Отпечатки(СИ)

Датаев отпил из кружки, чтобы повысить уровень алкоголя в крови, разгоняя этим свою фантазию.

Звуки нескольких ударов раздались в его воображении, и щуплая рука Эдуарда резким движением перевернула на спину стонущую женщину. Красиво сложенное ослабевшее тело, послушно подчинялось действиям Датаева. Лицо начальницы всегда казалось ему пугающе красивым, от чего он ненавидел ее еще больше. Себя же, не смотря на высокомерный нрав, Датаев считал непривлекательной личностью. Конечно, в таких вещах он себе никогда не признавался, а если иногда нечаянно пускал хоть малую часть подобных мыслей в сознание, то тут же вырисовывал модель, в которой он так или иначе, независимо от внешности, превосходил всех известных ему живых людей на самом высоком - нравственном уровне.

Всматриваясь в красивое лицо только что выпоротой им молодой женщины, и думая о своих дальнейших действиях, Датаев не мог не испытывать удовольствия, чем-то отдаленно напоминающего то, которое испытывал бы вредный мальчишка, смачно плюнувший на новое платьице чопорной девочки. Датаев схватил за плечо Альбину Антоновну и, что было мочи, сжал зубами ее загорелую грудь. Громкий вскрик преобразился в умоляющее о прекращении пытки всхлипывание и Датаев, сделав рывок всем телом, сорвал с начальницы бюстгальтер. На несколько секунд он остановил ход мыслей, чтобы сделать еще один глоток из бокала с пивом. Эдуард пристально посмотрел в глаза воображаемой начальницы и попытался придумать в них именно такой взгляд, который бы как можно лучше подходил к ситуации, но, как назло, именно с этим и возникла проблема. Как Датаев ни старался, но глаза Альбины Антоновны выражали только то, что он видел в них в реальной жизни. С таким выражением можно было смотреть разве что на клопа перед тем, как раздавить его под ногтем. И, несмотря на все только что пережитое, Альбина Антонова смотрела на Датаева именно такими глазами. Это была даже не ненависть, это было пренебрежительное отвращение.

Эдуард никак не мог стерпеть подобного оскорбления, тем более от своего собственного воображения.

От происходящего в голове представления, Эдуард невольно заулыбался и даже издал негромкий смешок, чем обратил на себя внимание бармена. Тот, конечно, не ожидал увидеть улыбку на лице, которое своей угрюмостью досаждало ему каждую пятницу с шести до семи вечера, но ничего особенного не подумал. На момент он задержал взгляд на Датаеве, а затем повернулся к кассовому аппарату.

От этого взгляда Эдуард понял, как глупо он может выглядеть со стороны, усиленно сопя и улыбаясь себе в стакан. Кроме того ему причудилось, что за тот короткий миг бармен в деталях узнал обо всем, что происходило в его воображении. Чувство стыда залило мысли и едкой кислотой начало растворять образы там находившиеся.

Датаев встрепенулся и взахлеб допил остатки пива. Сейчас ему как никогда хотелось бросить деньги в лицо негодяю, ни за что его унизившему, но, как и во все предыдущие разы, он просто достал несколько купюр, судорожно разгладил и аккуратно положил под пустой бокал. Пристыженный сам собой и огорченный от того, что не получилось перейти к следующему этапу свидания с Альбиной Антоновной, Датаев по дороге домой принялся искать нейтральную мысль и остановился на размышлениях о предстоящих покупках. Размышлять особо и не было о чем. Он просто, как таблицу умножения, повторял про себя уже наизусть заученный список, который долгое время практически не изменялся.

От душного помещения и пережитого стресса у него разболелась голова. Раздувая ноздри и втягивая воздух летнего вечера, он хотел этим воздухом заместить неприятную тяжесть, скопившуюся у висков. Походы домой из пивной в пятницу вечером, особенно в теплое время года, были одними из любимейших моментов во всей жизни Датаева, что бы там в этой жизни ни происходило. Сумеречное время суток казалось каким-то сказочным, в особенности, когда он был немного пьян. В памяти невольно возникали картины раннего детства и юности. В такие моменты злоба, с которой он сжился и которую уже привык не замечать, отступала, и мир вокруг казался по-приятному необычным. Это чувство было похоже на то, как если бы кто-то, привыкший ходить с полными карманами щебня, в один момент избавился от лишней тяжести. Вряд ли этот кто-то сразу смог бы сказать что именно изменилось, но однозначно чувствовал бы себя намного лучше. Правда, когда Датаев открывал дверь своей квартиры, раскладывал по полочкам продукты и усаживался у телевизора, то карманы снова постепенно наполнялись, и так же незаметно реальность возвращалась в привычную для него форму.

