Переход (СИ)

Так и спросил:

— Можно домой, значит, да?

Доктор согласно качнул седеющей головой. И тут наши глаза все-таки встретились. Он посмотрел на меня пристально, а я не успел отвести взгляда. Так мы и сидели несколько секунд. А потом он вдруг спросил:

— Трудно вам?

Я сглотнул. Сразу понял, о чем вопрос. Не дурак.

— Когда как… — это было правдой. Обычно я не испытываю дискомфорта из-за своих паспортных данных… Если до зарезу надо быть Светланой Геннадьевной, просто надеваю ненавистный лифчик, рисую губы и ресницы — и вуаля! Получается Света. Гормоны я еще не начинал колоть, так что в женском выгляжу как женщина. Только прическа мальчишеская. Ну и повадки конечно… их трудно менять, ведь уже почти год я не отзываюсь на свое старое имя…

Впрочем… надо быть честным — последний раз я принимал Светино обличье давным-давно… Месяцев семь назад, когда пришлось делать временную регистрацию в Казани. А после этого… после этого как-то и не приходилось.

— А как вас зовут друзья? — спросил меня этот доктор с умными глазами после короткой паузы.

— Сашей, — пробормотал я, сглотнув. — Мне так больше нравится.

2

Да, друзья зовут меня Сашкой или Саней. Иногда дразнят Шуриком, хотя мне и не нравится такое обращение.

Но оно гораздо лучше, чем 'Света'…

На самом деле, я, конечно, привык и к 'Свете'. Все-таки почти двадцать лет ею считался…

Хотя платья решительно отказался носить уже лет с тринадцати. И как матушка ни пыталась купить мне какой-нибудь сарафанчик или юбочку, начисто отвергал все эти детали женского туалета до самых старших классов. Стал надевать только штаны и футболки. Сначала девчачьи. А дальше… дальше все больше пацанские. В четырнадцать отрезал к шутам остатки былой косы, которая и так-то уже не доставала даже до плеч.

Вот только растущие сиськи никуда не мог подевать. Сначала, когда они были поменьше, пытался, конечно, бинтовать… не мог смириться с этим ужасным новшеством в моем облике. Но потом сдался… под бинтами было очень тяжело дышать. А про майку-утяжку я тогда еще ничего не знал.

Я вообще очень долго ничего не знал.

Думал — я один такой уродец.

В детстве я был довольно странной девочкой. Терпеть не мог кукол и игру в резиночку, зато легко мог вломить любому, кто пытался обидеть мою младшую сестру. Но никто особенно на это внимания не обращал, ведь я послушно позволял надевать на себя платьица и заплетать волосы в косичку. Только однажды во втором классе учительница заподозрила неладное, когда я с легкостью пошел следом за мальчишками в мужской туалет. Она даже вызвала матушку в школу и долго терзала на тему, все ли у нас в семье хорошо. Но и тогда родители ничего не поняли. Да и я сам по большому счету тоже. Мне просто было все равно с кем писать и как.

Понял позже… Когда увидел, как медленно но верно начинают набухать два прыщика под школьной блузкой. По началу это просто мешало мне играть в Тарзана и лупить себя кулаками в грудину… Но однажды я подошел к зеркалу и долго смотрел на себя… А потом почему-то очень захотелось заплакать. Мне было почти тринадцать. Жизнь казалась конченой.

Целый год после этого я заматывал растущую грудь медицинским бандажом и отчаянно пытался доказать мальчишкам во дворе, что ничуть не изменился. Им-то было все равно, а мне — нет… Я привык быть сорванцом, драчуном и искателем приключений.

Я мучительно пытался понять, почему мне так плохо. Почему вид крови на прокладках вызывает невыносимые приступы отчаяния… а голые мужские торсы — зависть. И в конце концов решил, что лучше всего смириться… Просто не обращать внимания на весь этот кошмар, который творился с моим телом. Принять его. Стать настоящей женщиной. Я решил, что со временем станет лучше. Пройдет. Я привыкну.

В шестнадцать, когда эта мысль целиком пропитала мое сознание, я впервые за долгое время позволил матери купить мне ворох новой женской одежды и отвести к знакомому парикмахеру. Стал ходит в юбках. Даже пытался краситься, но это действие вызывало такую скуку, что вскоре подаренная мне косметичка плавно перекочевала на стол к сестре.

