Диамант (СИ)

— И клуб… Как же без него, — съехидничала Людмила Ивановна.

— Никак, — совершенно серьезно отозвался парень. — Там кино по выходным показывают. И танцы.

Людмила Ивановна обратила внимание, что речь его была абсолютно грамотной, можно сказать, литературной, городские так порой не разговаривают, а вот шуток он, похоже, не понимал.

— Мила, — кокетливо улыбнувшись, она протянула ему руку.

— Вадим, — улыбнувшись в ответ, отозвался парень, беря ее маленькую ручку в свои ладони.

— Скажите, Вадим, — напирая на каждое слово, спросила Людмила Ивановна, — почему в вашем распрекрасном селе такие дрянные дороги?

— Вы намекаете на вторую беду? — фыркнул тот. — Я же сказал, возвращаясь к первой беде, что кратчайшая дорога к озеру проходит по окраине села, вот отдыхающие и сворачивают с асфальтированной дороги на гравийку, чтобы срезать путь, а потом по проулкам, по которым наши пастушата свиней и гусей гоняют, пытаются проехать к лесу… Нет чтобы…

— Ни на что я не намекаю, — перебила его, неожиданно обидевшись, Людмила Ивановна. — Рассуждаю, сколько времени продлится ремонт, а точнее, сколько мне придется торчать под вашим забором.

— Зачем же стоять столбом на улице? — усмехнулся Вадим. — Проходите внутрь, отдохните в доме, если хотите. Могу вам чаю предложить с пирогами, бабушка только что напекла. А сколько ремонт продлится, скажут только в мастерской, я же не знаю, насколько они загружены работой.

При упоминании о пирогах в животе у Людмилы Ивановны противно заурчало — позавтракать не помешало бы, тем более неизвестно, когда ей удастся пообедать.

— Пойдемте. Что же мы стоим? — она потянула Вадима во двор и сама первой шагнула в калитку на широкий деревенский двор. Она совершенно не беспокоилась по поводу брошенной посреди дороги машины с оставленными в замке зажигания ключами. Угнать ее точно не угонят, а эвакуатор приедет и отвезет, куда надо. Потом механик сам же и пригонит ее к дому Вадима, пусть договариваются. Не в босоножках же ей мастерскую разыскивать по грязным улицам?

Стоявшая на крыльце немолодая женщина в платке, повязанном на деревенский манер, окинула Людмилу Ивановну удивленным взглядом: возникла перед ней этакая не пойми кто — юбчонка в клетку чуть попу прикрывает, как у молоденькой, под маечкой ничего нет, видно, как торчат горошины сосков, туфлишки на каблуке, самая подходящая обувь по лесу шастать, а по виду дама в годах, не девочка точно. Она молча вошла в дом, пригласив следовать за ней, налила и Людмиле Ивановне, и внуку в большие кружки свежезаваренного чая, из корзины, накрытой полотенцем, положила на тарелку несколько расстегаев.

— В доме чай пить будете или вам на улице накрыть? — спросил Вадим, забирая свой чай и пару пирогов.

— Если можно, то на свежем воздухе, — отозвалась Людмила Ивановна.

— Почему же нельзя? — подала голос бабушка. — Под яблонькой и столик раскинут для этого.

Откинувшись на шезлонге после чая с пирогами, Людмила Ивановна, нежась, подставляла лицо под еще нежаркое утреннее солнце — еще немного и от него придется скрываться в доме, а пока можно и позагорать. И вдруг ее осенило — чем она будет расплачиваться за добрый прием и оказанные услуги. Ну если пироги можно списать на русское хлебосольство, то ремонт Виталиковой машины никак не получится. Она подскочила как ужаленная и отправилась разыскивать Вадима, чтобы обрисовать ему ситуацию во всех деталях. Тот отыскался за домом в огромном гараже, похожем на ангар.

— У тебя есть машина? — спросила Людмила Ивановна с порога, оглядывая помещение, в котором, кроме трактора, ничего больше не наблюдалось.

— Есть, — кивнул Вадим.

— Какая?

— Старая двадцать первая «Волга», — ответил он. — А это имеет какое-то значение?

— Она на ходу? — продолжала выпытывать Людмила Ивановна.

— Обижаете, — улыбнулся Вадим. — Я реанимирую мертвые трактора, возвращаю их к жизни, а моя машинка летает, как ласточка.

— Где она?

Людмила Ивановна снова обвела все помещение взглядом.

— Выгнал на улицу, — как ни в чем не бывало отозвался Вадим. — Пусть, думаю, подышит свежим воздухом.

