Героин

Я решаюсь высунуться и вижу ту же девушку с той же подружкой, но уже сзади. Скорее всего, она прошла, не заметив меня. Если бы она меня заметила, то стояла бы и орала мне в спину. Но это лишь в том случае, если я для нее действительно так уж важен, как она говорит.

В этот день я засыпаю еще в нескольких пабах, в тихом сортире на станции метро, вечером — в подворотне, в которой я съеживаюсь, как брат-близнец пузатого металлического карлика (он лежит на земле у входа в подворотню и чем-то напоминает желобок). Я останавливаюсь в одном из двориков под фигурой Божьей Матери в голубом, вышитом звездами одеянии. Я опираюсь головой о ее туфлю, которой она, наверное, собиралась кому-то размозжить голову.

Никто меня не будит, поскольку выгляжу я, скорее всего, погруженным в глубокую молитву. А я лишь припоминаю, сколько всего произошло за этот чудесный день.

День начался утром, приблизительно около десяти, в кровати: я лежал, как большая сладкая лужа. Меня разбудило что-то очень похожее на хомячка в брюхе. Щекочущее, грызущее и подвижное говно, которое сидело во мне, искало выхода, но выхода не было, Я открыл глаза, но перед глазами все так же стояло что-то смутное. За окном было светло, но шторы оказались надежно закрытыми.

Наконец-то я пошел в сортир, но даже отлить не смог — будто бы заросли все отверстия в теле. Нужно было подождать или обезболить в себе говно. То есть обезболить себя самого. Я включил мобилку, которая сразу же запищала.

— Вы получили семь новых сообщений, — оповестил самодовольный телефон.

— Здравствуйте, Томаш, — залаял автомат. Каждый согласный звук впивался в ухо, как малый бризантный снаряд. Одно уже «з» в слове «здравствуйте» могло убить более мнительного слушателя, чем я. Но я и без того еле держался на ногах.

— Здравствуйте, Томаш. Я разговаривал со многими людьми, и только женщины соглашаются с вами в том, что я умею брать на себя ответственность за людей исключительно безответственных. Что вы на это скажете? Нам нужно встретиться.

— Привет, — загнусавил ребяческим, немного шепелявым басом Мачек. — А ты не хочешь заняться со мной чем-то более приятным?

— Здравствуйте, меня зовут Катажина, и я хочу услышать от вас, какая же я на самом деле.

— Привет, Томек. Это Бартек, Сделай хоть что-нибудь. — Бартеку шестнадцать, у него карие глаза, пламенный румянец и мать, которую я знаю и которая меня любит, хоть мне иногда кажется, что она в любой момент готова меня растерзать.

— Привет, это я. Может, ты вообще не желаешь, чтобы я тебе звонила? Я хотела узнать, как ты себя чувствуешь и хочешь ли со мной встретиться.

— Здравствуйте, это Анджей Секлюцкий. Я хотел бы с вами договориться о тренинге перед интервью для прессы.

— Привет, это Габриэль, — раздался, в конце концов, слегка дрожащий для мужчины, но очень приятный, бархатно-миндальный голос. — Приветствую тебя, Томек, и напоминаю, что послезавтра состоится крещение, по-моему, самого сладкого в мире младенца. Ну и хотелось бы спросить: мы как-то конспирируемся или нет.

Речь шла, конечно же, о самой сладкой конспирации в мире. Я не знал, как он собирается примирить ее с существованием самого сладкого в мире младенца. Но связи Габриэля с миром всегда были очень проблематичными. Как-то даже в голове не укладывалось, что он способен произвести на свет ребенка. Легче было представить, что скорее спираль или пилюля разовьется в самостоятельный организм.

Прослушивание сообщения чем-то схоже с пилением древесины. Я порядком вспотел от мук выбора и все-таки выбрал Габриэля, хотя сначала решил позвонить Мачеку. Возможно, это не совсем соответствовало экономическим расчетам. Несмотря на то, что у Мачека были башли, он всегда старался пыхнуть на шару.

