоями, где даже вечные драмы с классическими сюжетами разыгрываются совсем по другим правилам.

Главный театр столь велик, что его актеры не видят границ сцепы и забывают о том, что они — в спектакле…»

Кирш надо было выйти из дома в семь, чтобы быть у Лизы в восемь, успев купить цветы. Она стояла под ду­шем, смывая шампунь, когда услышала из комнаты стран­ный звук. На душе было тревожно: прислушалась… ока­залось, всего-навсего чего-то требовал загрузившийся ком­пьютер, про который Кирш уже успела забыть. Есть та­кой вид эксцентричной рассеянности, когда человек спе­шит сделать одновременно несколько дел, начинает их и не озадачивается продолжением. Так убегает оставленное на плите молоко, сгорают утюги и вода переливается че­рез край ванны. Но прогресс работает именно на таких людей, и Кирш, как дитя своего времени, была приучена к идеологии запуска: нужно только нажать на кнопку, а ос­тальное— дело техники. Перед тем как идти в ванную, Кирш включила чайник и компьютер и предоставила их самим себе. К счастью, современные чайники выключа­ются сами, а компьютер может терпеливо дожидаться хо­зяина сколько угодно.

Кирш едва успела надеть шорты, когда в дверь посту­чали. Не найдя поблизости футболку, она наклонилась, быстрым движением рук смахнула с волос воду и, прикрыв грудь одной рукой, открыла дверь со словами:

— Чего стучишь, Ир, звонок же работает!

За порогом стояла женщина с ребенком на руках — жена того самого мужика, которого Кирш только что вы­кинула на улицу. Кирш отступила, пропуская растрепан­ную соседку в квартиру, но та осталась стоять у лестницы, с интересом разглядывая широкие голые плечи встретив­шей ее соседки. Женщина кокетливо пригладила волосы и вдруг, опомнившись, посмотрела на Кирш с ужасом, буд­то та поймала ее на месте преступления.