Письма Клары (ЛП)

— Ты встречаешь кого-нибудь из наших?

— Нет, с какой стати? Давным-давно никого не видел. А ты? Впрочем, это не важно. Послушай-ка, у тебя такой вид, как у елки с опущенными ветвями, смир…

— Смиренный, — подсказал Антон.

— Вот именно. Кофе у них, между прочим, дерьмовый. Погоди-ка, — он вынул из кармана походную фляжку, — у них в поезде и спиртного-то нет… И твой покорный взгляд. Чувствуешь его на себе неотступно. Ты следил за мной все время. Знаешь, Аллан, они смеялись надо мной: «Ха-ха! У тебя появился маленький поклонник!» Черт! До чего было противно.

— Я — Антон, а не Аллан.

— Ты был похож на щенка, который подлизывается и хочет, чтобы ему задали взбучку. А ты получал взбучку? Нет. От меня никогда не получал. Бить малорослого, тощего хиляка… это не по мне.

— Постой-ка! — воскликнул Антон. — Откуда мне было знать, что ты знал обо мне? Ну ладно, ладно, пусть я был назойливым, ребячливым и смешным. Но что ты от меня хотел? Разве у тебя самого не было идола? Какого-нибудь супермена, намного сильнее тебя? Ну, кто был всеобщим идолом в то время?

— Не заводись, — сказал Боб.

Он не слушал Антона, сидел и складывал салфетку, складку за складкой, а потом смял ее в комок и бросил на пол.

— Странно, — продолжал он, — все как бы уменьшается и уменьшается… Вот послушай-ка, мне пришло в голову, что тот, кто перед кем-то преклоняется, считает, что он имеет на него какое-то право, словно он принадлежит ему. Понимаешь, что я имею в виду? Использует его каким-то образом. И его идол ничего тут поделать не может. Разве я не прав?

— Прав.

— Хорошо. Значит, я прав. А думаешь, это приятно? Погано не чувствовать себя свободным.

— Пытаться соответствовать представлению о тебе? — резко спросил Антон.

— Нет, вовсе нет, не говори глупости. Просто чувствуешь, что за тобой следят. Постоянно. Видно, тобой никто не восхищался, и потому ты не можешь этого понять. А теперь давай хлопнем по рюмашке и забудем об этом, подведем черту, будто ничего и не было. О’кей? Эту фляжку я получил в Тибете. Отличная штука.

— Вовсе нет, ты говорил, что тебе ее дали в придачу. И в Тибете ты никогда не был, а загорал под кварцевой лампой.

— Вот те на! — воскликнул Боб, не слишком обиженный. Он добродушно засмеялся и чокнулся со своим спутником. — Знаешь, у одних в жизни масса событий, с другими ничего не происходит. Который час? Я оставил часы дома. Впрочем, какая разница!

«Именно тогда, на школьном дворе, я должен был отлупить его, напасть на него в слепой ярости, без страха. И разделаться с ним, да, именно это я должен был это сделать».

А вслух он сказал:

— Пошли назад.

— Да, да. Но, видишь ли, назад нельзя вернуться. Ты был таким маленьким, маленьким и ничтожным, не правда ли? Если бы не твои глаза…

— Пошли в купе, — сказал Антон.

— Я сейчас заплачу.

— Я уже заплатил. Идем.

— Прекрасно, очень хорошо, замечательно. Дипломат был у меня с собой?

— Нет, ты оставил его в купе.

— Очень неосторожно, надо же, как неосторожно!

Боб встал со стула. Поезд трясло и раскачивало, они переходили из вагона в вагон по грохочущим железякам. Это был очень старый поезд. Одну дверь почему-то не закрыли, и она все время хлопала.

— Антон! — крикнул Боб. — Осторожно, дверь!

Антон схватил его за руку, их шарахнуло о стенку. Боб дрожал всем телом.

— Держи меня, — сказал он, — не отпускай…

За окнами шел снег, елки стали совсем белыми. Антон захлопнул дверь. Они вернулись в свой вагон.

— Я бы выпил воды, — попросил Боб.

Антон пошел в туалет и налил воды в пустую фляжку.