Экран телевизора мигал и один рекламный блок, резко обрываясь, тут же замещался новым, потом следующим и следующим. Не выдержав, Датаев сдался и впустил в свой мозг поток информации, вещающий о наилучшем собачьем корме, где довольные глаза псины смотрели на него из квадратного светящегося окна.

- Так недолго и собаку завести,- подумал с иронией Датаев.

- Ну, все-таки я не понял до конца, зачем тебе собака?

- Как зачем? Друг и спутник жизни, всегда весел сам и веселит всех кругом. И дети пускай к ответственности привыкают.

- Так это у тебя такой способ приучить к ответственности детей? Что-то мне кажется, что ответственности только у вас с женой прибавится - безразличным подколом ответил Фролкин.

- Ну, нет! - возмутился Семен так резко, как если бы отрицал мысли, которые были его собственными. - Просили собаку - будет им собака, но мы с женой сразу сказали, что если собака ваша, значит выгуливать, кормить, мыть и прочее будете сами.

- Они там знают, это же дети. Ты им сказал собака, а они после этого слова больше ничего и не слышали. Таких случаев вообще много. У меня во дворе одно время дог ходил. Тоже видно детям для ответственности купили, а они со щенком наигрались и выбросили на улицу. Такое жалкое зрелище, эта собака даже ногу задрать не могла под деревом - одни кости. Породистые собаки к уличным условиям вообще не привычны.

- Я еще ничего не купил, а ты уже голодную смерть пророчишь. И что значит "выбросили на улицу"? - Повторил с возмущением слова Фролкина Семен. - Это же садизм какой-то!

Что бы там ни случилось, а на улицу собаку точно никто выгонять не станет.

- Значит все-таки, если детям надоест, сам будешь каждое утро еще раньше вставать и перед работой выгуливать?

- Да с чего бы им что-то надоело? - Снова повышая тон, ответил вопросом Семен. - Ты что решил мне доказать, что не стоит покупать собаку?

- А запах, собака - это же запах. Только в дом зайдешь, сразу слышно.

- Ну, значит, лично ты можешь больше не приходить! И с чего ты меня достать решил своим негативом. Не ты же собаку покупаешь. У многих людей дома есть животные и все отлично. У тебя самого кот.

- Кот это кот, с ним все по-другому.

- А что же это не животное, а пришелец из космоса, что с ним все по-другому?

- А если и пришелец! - важно отрезал Фролкин. - Коты - они особенные.

- Да чего уж там особенного? В тапки гадят по-особенному и вопят несносно. Меня их вой, ей богу, так из себя выводит. А я человек ко многому привыкший. Мы с женой двоих детей, почитай, одного возраста воспитываем, ко всяким крикам-ревам привыкли и в час, и в два, и в три ночи. Но кошачий вой для меня просто невыносим. Мне по весне хочется выйти во двор и всех их в одночасье кастрировать, чтоб не орали.

- И кто тут садист, спрашивается - заулыбался Фролкин.

- Да это все ты.

- Ну конечно, а кто же еще...

- Вроде все хорошо до этого было. Не звал бы тебя с собой собаку выбирать, если бы заранее знал, что начнешь гадости разные рассказывать.

Семена было легко вывести из себя, и он начал всерьез злиться на Фролкина за его глупые издевки, которые в глазах Фролкина вовсе не были чем-то серьезным.

- Что ты, что ты, я же ничего такого. - Зачастил Фролкин. - Я просто хотел, чтоб ты все учел, помочь, так сказать, обдумать важный поступок.

- Да ничего ты не хотел, знаю я, что ты хотел...