Это было время какого-то сна… Бесконечного обморочного забытия, когда я вдруг принялся усиленно заниматься на уроках, делать домашние задания и получать пятерки — одну за другой… На самом деле я и раньше хорошо учился, но когда начался весь этот гормональный бум, забил на школу и даже едва не вылетел после девятого класса в специальное коррекционное заведение, куда 'сливают' всех неугодных раздолбаев вроде меня.

Наверное, учителя сильно удивлялись новой перемене. Девочка Света перестала бегать на переменах, причесалась и вновь впервые за два года надела белую блузку. На школьных фотках тех лет я везде — задумчивая Яковлева, прилежная ученица старших классов. С короткой, но очаровательной стрижкой а-ля 'Жанна д'Арк'.

Матушка нарадоваться не могла. Даже стала ставить меня в пример Аське, моей младшей, чего не было тоже очень давно. Я же… я просто пытался не думать. Не думать о том, кто я. А прилежная учеба — неплохой в общем-то способ заткнуть мозги.

Но этого мне показалось мало — в одиннадцатом классе Света влюбилась. Она ведь очень старалась быть правильной девочкой. Ну а какая девочка без первой любви, вздохов над фотографией избранника и 'заветных вензелей' с инициалами возлюбленного на морозном стекле автобуса?..

Его звали Кирилл. Он учился в педагогическом на учителя истории и однажды попал в Светин класс на практику. Тогда половина девчонок из одиннадцатых растеклись влюбленными лужицами. И Света последовала их примеру. Она уже почти свыклась с сиськами, прокладками и попой, которая тоже начала расти… Так что было самое время, чтобы устроить себе новый гемор.

Аська первая поняла, что ее сестра встряла по самое 'не хочу'. Но на все вопросы о том, кто он, я упорно отмалчивался. Влюбленность протекала болезненно, как и всякая безответная девчачья слабость. К тому же время от времени вызывала странное ощущение, что все это бред… чужая жизнь. Кривая маска с оскалом сладенькой улыбки, натянутая на окровавленное лицо. Говорить о своих чувствах мне хотелось меньше всего. В новом дурацком состоянии был только один плюс — хороший повод для самообмана, будто я окончательно победил в себе пацанские черты характера…

Ха-ха… Наивный.

Глупая эта влюбленность умерла сама собой через полгода. Я закончил школу — и больше исторического Кирилла не встречал.

Зато потом были еще Олег, Дима и Альберт. С первым Света лишилась невинности. С остальными — продолжала попытки понять, что же такое — женское счастье. Пыталась с завидным упорством, которое я не терял в своей жизни никогда. Допыталась до того, что едва не вышла замуж…

Альберт оказался настойчивым парнем. Малость мальчиковые повадки Светы его не смущали, скорей уж наоборот — заводили. Мы встречались почти год, на протяжении всего моего первого курса и потом летних каникул. Даже съездили после сессии к его родителям в областной город… И им очень понравилась молчаливая скромная девушка, которая так любила носить рубашки их сына…

А меня на протяжении всей поездки не оставляло знакомое уже чувство фальши. Маска так и норовила съехать. Особенно когда Альберт пытался не в меру активно утверждаться в позиции альфа-самца. Иной раз мне безумно хотелось на его объятия ответить крепким ударом в челюсть. Почему? Да потому что я ненавижу, когда кто-то думает, будто на самом деле обладает мной! Будто имеет надо мной власть и может решать за меня, какое платье я одену для встречи с его друзьями. Или сколько мне позволено выпить на свой день рожденья…

Когда мы порвали, матушка назвала меня идиоткой и едва не выставила из дома. Она уже успела всем соседям, родственникам и друзьям раззвонить, что скоро у нас свадьба. Мля, она даже обручальные кольца нам присмотрела в ближайшем ювелирном!.. Не спросив меня, хочу ли я на самом деле замуж. Моя родительница так спешила поскорей пристроить свое странноватое дитятко… И ей так нравился этот Альберт. Она бы сама за него пошла, будь лет на двадцать моложе.