Душа и навыки (СИ)

Покуришь такую херь и минут двадцать не хочется больше.

А бывает зеленая… Тогда иной горизонт. Он виден даже бывает.

Подчас вырисовывается такой обаятельный, если я не взираю на дорожную кривизну, и манит меня, сулит, сулит, если я действительно правильно смотрю на спираль: сверху несколько, чтобы видеть круг, а не выдаю, вместо того, чтоб видеть реально, за действительное свою нестерпимую жажду.

Говорю по телефону. Кому сказать спасибо? Ей или мне? Или это то, во что я столько раз уже себе обещал не верить? Себе ли? Обещал ли? Искренне ли, или опять утолял что-нибудь (жажду все ту же)? May be, это все же была спираль, и я не видел кругов, и трубы меня никуда не звали, никто не ждал, даже сигареты и желтые агнцы, которых потом вторично для скорбного фимиаму, но… просто лгал себе (себе ли?) что вижу круг. А круга не видел, нет. Не ночевал он. В моём ли доме, в ее?

Думал, что право имею считать, что если я так хорошо представляю себе, что якобы смотрю на спираль сверху и почему-то уверен, что в этом случае она будет круг, то и впрямь вижу Ее?..

А Она, вот она самая, Хорошая Моя, она, когда говорит слово «круг», — он у нее ведь небось, круглее, чем мой…

Это так, предположение. И так мне светло. Надысь, надысь, надысь. Лобачевский — FUN'S!

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой я расскажу про шарики

Парит в поднебесии Шарик и счастливо гавчет: «Все позволено мне и отцу моему!!!» Что, менестрели, съели?!

Ах, как некрасиво все это! Не спасется мир. Хо-хо! Йу-хо! Й-йес!

Но чему-то ведь хоть немного порадоваться, похихихать, пощекотать кого, а Хорошая покусать грозится, но ей мешают, впрочем, нехотя, сами того не желая, пьяны.

Не надо скучать. Надо радоваться. Что вам не радость — шарик? Чем?

Он же тоже круглый. Он тоже спираль, на которую смотрим мы снизу, если люди. Сверху нам не дано. Но мы, с другой стороны, и не просим давно уже ничего.

А шарик летит. Он просит. Самим полетом своего дерзновенного сердца он как будто вымаливает что-то у нас, коли мы все. Мы ведь все для него. Ему, Шарику, не очень важно; то есть, конечно, он все понимает, что можно любую общую сумму пока не заебет на слагаемые, но мы целостность для круглой и все уменьшающейся в размерах птички. Вот он и точка уже, а значит, тем сплоченнее наши ряды, тем неслучайнее встречи. А расставания — этого Шарик учесть не хочет, потому что он сам не хуже кубов сумасшедший.

Ему, в общем, и слезы — штука знакомая, и хихикать не прочь он, и щекотать и кусаться. Ему хорошо — он шарик. Наплевать ему на тех, кто думает, что он спираль, если сверху смотреть. Он прав. Совершенно прав. Что они ВСЕ со своим «если», «если посмотреть», «если посмотреть, то…» Никогда они не посмотрят, покуда вертикаль существует. Пусть себе придумывают хуйню, букашки, на здоровье, нет problem off.

Вот, думает девочка, я и на шаре. Думает, на шАру, но нет, на беду. Всем одна существует известность: чтоб приросло — требуется отдаться. Это с точки зрения того, кому на гавчущий шарик дозволено смотреть сверху, что, предположим, допустим, что ОБЪЕКТИВНО. Но если дозволено, — значит — язычество: бесконечная цепь иерархий по разному типу, каждый из которых также из иерархии родом, только другой, отличной от империи плюшевых безобразий, коим империям тоже нету числа, да и некому ставить пробу, но несомненно одно — ежель вот так, то сверху верхов можно не то, чтоб предположить, а считать аксиомой наличие ещё одной сигареты, ещё одной точки, ещё одного зрения. И вот с пункта взгляда (простите, ради Христа) предыдущего, — чтоб приросло — требуется отдаться.

Есть подтвержденья и снизу: говорят опытные и деловые мужчины (см. любое издание Словаря Дюжестранных Слов, слово «бизнесмен». (Прим. Сквор.)): «Чтоб наварить, надо вложиться!»

