Путешествие в Агарту

Я не забыл ни одного его слова, ни одного его жеста. Глаза его смотрели пристально. Там, на низком столике, она казалась всего лишь обычной картой. Но множество людей в течение многих лет выполняло особые поручения и вело разведку в Британском музее, в закрытых архивах Британской короны, в почти недоступной тайной библиотеке Ватикана. Наша разведывательная служба в Москве подкупала людей и даже потеряла одного агента, пытаясь достать набросок «Плана Утраченного, но Грядущего Города», который Гурджиев, [15]спасаясь от советской оккупации, не без доли эксцентричного юмора оставил в Тифлисе в конверте, адресованном «госпоже Джугашвили», матери Иосифа Сталина (Гурджиев был однокашником Сталина по Александропольской семинарии).

Все окончательно определилось, когда я получил приказ отправиться в Зальцбург и поселиться в небольшой гостиничке, где останавливались студенты и любители Моцарта. Я зарегистрировался там под вымышленным именем, согласованным с Аненэрбе.

За завтраком я прочел в местной газете, что в Вилла-Гаджиа, близ Фельтре, в итальянском Тироле, неподалеку от австрийской границы, у Адольфа Гитлера состоялась «встреча особой важности» с Бенито Муссолини. В тот же день наши войска потерпели поражение в Африке и в России. Колесо истории вращалось не в нашу пользу.

В назначенный час появились два автомобиля, которые под охраной доставили меня в Бергхоф, легендарную резиденцию Фюрера в баварских Альпах.

Нам пришлось проехать через целый ряд контрольно-пропускных пунктов, установленных на поворотах горной дороги. На последнем посту меня обыскали. И вот полковник СС провел меня в дом, распахнутый навстречу голубому пространству и уставленный великолепными цветущими растениями. Он сопроводил меня в зал, выходивший окнами на террасу, откуда открывался восхитительный вид на Альпы и где сам Адольф Гитлер, одетый в свою обычную форму, держал в руках деревянный обруч, через который прыгала его собака Блонди.

Было 20 июля 1943 года.

Слово взял директор Аненэрбе полковник СС Вольфрам Зиверс:

– Низкие враждебные силы сумели воспрепятствовать нашему продвижению в Центральную Азию. Из-за поражения в Африке мы потеряли контроль над Средиземным морем… Мы были всего лишь этапом на этом пути. Другие в грядущем цикле истории продолжат нашу борьбу за победу сил огня над силами льда. А пока что, судя по всему, белая раса проиграла войну под Сталинградом.

Во взгляде Зиверса сквозило отчаяние, но было в нем и смутное понимание некой роковой неизбежности. Он пробормотал, глядя на Мартина Бормана:

– Таково положение дел. Но мы не должны забывать о том, что знали с самого начала: к нашей миссии не применимы банальные категории победы и поражения. Мы будем бороться до последнего дня, до последнего вздоха.

И с горящими глазами заговорил о «потусторонних силах»:

– Нам нужно снова обрести полноту сил, обновить договор! Тайные силы… Раньше нас как будто направляла чья-то рука, облеченная властью…

Потом он изложил задачи моей миссии, может быть самой странной и неправдоподобной, какую когда-либо доверяли кому бы то ни было.

– Лишь высшие духовные силы способны спасти нас и помочь одержать победу. Конечно, многие наши люди, лучшие ученые умы уже близки к тому, чтобы открыть способ высвободить тайные силы материи… Но время идет быстро, и оно работает против нас.

Рейхсляйтер Борман достал два футляра и положил на стол. Он вынул подробные пояснения к карте, подготовленные в Аненэрбе, и сведенные воедино материалы путевых заметок моих предшественников. Именно тогда, вспоминая о покойном Дитрихе Экхарте, Зиверс в первый и последний раз произнес слово «Агарта».

