В середине дождя

Это случилось на первом курсе, ранней весной. Как-то я пригласил к себе домой Вадима. Мы молча шли по Пятницкой улице, мимо проносились автомобили, с крыш зданий свешивались похожие на белые леденцы сосульки.

— Бога нет. И не было, — неожиданно сказал Вадим.

Мы стояли перед светофором.

— И не будет? — спросил я.

Вадим усмехнулся. Мы перешли дорогу, справа от нас показался вход в метро.

— Ты как-то рассказывал, что собираешь этикетки от пивных бутылок… — сказал Вадим.

— Я не отношусь к этому слишком уж серьезно.

— Сколько уже собрал?

— Больше ста.

— Неплохо.

Мы зашли в метро, прошли через турникеты. Встав на эскалатор, глядели на людей, глядевших на нас. Вадим спросил:

— Покажешь мне свою коллекцию?

Я кивнул.

Вадим ни разу не был у меня в гостях. К себе он тоже не приглашал, хотя жил один. После полугодичного общения я почти ничего не знал о нем. Как и со всеми остальными, Вадим сохранял со мной психологическую дистанцию.

Когда мы приехали, я проводил его в свою комнату и отправился на кухню ставить чайник. Спустя десять минут вернулся с двумя чашками чая и пачкой печенья. Вадим стоял ко мне спиной и глядел в окно. Когда я вошел, он не сразу повернулся.

— Красивый вид, — сказал он. — Любишь смотреть в окно?

— Да.

Вадим взял чашку и сделал глоток. Показал на аквариум, стоявший в углу:

— Почему рыбы?

— Не знаю. Просто нравятся.

— Других домашних животных не пробовал заводить?

Я пожал плечами:

— У сестры был в детстве попугай. Потом он умер. Но я был маленький — ничего не помню.

Вадим подошел к аквариуму, постучал пальцем по стеклу. Тронул бокс для музыкальных и игровых дисков, стоявший рядом на столе. Затем взял в руки механический будильник.

— Те самые часы, которые вечно тебя подводят? — спросил он.

— Да.

— На твоем месте я бы их давно разбил.

Вадим положил часы обратно, облокотился на стол и стал рассматривать то, что находилось под стеклом. Туда я обычно складывал разный бумажный хлам. Фотографии, календарики, расписания, квитанции, открытки, использованные билеты в кино, бесплатные приглашения. Наглядный архив моей деловой и культурной жизни.

Вадим достал из-под стекла один билет. Несколько недель назад я ходил в кино со своей второй девушкой, той самой молчаливой подругой. Это был последний раз, когда мы ходили куда-то вместе; вскоре мы расстались.

— Почему не выбрасываешь? Зачем копишь мусор? — спросил он.

— Не знаю. Как-то не выбрасывается.

— Любишь оглядываться назад… — задумчиво сказал Вадим.

Я вдруг ясно представил себе письменный стол Вадима. Наверняка, у него был идеально чистый стол. Как его телефонная книжка в мобильном телефоне.

— А где же пивные этикетки? — спросил он.

Я выдвинул ящик стола. В воздухе почувствовался легкий запах пива.

— Тут — наши этикетки, тут — немецкие и чешские. А здесь — все остальные, — показывал я.

Вадим взял несколько этикеток.

— Такое добро надо хранить в более подходящем месте. Не пробовал найти этикеткам достойное применение? — спросил Вадим.

— Когда надоест собирать, куплю большой альбом. И вклею всё туда.

На стене поверх ковра висела гитара, две картины-копии Моне и Дега, мой детский рисунок и грамота за второе место по настольному теннису в летнем лагере.

— Давно играешь? — Вадим показал на гитару.

— С 14 лет. Правда, давно не играл. Надоело.

Вадим перевел взгляд на картины.

— "Сирень на солнце", "Танцовщицы", — определил Вадим. — Нравится импрессионизм?

— Не мне. Одной знакомой. Ей, вообще, Франция нравится. А эти картины она подарила на день рожденья.

— А спортивная грамота? Хорошо играешь в пинг-понг?

— Плаваю лучше.

— Да, помню. Ты в бассейн ходишь. А что еще из спорта нравится? — спросил Вадим.

— Большой теннис, велосипед. И, наверно, бег на длинные дистанции.

— А футбол-хоккей, баскетбол?

