Страх вратаря перед одиннадцатиметровым

Некоторое время Блох шел рядом с девушкой, потом повернул обратно и возвратился в погребок. Его знакомая, не сняв пальто, уже дожидалась. Блох объяснил приятельнице девушки, все еще сидевшей за столиком возле автомата, что ее подружка не вернется, и вместе с женщиной вышел из погребка.

Блох сказал:

— Я сам себе кажусь смешным, так вот, без пальто, когда на тебе пальто.

Женщина взяла его под руку. Чтобы высвободиться, Блох сделал вид, будто хочет ей на что-то указать. Однако не знал, на что же ей указать. Внезапно ему захотелось купить вечернюю газету. Они прошли несколько улиц, не встретив ни одного продавца газет. В конце концов поехали на автобусе к Южному вокзалу, но вокзал был уже закрыт. Блох сделал вид, будто испугался; но он и в самом деле испугался. Женщине, которая еще в автобусе, открыв сумочку и перебирая какие-то мелочи, намекнула, что нездорова, он сказал:

— Я совсем забыл оставить записку, — сам не зная, что, собственно, имеет в виду под словами «оставить» и «записка». Во всяком случае, он один сел в такси и поехал на фруктовый рынок.

В кинотеатре по субботам был дополнительный ночной сеанс, выходит, Блох приехал даже слишком рано. Он зашел в кафе самообслуживания поблизости и стоя съел фрикадельку. Попытался было по возможности коротко рассказать официантке анекдот, но так и не успел и оборвал байку на полуслове и расплатился. Официантка засмеялась.

На улице он встретил знакомого, тот попросил денег. Блох его выругал. Когда этот пьянчуга вцепился ему в рубашку, на улице вдруг стало темно. Тут пьяный испуганно отдернул руку. А Блох, знавший, что световая реклама кинотеатра погаснет, поспешно удалился. Перед кинотеатром он встретил кассиршу — она как раз садилась в машину с каким-то мужчиной.

Блох посмотрел на нее. Уже сидя в машине, она ответила на его взгляд, поправив под собой платье; во всяком случае, Блох принял это за ответ. Ничего особенного не произошло; она захлопнула дверцу, и машина отъехала.

Блох вернулся в гостиницу. Холл гостиницы был освещен, но пуст; когда он снимал ключ с крючка, из гнезда выпала сложенная бумажка; он развернул ее — это был счет. Пока Блох стоял с бумажкой в руке, рассматривая единственный стоявший у двери чемодан, из каморки в холл вышел портье. Блох сразу же попросил у него газету и заглянул при этом сквозь отворенную дверь в каморку, где портье, очевидно, дремал на вынесенном из холла стуле. Портье закрыл дверь — Блох успел разглядеть еще стремянку с суповой миской на верхней ступеньке — и, только став за конторку, приготовился ответить. Но Блох уже расценил закрытие двери как отказ и поднялся к себе в номер. Лишь перед одной из дверей в длинном коридоре он увидел пару обуви; в комнате он скинул, не развязывая шнурков, ботинки и тоже поставил их перед дверью. Лег на постель и тотчас уснул.

Среди ночи его ненадолго разбудила ссора в соседнем номере; а может, просто слух его был так раздражен внезапным пробуждением, что он принял голоса за стеной за голоса ссорящихся. Он ударил кулаком в стену. После чего послышался шум льющейся из крана воды. Потом кран завернули; стало тихо, и Блох снова уснул.

На следующее утро Блоха разбудил телефон. Спрашивали, намерен ли он оставить за собой номер еще на одну ночь. Разглядывая свой портфель на полу — в комнате не было скамеечки для чемоданов, — он сразу же ответил «да» и положил трубку. Взяв из коридора ботинки, так и оставшиеся не вычищенными, видимо, из-за воскресного дня, он, не позавтракав, покинул гостиницу.

На Южном вокзале он в туалете побрился электробритвой. Принял душ в одной из душевых кабин. Одеваясь, он прочитал в газете спортивный отдел и судебную хронику. Через некоторое время, еще читая — в кабинах вокруг стояла относительная тишина, — он вдруг почувствовал себя хорошо. Прислонился, уже одетый, к стенке кабины и пнул носком ботинка деревянную скамью. Шум вызвал снаружи вопрос уборщицы и вслед за тем, так как он не ответил, стук в дверь. Блох опять не ответил, тогда женщина хлопнула полотенцем (или еще чем-то) по дверной ручке и ушла. Блох, стоя, дочитал до конца газету.

