Сатанинские стихи

Чай люблю люблю я кофе

Розовая роза синяя фиалка помнят меня когда я мертв мертв мертв

Вот что это

Я не мог вытащить их из своего ореха а она изменилась пред моими очами я назвал ее имя шлюха вроде того и он я знал о нем

Сисодия развратник откуда я знал что они дошли до того чтобы

смеяться надо мной в моем собственном доме что-то вроде того

Чище льда и мягче хлеба

Стихи Салли-Вилли как ты думаешь кто сочинил эту блядскую вещь

Итак я призвал на землю гнев Божий я направил свой перст я выстрелил ему в сердце но она сука я думал сука холодная как лед

стой и жди просто жди а затем я не знаю что я не могу быть уверен что мы были не одни

Что-то вроде этого

Рекха плыла там на своем ковре ты помнишь ее Вилли

ты помнишь Рекху на ее ковре когда мы упали а еще какой-то шотландский парень с безумным взглядом и устройством типа gora {2181}

не уловил имени

Видела она их или не видела я не могу быть уверен она просто стояла там

Это была идея Рекхи взять ее наверх на вершину Эвереста чтобы у нее оставался единственный путь вниз

Я направил свой перст на нее мы вознеслись

Я не подталкивал ее

Рекха подтолкнула ее

Я не подтолкнул бы ее

Вилли

Пойми меня, Салли-Вилли

Адские проклятья

Я любил эту девчонку.

Салахаддин подумал, что Сисодия, с его невероятным даром к случайным столкновениям (Джибрил, пересекающий оживленную лондонскую улицу, сам Салахаддин, паникующий перед открытой дверью самолета, а теперь, кажется, и Аллилуйя Конус в кулуарах ее гостиницы), в конце концов, случайно столкнулся со смертью; — размышлял он и об Алли — менее удачливом, чем он сам, мастере падений, — получившей (вместо вожделенного одиночного восхождения на Эверест) это позорно фатальное нисхождение, — и о том, что ему предстоит сейчас умереть за свои стихи, но он не может назвать этот смертный приговор несправедливым.

В дверь забарабанили. Пожалуйста, откройте. Полиция. Кастурба все же вызвала их.

Джибрил снял крышку с волшебной лампы Чангиза Чамчавалы и позволил ей с грохотом упасть на пол.

Он спрятал оружие внутри , понял Салахаддин.

— Осторожно, — закричал он. — Здесь вооруженный мужчина.

Стук прекратился, и тогда Джибрил потер ладонью поверхность чудесной лампы: раз, другой, третий.

Револьвер прыгнул в его вторую руку.

И вдруг появился джинн огромного роста, грозный и страшный видом, припомнил Салахаддин. «Чего ты от меня хочешь? Я покорен и послушен тому, в чьих руках этот светильник» {2182} . Какая ограничивающая вещь — оружие, подумал Салахаддин, чувствуя себя странно оторванным от происходящего. — Как Джибрил, когда приходил недуг. — Да, правда; самая ограничивающая из вещей. Как мало выбора было у него теперь, когда Джибрил вооружен , а он безоружен ; как сжалась вселенная {2183} ! Истинные джинны древности имели силу открывать врата Вечности, делать возможным все на свете, совершать любые чудеса, которые только можно пожелать; сколь банален по сравнению с ними был этот современный призрак, это деградировавший потомок могущественных предков, этот немощный раб лампы двадцатого столетия.

— Я сказал тебе когда-то давно, — спокойно произнес Джибрил Фаришта, — что, если бы я думал, что болезнь никогда не покинет меня, что она будет постоянно возвращаться, я бы не вынес этого.

Затем, неимоверно быстро, прежде, чем Салахаддин смог шевельнуть пальцем, Джибрил вставил ствол в собственный рот; и потянул спусковой крючок; и стал свободен.

Он стоял у окна своего детства и смотрел на Аравийское море. Луна была почти полной; лунный свет, простираясь от камней Скандального мыса к далекому горизонту, создавал иллюзию серебряной тропы, подобной пробору в сияющих волосах воды, подобной дороге к удивительным странам. Он покачал головой; больше он не мог верить в сказки. Детство кончилось, и вид из этого окна был не более чем его старым и сентиментальным отголоском. Дьявол с ним! Пусть приходят бульдозеры. Если старое отказывается умирать, новое не может родиться {2185} .

— Пойдем, — услышал он голос Зинат Вакиль за своим плечом.

Казалось, что, несмотря на все свои преступления, слабость, вину — несмотря на свою человечность, — он получал еще один шанс. Не было никакого объяснения фортуне, которая просто существовала. Затем она просто взяла его под локоть.

— Теперь ко мне, — предложила Зини. — Давай выбираться из этого ада.

— Иду, — ответил он ей и отвернулся от пейзажа.