Иначе, самообман. Нам снизу, когда истинно видим, а не представляем, что бы мы видели, когда б смотрели из другой сигареты, не уставая задумываться о том, кто мы теперь, раз мы тут, а не там, откуда смотрим на самом деле, — нам тогда, когда не выпендриваемся, оченно видно, что девочка снизу, держится за то-онюсенькую тесемку, сколь бы на высоте себя не считала (полагая, что она НА шаре, в то время, как когда б не выпендривалась, поняла бы, что ПОД).

Шару польза от нее, в принципе, есть кое-какая. Не может от любой хуйни пользы не быть, как и счастья (см. ДИ-ДЖЕЙ ГРУВ «Счастье есть» (Прим. Сквор.)). Она, девочка, ведь не дух бестелесный; покамест, во всяком случае. Посему тянет к земле пустотелую круглую птицу, а с физикой дружен кто, так тому оченно видно, что вся сила, ибо вес вам не масса, а сила, именно что, приложена слабенькой, в сущности, как и все они, девочкой к самому горлышку дерзновенного того, на кого если сверху смотреть, что нам не дано от Природы, так тот — спираль как бы.

Но шар — мужик. Он вытерпит. Вынесет из любой преисподней, хоть лоб себе расшиби. Кто?

Это мы ведь все об одном только шаре столько уже говорим, а ведь шар — это все: небо, земля, океан и небесные СФЁРЫ.

Впрочем, если вы наблюдательная читательница, то ты уже, наверное, отсекла, когда впервые появился второй. Знаешь когда?

А спонтанно с девицей нахальной! Единовременно, блин. Как только она, девочка, появилась, так сразу НА шаре! Это потом поняли мы, что она в заблужденьи великом. Но появилась то НА! Никак не иначе. А коли НА, так нате и второй шар, второй из всех, в себя же все шары и вмещающий, вместе с первым, и пребывающий ими и иже с ними, шарами, а шар — это все…

Но второй, он же первый, не пустотелый, хоть и одно и то же они. Второй все же твердый; внутри корпускулы у которых решетка прочней (не поможет пилочка в хлебе (см. что-нибудь про пиратов, тюрьмы и приключения (прим. Сквор.))). А тот, что гавчет и летает, будучи уже едва различимой точкой, если мы не обманываем себя и продолжаем видеть реально, — тот корпускулами послабже. Что они у него? Так, воздух…

И так всегда. Если девочка хочет НА, то тут корпускулы, привлекшего её шара, не последнюю роль играют, да только роль то у всех одна. Все — шары. Даже те же самые девочки, каковые столь правы, когда они утверждают, ибо знают они априорно; чтоб на шар, чьи корпускулы — воздух, как следует опереться, надо самой слишком духовной быть, а иначе только висеть в пустоте, уцепясь за тесемочку…

Расстояния тоже имеют значения, потому как если очень свысока смотреть, то шар да, возможно он и спираль, которой не видим, но представить можем заведомо все. А если сигаретами ты не вышел, вследствие чего, хоть и сверху, глядишь, да сам не на высоте, если совесть иметь и по ней сказать, то видишь, что он какой-то не круг нам вовсе, но купол, каким бы мы его, купол, видели, ежели б опять-таки сверху смотрели. Неужели?

Ну, а как?! Определенно, ежели б мы смотрели не сверху, а сбоку, то видели б треугольник пузатый. А ежели б снизу, то воронку, нависшую над нами не тем концом, которым ее, воронку, обычно в бутылку суют, если горлышко слишком узенькое (девочка какая-нибудь слишком долго на тесемке висела — вот и пережала чуток). Мы бы боялись упасть в нее вниз запрокинутой во взгляде своем на нее головой, каковая, кстати сказать, тоже шар, пока мы дети, и не устаем рисовать себе подобных в истинном свете, хоть и несколько схематично.

И как раз вертикаль! Низ — это низ, а верх — это верх. У кого так, падение тому не грозит.

Хорошая моя, ты спишь ли? Тебе, кажется, вставать в восемь тридцать. Поэтому хватит с тебя на сегодня шаров. А представляешь, и в крови у нас тоже какие-то шарики, тельца всякие… Ужас какой-то! Не слушай меня, чепуху я какую-то говорю. Чепуху чепух. Это просто моя манера кусаться…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой Коля Лене дарит цветок

Коля. Маленький. Лет десяти. На цыпочках. Подкрадывается к мамке. Смотрит, как спит, полуголая… Та сквозь сон: «Как не стыдно!», и вялая вся. С кухни отец: «Николай Николаич, завтрак готов! В школу опоздаешь!»