Но, с другой стороны, Мачек знал великое множество дилеров. Он был великой ходячей гарантией от неуловимости дилеров. Вообще-то барыги довольно неуловимы. Они должны быть труднодоступными, поскольку это обеспечивает их безопасность. Они уверены в том, что клиент и без того их найдет, так как именно клиент в них наиболее заинтересован — намного сильнее, чем полиция или конкуренты. Но время от времени барыга становится недоступным даже для наиболее доверенных клиентов. Он просто проваливается в собственный, совершенно личный мир, состоящий из таких элементов, как арест, увечья, вмешательство родителей, кокаиновые оргии, которые заканчиваются самоубийством или поножовщиной, И множество иных ситуаций, которые доходят до нас в единственно коротком тексте: «Привет, это я. Говорите после звукового сигнала».

Я набрал номер. После длинной паузы раздалось заспанное «алло» Мачека.

— Привет, это я, — начал я бодренько. — Это я, твои биологические часы. Я хотел запустить ему мурашек под хребет, но, наоборот, сам покрылся гусиной кожей. Да так, что от неожиданности присел прямо с трубкой в руках на ковер.

— Ну, конечно, — пробурчал Мачек. — В такую рань только ты и можешь позвонить.

— Сделай что-нибудь.

— Хорошо, сделаю, но понимаешь, у меня бабла сейчас нет, ремонт…

— Но у меня есть, — отрезал я. Мачек начал ремонт квартиры год назад. И целый год никак не мог его закончить. На то имелось две причины. Во-первых, монотонное покрывание одной и той же стены очередными слоями краски одного и того же цвета, должно быть, усиливало удовольствие. Поэтому он самозабвенно продолжал красить. Во-вторых, с Мачеком постоянно происходило одно и тоже: у него все очень быстро выходило из строя. Телевизор, кофемолка, антенна и даже щипцы для колки орехов. Недавно уже второй по счету телевизор, после нескольких дней нормального функционирования, изо всего телевизионного пакета стал транслировать один лишь арабский канал, 24 часа в сутки демонстрирующий ведущую, которая оказалась практически сплошным макияжем. Однажды Мачек даже нанял специалиста по внеземным явлениям, чтобы выяснить, за что на него свалилось это проклятие. Специалист выявил, что у Мачека когда-то был очень злобный дед, которого после смерти в принудительном порядке заставили искупать грехи в предметах, окружающих Мачека. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь точные электроприборы, — так считал специалист, — функционируют только благодаря духам, а иначе они не были бы точными и наделенными сверхъестественными возможностями. Например, моментальная передача информации на расстоянии. В случае Мачека вместо того чтобы заведовать Мачековым добром и оберегать его, злобный дед постоянно выводил все из строя. Мачек сперва не хотел верить подобным объяснениям, поскольку дед, который, правда, и на самом деле помер, никогда особой злобностью не отличался. Но такое событие, как смерть, могло круто изменить его характер.

Так или иначе, бесконечный ремонт и необходимость постоянно покупать новое оборудование были хорошей уверткой, чтобы не платить за кайф. Уверткой, потому что у Мачека на самом деле было достаточно денег. Его отец был начальником большой строительной фирмы. Когда его дом переставал отвечать запросам такой крутой шишки, он переехал в другой особняк, оставив старый сыну. Мачек поделил дом на две части: меньшую, жилую, то есть, собственно говоря, нежилую — в ней происходил постоянный ремонт, — и большую, рабочую, то есть студию.

В студии Мачек работал над бижутерией. В свое время он окончил факультет промышленного дизайна, но хотел стать самым известным в мире проектировщиком бижутерии. Он был просто одержим идеей тоненьких серебряных проволочек — настолько тоненьких, что почти незаметных и очень длинных. По его замыслу, они должны были служить летней бижутерией для ношения на пляже. Существующая лишь в теории, счастливая обладательница проволочек могла многократно оплести ими талию, руку, носу и, одев купальный костюм, даже обмотать все тело сложной системой таких проволочек. Образ женщины, обмотанной проволокой, должно быть, сильно возбуждал Мачека в начале его деятельности. Потом все сильнее его стали возбуждать сами проволочки, которые постоянно рвались.