— Мне нужно в город, — быстро заговорила Людмила Ивановна. — Не могли бы вы меня туда отвезти. Я заплачу. Щедро заплачу за беспокойство.

— А ваша машина? — недоуменно вскинул брови Вадим.

— Я дам телефон, — тут же нашлась Людмила Ивановна. Это машина Виталика, пусть он за нее и расплачивается. — Когда она будет готова, позвоните по нему, хозяин сам заберет автомобиль и рассчитается за ремонт.

— Вы что, угнали машину? — спросил Вадим удивленно.

— Можно сказать и так, — истерично рассмеялась Людмила Ивановна. — Почти угнала в отместку, но далеко не уехала, сами видели, что с ней случилось. И хорошо, что это произошло здесь, а не на шоссе, где все могло закончиться гораздо хуже.

— Ждите во дворе, — приказал Вадим, вытирая руки ветошью.

Он вышел спустя несколько минут в джинсах и футболке без рукавов, обтягивающей его мускулистую грудь и выгодно подчеркивающей его сильные руки.

— Пойдемте, мадам, — позвал за собой и качнул головой в сторону еще одних ворот, выходящих в проулок.

«Волга»… Когда-то она была современным, динамичным, комфортабельным автомобилем, развивавшим высокие для тех времен скорости на шоссе и при этом успешно справлялась с отнюдь не бывшими в те годы редкостью участками тяжелого бездорожья, была конструктивно простой и не требовала особенно высокой квалификации обслуживающего персонала, когда владелец был не только водителем, но и сам себе механиком.

Людмила Ивановна с подозрением взглянула на машину, усомнившись, что та сможет выехать дальше, чем за околицу.

— Прошу, — Вадим распахнул перед ней дверцу, спутав сомнения с благоговением перед ретро-автомобилем.

— Мне бы мою сумку забрать из Одиссея, — жалобно проскулила Людмила Ивановна. — А, впрочем, черт с ней, — она тут же резко сменила тон. Ничего в той сумке не было, о чем можно было сожалеть — сменное белье, пусть и дорогое, дешевого она себе ничего не позволяла, пара платьев, джинсы. Таким барахлом она обзаведется в любом бутике.

— Заберем, — ответил Вадим, забираясь на водительское сиденье и отбрасывая пятерней волосы назад. — Все равно нам по дороге. Надеюсь, там твои вещи, — хмыкнул он. — Ее-то ты не украла?

— Мои, — вздохнула Людмила Ивановна. Она продолжала тихо проклинать и поездку, и себя, что позволила уговорить. Еще неизвестно, что кот, ее рыжая бестия, натворил, оставшись в доме один. Она даже соседку не попросила проведать его — не терпела ни домработниц, ни посторонних в своем доме в свое отсутствие, казалось, что те обязательно что-то лапают, хапают, перекладывают с места на место, у нее непроизвольно возникало чувство брезгливости. В молодости Людмила Ивановна никогда не позволяла подружкам надевать ее вещи. А как хотелось поменяться — ведь любая вещь на другом человеке выглядит совершенно по-иному. Точнее, человек в ней преображается, только поэтому никогда не надевала чужого, а если давала свое, то насовсем.

Почему-то вспомнилось, как к ней однажды забрались воры в квартиру. Сейчас в ней жил Виталий, так сказать, она стала служебной площадью. Все, к чему прикоснулись, ей тогда казалось, их грязные лапы, она безжалостно выбросила, даже мебель — все равно не смогла бы пользоваться. Выбросила — это сильно сказано. Сейчас, да, она бы все спалила или свезла на свалку, а тогда сдала в комиссионку, но это было равносильно, что выбросила. Воры искали деньги: она копила на машину — ее бизнес пошел в гору — и кто-то прознал о том, что крупная сумма хранится где-то в доме. Будь они поумнее или посообразительнее или хотя бы просмотрели фильм «Ва-банк» перед тем, как идти на дело, обязательно нашли бы ее сбережения, а так удовлетворились парой кожаных курток и норковой шубкой. Но Людмиле Ивановне тогда показалось, что и взяли-то эти вещи воры из вредности — не с пустыми же руками уходить.

«Волга», мягко заурчав, как сытый кот, тронулась с места. Людмила Ивановна сильно удивилась, ей казалось, что такой старый автомобиль должен чихать, трястись и дергаться, а внутри у него все просто обязано дребезжать, особенно при езде по дороге в кочках и рытвинах…