Будь моей мамой. Искалеченное детство

— Я знаю, откуда это, — ответила я и вкратце объяснила ей происхождение этих заявлений, не вдаваясь особенно в подробности. Нужно было соблюдать конфиденциальность, даже с преподавателем. — Я предупредила ее соцработника, — прибавила я. — Я так понимаю — ничего подобного прежде она не говорила?

— Мне — нет, но был один случай с Хилари и Дэйвом. Я думала, тебе рассказали.

— Нет.

— А… ну, я точно не в курсе, что произошло, но Дэйв сказал социальному работнику, что иногда Джоди вела себя так, будто она интересуется им. Она флиртовала и, когда Хилари не было, заходила в его спальню. Я так поняла, что они решили отказаться от опеки над ней после того, как Джоди попыталась потрогать его через брюки.

— Нет, мне не сообщили, — сказала я сдавленным голосом. — А следовало бы. У меня сыну семнадцать лет. Социальная работа на очень низком уровне.

Я но опыту знала, что сотрудничество с социальными службами чревато массой печальных ошибок и неудач. Сам механизм социальной службы из-за его гигантского размера, с тысячами шестеренок, не мог функционировать без ошибок. Я привыкла к этому и смогла смириться. Понятно, человеку свойственно ошибаться, тем более когда у него столько дел, которые нужно решать. И все же мне хотелось верить: когда происходит что-то существенное, что-то имеющее непосредственное отношение к психическому или физическому состоянию ребенка или касательно этого ребенка предпринимаются определяющие решения, тогда служащие обратят на это внимание и проследят, чтобы все было сделано правильно.

Теперь, оглядываясь назад, я припоминаю моменты, которые должны были обратить мое внимание на сексуальное поведение Джоди еще до сегодняшнего открытия: я видела, как она запускала руку в трусики, отчаянно мастурбируя на наших глазах, ничуть не смущаясь. Видела, как она пытается забраться в постель к Эдриану и от случая к случаю лезет к нему, пытаясь сидеть рядом с ним, или улыбается и строит ему глазки. Это называлось не иначе как флирт — теперь я тщательно все проанализировала. Проблема была в том, что Джоди отнимала столько моего времени, энергии и душевных сил, что мне не удавалось объективно посмотреть на все со стороны, сделать выводы по поводу поведения девочки. Теперь было очевидно, что она пыталась флиртовать с Эдрианом потому, что воспринимала окружающих мужчин только как сексуальные объекты, и все из-за прежнего опыта с отцом. Все становилось на свои места. Теперь я уже понимала, что это был лишь фрагмент целой картины. Остальные, видимо, тоже рано или поздно замечали не свойственное детям, странное поведение Джоди.

Но если и раньше были свидетельства ее сексуального поведения, почему никто не сделал закономерный вывод о том, что Джоди уже имела определенный сексуальный опыт? И как они могли ничего не сказать мне о ее прежних выходках? Я подавила приступ злости. Это не вина Николы, и не стоит выплескивать на нее свой гнев.

Пятнадцать минут спустя мы позвали Джоди в дом. Я помогла ей разуться и раздеться, потом вернулась к себе и продолжила набирать текст своих заметок, а Джоди и Никола возобновили занятия.

Когда я закончила, я отправила документ Джилл. Как вовремя! Только я выключила компьютер, как Джоди прибежала в комнату:

— Мы все! Пойди посмотри мою работу!

Я пришла в кабинет и похвалила ее прописи букв и цифр, назначила следующее занятие на четверг, и вместе с Джоди мы проводили Николу. Как только она ушла, зазвонил телефон, и до самого вечера звонки не прекращались. Джилл сказала, что старший группы созвал экстренное совещание, время и место будут объявлены дополнительно. Как только появится новая информация, Джилл обещала сообщить. Потом позвонила Эйлин. Я была рада этому, но услышала совсем не то, что ожидала. Почему-то она не казалась шокированной или особенно удивленной полученным известием.

— Я слышала, что случилось, — сказала она равнодушно. — Джоди не рассказывала больше ничего нового?

