Чапаев и пустота

правил воротник халата.

– К Тимуру Тимуровичу.

– Иду, – ответил я, встал со стула и осторожно положил недолепленный бублик из черного пластилина на заваленный сердюковскими журавликами рабочий стол.
* * *

Тимур Тимурович был в отличном расположении духа.

– Вы, Петр, надеюсь, поняли, почему я назвал происшедшее с вами на последнем сеансе полным катарсисом?

Я уклончиво пожал плечами.

– Смотрите, – сказал он. – Я уже объяснял вам как-то, что заблудившаяся психическая энергия может принять форму любой мании или фобии. Мой метод заключается в том, что мы рассматриваем такую манию или фобию исходя из ее внутренней логики. Грубо говоря, вы говорите, что вы Наполеон.

– Я этого не говорю.

– Допустим, что говорите. Так вот, вместо того, чтобы доказывать вам, что вы ошибаетесь, или устраивать вам инсулиновый шок, я отвечаю: очень хорошо. Вы Наполеон. Но что вы будете делать? Высаживаться в Египте? Вводить континентальную блокаду? Или, может быть, вы отречетесь от престола и тихо вернетесь к себе в Корсиканский переулок? И уже из того, как вы ответите на этот вопрос, будет следовать все остальное. Посмотрите, например, на своего соседа Сердюка. Эти японцы, которые якобы заставляли его разрезать себе живот, – самая живучая часть его психического мира. С ними ничего не происходит даже тогда, когда сам Сердюк переживает символическую смерть, – наоборот, в его представлении они остаются жить, когда он уже мертв. А когда он приходит в себя, он не может придумать ничего лучше, чем складывать эти самолетики. Я уверен, это они ему в какой-нибудь новой галлюцинации присоветовали. То есть болезнь поразила настолько обширные зоны психики, что я начинаю иногда подумывать об оперативном вмешательстве.

– Что вы имеете в виду?

– Не важно. Про Сердюка я говорю просто для сравнения. Теперь посмотрите, что произошло с вами. Я нахожу, что это настоящий триумф моего метода. Весь этот болезненно подробный мир, который выстроило ваше помутненное сознание, исчез, растворился в себе, и не под нажимом врача, а как бы следуя своим собственным законам. Ваш психоз исчерпал себя сам. Заблудившаяся психическая энергия интегрировалась с остальной частью психики. Если моя теория верна – а мне хочется в это верить, – вы сейчас абсолютно здоровы.

– Я уверен, что она верна, – сказал я. – Я, конечно, не понимаю ее во всей глубине…

– А вам и не надо ее понимать, – сказал Тимур Тимурович. – Достаточно того, что вы на сегодняшний день ее лучшее подтверждение. И огромное вам спасибо, Петр, за то, что вы так подробно описали ваши галлюцинации – на это способно не так уж много больных. Вы не возражаете, если я использую фрагменты ваших записей в своей монографии?

– Для меня это будет большой честью.

Тимур Тимурович ласково потрепал меня по плечу.

– Ну-ну, не будьте таким официальным. Со мной вы можете вести себя просто. Я ваш друг.

Он взял со стола довольно толстую стопку соединенных скрепкой листов.

– Вот только анкету прошу заполнить со всей серьезностью.

–