На площади перед вокзалом он встретил знакомого, собиравшегося ехать в пригород главным судьей на матч команд низшего класса. Блох принял его слова за шутку и включился в игру, уверяя, что в таком случае он вполне может его сопровождать в качестве судьи на линии. Даже когда знакомый в ответ развязал холщовую сумку и показал ему судейскую форму и сеточку с лимонами, Блох опять-таки воспринял и эти предметы за своего рода шутовской реквизит и, продолжая подыгрывать знакомому, заявил, что готов носить за ним и холщовую сумку, раз уж он его сопровождает. Мало того, в пригородном поезде с сумкой на коленях ему все еще казалось, будто он — поскольку в этот полуденный час купе было почти пустым — продолжает все тот же фарс лишь забавы ради. Какое, однако, отношение имело почти пустое купе к его дурачеству, Блох не вполне понимал. Знакомый с холщовой сумкой ехал в пригород и он, Блох, его сопровождал, они вместе обедали в местном трактире и вместе отправились, как выразился Блох, «на заправское футбольное поле» — все это, даже когда он один ехал обратно в город — матч ему не понравился, — показалось ему притворством. Не засчитывается, — подумал Блох. На площади перед вокзалом он, к счастью, никого не встретил.

Из телефонной будки на краю парка он позвонил своей бывшей жене; она сказала, что у нее все в порядке, но сама его ни о чем не спросила. Блоха не оставляло беспокойство.

Он уселся за столик в летнем кафе, открытом, несмотря на холодное время года, и заказал себе пива. Когда спустя четверть часа никто с пивом так и не появился, он ушел; к тому же его слепила не покрытая скатертью металлическая столешница. Он остановился у окна ресторанчика; посетители сидели там перед телевизором. Некоторое время Блох тоже смотрел на экран. Но кто-то из этих людей повернулся в его сторону, и он двинулся дальше.

В Пратере он ввязался в драку. Какой-то тип, подскочив сзади, стянул ему на локти пиджак, а другой наподдал ему головой под подбородок. Блох слегка присел и пнул ногой переднего. В конце концов оба оттеснили его за кондитерский киоск и сбили с ног. Он упал, а они ушли. В уборной Блох вытер лицо и почистил костюм.

В каком-то кафе Второго района он до начала телевизионной передачи «Спортивные новости» играл на бильярде. Блох попросил официантку включить телевизор, но смотрел передачу, словно она ничуть его не интересовала. Он пригласил официантку выпить с ним. Однако когда официантка вернулась из задней комнаты, где шла запрещенная азартная игра, Блох уже стоял у двери; официантка прошла мимо него, но промолчала; Блох вышел на улицу.

На фруктовом рынке, при виде беспорядочно нагроможденных за ларьками пустых ящиков из-под овощей и фруктов, Блоху опять представилось, будто все эти ящики здесь для смеха, что они не всерьез. «Как карикатуры без подписи!» — подумал Блох, любивший рассматривать такие карикатуры. Это впечатление притворства и ломания («Все это ломание с судейским свистком в холщовой сумке!» — подумал Блох) исчезло только в зрительном зале кино, когда комик на экране, проходя мимо лавки старьевщика, как бы случайно взял трубу и с самым непринужденным видом задудел, после чего Блох стал воспринимать и трубу, а затем и все остальные вещи опять просто и недвусмысленно. Блох успокоился.

После картины он ждал кассиршу в проходе между ларьками на фруктовом рынке. Вскоре после начала последнего сеанса она вышла из кинотеатра. Чтобы ее не напугать, внезапно выскочив из-за ларьков, он остался сидеть на ящике, пока она не прошла туда, где было больше света. В одном из закрытых ларьков за опущенной железной шторой зазвонил телефон; телефонный номер ларька был крупно написан на рифленом железе. «Не засчитан!» — сразу же подумал Блох. Он пошел следом за кассиршей, не нагоняя ее. Когда она садилась в автобус, он как раз подоспел и вскочил за ней. Он сел напротив, но так, что их отделяло несколько сидений. Лишь на следующей остановке, когда севшие в автобус люди заслонили ее, к Блоху вернулась способность рассуждать: она хоть и взглянула на него, но, очевидно, не узнала; может, это его так разукрасили во время драки? Блох ощупал свое лицо. Следить за ней, глядя на отражение в оконном стекле, показалось ему смешным. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака газету, уставился в нее, но не читал. Потом вдруг поймал себя на том, что читает. Очевидец рассказывал об убийстве сутенера, которому с близкого расстояния выстрелили в глаз. «Из затылка у него вылетела летучая мышь и шмякнулась об стену. У меня замерло сердце». Дальше без отступа шел текст, и в нем говорилось о чем-то совсем другом, о каком-то другом человеке. Блох вздрогнул. «Тут же необходим абзац!» — подумал Блох. На миг испугавшись, он теперь обозлился. Он прошел по проходу к кассирше и сел наискось от нее, чтобы можно было на нее смотреть; но он не смотрел на нее.