Боб сразу же заснул и проспал несколько часов. Он не проснулся, даже когда поезд остановился, и Антон сошел, взяв свой дипломат. Это была очень маленькая станция, до дома Иды предстояло ехать еще далеко. Поезд постоял с минуту, потом завыл и помчался дальше.

Антон сел на скамейку перед вокзалом. Стояла мертвая тишина. Солнце пригревало, и все казалось таким незначительным. Он решил послать Иде телеграмму и ехать к ней следующим поездом.

Он открыл дипломат, и оттуда на снег выскользнула масса брошюр и блестящих бумажек. Дипломат был разделен на секции с образцами товаров, кусочками тканей, ценниками на все товары, в специальном отделении лежали галстуки с гавайскими мотивами. Он сложил все назад и закрыл дипломат.

В общем-то этот дипломат во всех смыслах мало отличался от его собственного.

Туве Янссон

Летней порой

1

Солнце садилось. После шторма вода поднялась до лодочного навеса. Весь берег затопило, забавно было идти по лужайке, шлепая по воде. Я нашла дырявую бочку, докатила ее до лодочной пристани, поставила на дно и влезла внутрь. Трава под водой была очень мягкая и все время шевелилась. Я воображала, будто сижу в подводной лодке. Через дырки в бочке я могла видеть солнце, оно было огненно-красное, и от него стенки бочки тоже покраснели. Я сидела в теплой воде, и никто не знал, где я. Больше в этот вечер ничего не случилось.

2

Я задумала сделать дорогу. Маленькие деревья спилила. Дорога получилась очень извилистая, потому что ей пришлось обходить каждое большое дерево. Я работала каждое утро, и дорога становилась все длиннее. Моя дорога должна была вести к морю, и там я собиралась построить дом на дереве, так высоко, что никто меня не увидел бы, а я видела бы всех, кто внизу проходит мимо. Но ничего из этого не вышло. Дорога получилась слишком узкая, и, дав кругаля, она пришла к тому же самому месту, где начиналась. И чего только не бывает! А для чего, в самом деле, нужны дороги? Можно и без них обойтись.

3

Я устроила себе потайную комнату на чердаке. Гвозди в стены забивала, только когда в доме никого не было. Наконец комната была готова, я принесла туда из кухни керосиновую лампу, но зажгла ее, только когда стемнело. Лампа отражалась в окне. Они поднялись по чердачной лестнице и сказали, что так делать нельзя, можно спалить весь дом! Нужно взять что-нибудь и думать понарошку, будто это лампа, так делают все дети, когда строят дом. «Не, с меня хватит! Я вам не „все дети“. Я — это я, и это мой дом», — сказала я и ушла.

4

Я в первый раз плавала на глубине. Пошла купаться одна и плавала, когда никто меня не видел. От берега до скалистого островка совсем близко, всего четыре гребка. Я решила не думать про бездонную дыру и вошла в воду. Вода подо мной была черная, но я и раньше знала, что она такая. Я быстро переплыла на другой берег, дрожа от холода. Там лежал свернутый кусок коры, я взяла его, чтобы доказать, что я была на том берегу. По дороге обратно я искупалась. Вообще-то, родители не должны позволять детям плавать одним на глубине, взяли бы, например, и спрятались за камнем, чтобы поглядеть, не тонут ли их дети. Уж я-то обязательно это сделаю, когда у меня будут дети.

5

Я училась грести. Каждое утро я вставала раньше всех, чтобы они не видели, как я учусь. Нужно быть ловким и настойчивым. Вначале лодка у меня только крутилась на одном месте. Наша лодка — это маленький ялик с одной банкой, так называется доска для сидения, где помещается всего один человек. Доска не пластмассовая, а из настоящего дерева. У лодки нет названия, она просто-напросто Лодка. Я отталкиваю Лодку от берега и отчаливаю, солнце еще только всходит и воздух не успел нагреться. Я отчаливаю от берега и набираю скорость. Стараюсь, чтобы лодка шла прямо, не виляла, но это у меня плохо получается. Я заметила, что правым веслом гребу сильнее, видно, так получается у всех. Нужно выбрать ориентир и идти по курсу, не отклоняться.