— Ничего нового, но отпустила замечание на уроке… — Я передала ей слова Николы. Я напомнила себе, что соцработники стараются соблюдать дистанцию с подопечными и возводят стену между собой и своими делами, чтобы не увязнуть в проблемах слишком глубоко. Но я не могла избавиться от чувства, что Эйлин либо крайне утомлена, либо Джоди попросту ей безразлична.

— Ясно, — вздохнула она, записывая мои слова. Так, будто для Эйлин самым печальным во всем этом была та дополнительная работа, которой ее сейчас нагружают.

Я глубоко вдохнула и спросила об отношениях Джоди с ее прежним попечителем, Дэйвом.

— Если что-то есть, то все в ее личном деле. — Она использовала абсолютно ту же отговорку, что и в прошлый раз.

«Ну так прочитайте уже наконец это несчастное личное дело!» — хотелось вспылить мне, но я сдержалась:

— Буду вам очень благодарна, если вы сообщите мне любую относящуюся к делу информацию. Сейчас это особенно важно.

Я повесила трубку в отчаянии. Да, не это следовало сейчас ей ответить. Как мог социальный работник до сих пор не ознакомиться с делом Джоди? Она явно его еще даже не читала, точно так же, как ни разу не навещала Джоди — они едва знали друг друга. Хороший соцработник знает, что с ребенком, за которого он несет юридическую ответственность, нужно устанавливать контакт. А она даже не пожелала приехать и поддержать Джоди, просто выразить участие.

Спасибо Джилл. Она понимала серьезность положения и перезвонила мне, чтобы сообщить: совещание назначено на первую половину текущего дня. Поскольку Джоди в школу не ходила, а искать сиделку было уже поздно, Джилл согласилась пойти вместо меня и потом обо всем мне рассказать.

Затем позвонила судебный представитель, Салли, назначенная судом для защиты интересов девочки. С самого начала она мне нравилась: в ней идеально сочетались профессионализм и доброта, которые убедили меня в том, что судьба Джоди в хороших руках. Она позвонила, чтобы лично от меня узнать подробности произошедшего с Джоди, добавив, как ей жаль, что такое ужасное насилие обнаружилось только сейчас. Конечно, она могла бы быть более объективной, но было очевидно, что дело Джоди тронуло ее, и мне было важно, что она не скрывает этого. Я вновь в деталях изложила признание Джоди. Салли поблагодарила меня за все, что я делала, и дала мне свой домашний номер на случай, если возникнет что-то срочное.

Наконец звонки прекратились. Я поставила чайник и попробовала усадить Джоди за лепку, но у нее не оказалось пластилина. Активность ее била через край — девочка справедливо полагала, что вся эта суматоха имеет отношение к ней. К счастью, из школы вернулись Пола и Люси, им удалось достаточно долго отвлекать Джоди, чтобы я тем временем могла собраться с мыслями.

Вскоре раздался новый звонок. Это была Джилл.

— Кэти, привет. Звоню, чтобы просто пересказать результат совещания. Контакт с обоими родителями будет прерван немедленно, до дальнейшего распоряжения. Ты могла бы сообщить об этом Джоди?

— Так она и с матерью не будет видеться? — удивленно уточнила я.

— На всякий случай — нет, пока не будет известно всех деталей дела.

— Понятно. Я все ей объясню. Только как она это воспримет?

— Как мы говорили раньше, было бы хорошо, если бы ты попыталась узнать, где во время акта насилия находилась мать.

— Постараюсь.

— Все это кажется адски закрученным клубком ошибок социальных служб. И ад разверзся — они пытаются выяснить, как это могло произойти.

Я отключилась и проверила время: почти половина шестого, а я совсем забыла про ужин. Я поспешно прошла через кабинет, где мои хорошие Пола и Люси помогали Джоди лепить фигурки из пластилина. Я хотела сразу решить вопрос со свиданиями. Это нужно было сделать так, чтобы девочка не почувствована себя виноватой за разлуку с родителями.

— Нам нужно поговорить, — сказала я дочерям; — Потом все объясню. — Они поняли, о чем я, и вышли. — Спасибо за помощь! — крикнула я им вдогонку.

— Потом все объясню, — повторила Джоди. Девочки в коридоре прыснули со смеху.