Борман открыл второй футляр и извлек оттуда старинную шкатулку слоновой кости, а из нее достал талисман, который должен был служить паролем в моем предприятии. Это было очень древнее кольцо из бронзы или старого золота, в которое был вделан огромный рубин грубой огранки с изображением свастики. Мы все трое в молчании не сводили глаз с этой исторической реликвии. То было кольцо Чингисхана. [16]С ним он в XII веке предпринял поход и основал племя воинов, которые установили свою власть в самом сердце Евразии, завоевав империю, простиравшуюся от Желтого моря до Днепра.

– Владея этим кольцом, они достигли высшей цели – защитить Азию от иудеохристианского извращения, от рационалистической антицивилизации. Владея этим кольцом, они остановили тех, кто готовился разрушить священное единство Земли, Человека и Космоса.

Борман, глядя на меня в упор, протянул мне кольцо. Я взял его.

Это было то самое кольцо, которое было на руке у Адольфа Гитлера утром 23 июля 1940 года, в момент высшего триумфа, когда он с высоты Эйфелевой башни озирал Париж, простершийся у его ног.

– Когда вы доберетесь до последней «точки реальности», назовем ее так, в игру вступит тот, кто ожидает прибытия этого кольца, этого талисмана, – Великий Тулку [17]Гомчен Ринпоче [18]… Тогда-то и начнется ваше настоящее испытание… Захочет он указать путь и помочь вам, всем нам или нет…

Борман принялся упаковывать материалы, которые должны были передать мне перед отъездом.

Фюрер покинул террасу и теперь развалился в мягком кожаном кресле в соседней комнате. Я увидел, как туда вошел доктор Морелле в сопровождении медсестры. Морелле держал наготове шприц, быстро и очень осторожно сделал фюреру укол в руку.

Адольф Гитлер снова вернулся в свою телесную оболочку и в реальное время. Собака лежала у его ног с таким же скучающим видом.

Борман отвел меня в другую часть зала, где стоял буфет с бутылками и вычурными богемскими бокалами. Из вежливости он предложил мне выпить. Как мне показалось, он ни на секунду не проявлял ни малейшего энтузиазма по отношению ко всему этому, не желая вовлекаться в происходящее. Холодным деловым тоном он объявил мне, какие шаги я должен буду предпринять в ближайшем будущем.

– Вы отправитесь в Сингапур. Поедете через две недели, когда пройдете окончательный курс подготовки в институте Аненэрбе. Сообщение с Сингапуром у нас налажено. Естественно, с этой минуты вы будете находиться под наблюдением гестапо…

В глубине коридора появилась изящная, очень бледная женщина в длинном, облегающем шелковом платье. Она помахала рукой, и рейхсляйтер кивнул ей. Меня поразила необычайная бледность этой женщины, которая улыбнулась перед тем, как исчезнуть.

– Я пью за успех вашей миссии, – сказал Борман. – Только неимоверным усилием воли можно изменить судьбу… Но действовать нужно лишь за секунду до того, как она свершится… Мефистофель забыл о заключенной сделке, и доктор Фауст пытается напомнить ему, что договор еще в силе… Эсэсовцу можно сказать, что при выполнении задания вероятность смертельного исхода выше, чем вероятность успеха. Вы – отряд особого назначения в одном лице…

Я пью джин-тоник. Одиночество и тропики – так недолго и опуститься. Хорошо еще, что я пью то, что больше всего приличествует британцу, за которого выдаю себя.

Говорят, когда смотришь на дождь, в памяти всплывают образы и призраки прошлого.

Я отвлекся, чтобы написать письмо своему маленькому сыну. Это последний пункт, откуда я могу отправить письмо с уверенностью, что оно дойдет. Я уже с трудом представляю себе лицо сына. Он еще слишком мал, чтобы понять смысл моих слов, особенно намеки на те причины, которые вынудили меня покинуть его.

Далекое существо, в чьих жилах течет моя кровь. Он ничего обо мне не знает. Он растет в затерянном на краю земли городе, словно не затронутом ходом истории, в Буэнос-Айресе. (Это название похоже на мирную тишину, пустынные земли, открытые всем ветрам.)

Во всяком случае, мое письмо может стать мостиком для нашего будущего сближения, для встречи. Или завещанием.