— Не очень.

Вадим посмотрел на мой детский рисунок. Это был обычный пейзаж: лес, извилина речки, поле, дорога, уходящая вдаль.

— Красиво, — сказал он. — Где это?

— Подмосковье. Как раз там находился лагерь. В детстве любил рисовать. В лагере только и делал, что бумагу марал.

— А потом надоело?

Я пожал плечами:

— Просто вырос, наверно.

Вадим спросил:

— А есть еще?

Я прошел к книжному шкафу, достал большую папку. Сдув с поверхности пыль, протянул ее Вадиму. Один за другим он просмотрел все мои сохранившиеся рисунки, около двадцати штук.

— Сплошные пейзажи… А портреты есть?

— Не сохранились. Как-то сестру рисовал. Одну девочку из лагеря. А вообще, пейзажи у меня получаются лучше.

— Понятно. Я так и думал.

Вадим подошел к книжному шкафу. На полках плотными рядами были выставлены мои книги — часть из них перекочевала ко мне из родительской библиотеки, а часть приобрел я сам. Все издания были подобраны по собственному вкусу — глядя на полки, можно было понять, какого рода литература мне нравится.

На мою библиотеку Вадим глядел с неподдельным интересом. Затем протянул руку, чтобы познакомиться с книгами поближе. Выбирал он наугад и с непонятной целью: брал книгу, осматривал со всех сторон и ставил обратно. Я вопросительно посмотрел на Вадима. Он взглянул на меня:

— Ты не любишь оставлять ценники на обложке. Ни на одной книге я магазинной наклейки не заметил.

Я задумался и сказал:

— Да, не люблю. Сдираю, как только покупаю. Они мне почему-то мешают.

Помолчав, я добавил:

— С ценниками книги выглядят чужими.

— Правильно, — кивнул Вадим, словно я подтвердил его догадку.

Он повернулся к столу и оглядел, будто что-то ища. Спросил:

— А твоя девушка? Где фотография? — Вадим пару раз видел меня с моей молчаливой подругой.

— Не люблю выставлять личные фотки. А вообще, я с ней расстался. Неделю назад.

— Ясно. Скучно стало?

Я неопределенно мотнул головой. Вадим, как всегда, оказался прав.

Некоторое время он смотрел в окно. К печенью он так и не притронулся.

— Когда ты смотришь в окно, то вспоминаешь детство. Да? — спросил Вадим.

— Наверное. Да.

Он повернулся ко мне. Его чашка была пустой.

— Знаешь, что ты на самом деле коллекционируешь? Прошлое. — Вадим смотрел в чашку. — Твой взгляд обращен назад. Под стеклом твоего стола — пыль прошлых событий. Сеансы, концерты, дела. Но ни одной материализованной мысли о грядущем. Как будто будущего не существует. У тебя даже настольный календарь открыт на странице месячной давности. 19 февраля. Ты этого не замечаешь?

Я не ответил. Вадим продолжил:

— У тебя интересная комната. Она о многом говорит. Вещи, детали, убранство. — Он помолчал. — Из всей домашней живности, которую себе можно завести, ты выбрал рыб. Таких же молчаливых, как ты сам. Не требующих особого внимания — в отличие от кошек и собак. Живущих своей жизнью. За рыбами можно наблюдать сквозь стекло аквариума, но их невозможно понять. К ним невозможно прикоснуться. Никогда не задумывался об этом?

Я покачал головой. Вадим поставил чашку на стол. Потом сказал:

— Ты хорошо рисуешь, но тебе не даются портреты. Точнее — они тебе неинтересны. Да, сплошные пейзажи. Мир людей — далекий для тебя мир. Ты стремишься остаться наедине с собой. Или с природой. Тебе никто не нужен. В этом мире вообще никто никому не нужен. Запомни это.

Вадим вновь повернулся к окну.

— Даже в спорте ты привык к одиночеству. Тебе чужды командные виды — футбол, хоккей. Ты одинокий бегун на длинную дистанцию. Пловец-стайер. Теннисист. — Он сложил руки на груди. — Ты привык беречь свой внутренний мир и свое личное пространство. Сдираешь наклейки со своих книг. Не держишь фотографий близких людей. И коллекцию пивных этикеток хранишь в столе.

Он взглянул на меня и сказал: