Мистические истории (СИ)

Ну так… отправим же нашу Лорелею туда, куда ей так хочется попасть, куда она так стремится… то есть, назад в прошлое. Но вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное, вроде «назад в будущее». У нас же не кино, у нас жизнь.

***

… Лорелея вдруг ощутила, что скамейка закачалась, будто на волнах, и стала из-под нее уплывать… Она испуганно схватила Орхидею и прижала к себе, та тонко тявкнула. Землетрясений в их области никогда не случалось. Лорелея зажмурила в страхе глаза. Когда открыла, всё вокруг было тихо, спокойно. Горячий песок и жгучее солнце грели вытянутые ноги, а плечи и спину прикрывал сверху большой полосатый зонт. Никита пытался искупать в море маленькую собачку, но она брыкалась и стремилась выскочить из его рук. Он принес ее, мокрую и жалобно скулящую, и кинул на большое расстеленное полотенце. «Не хочет купаться твоя Хризантема, или как там ее зовут…». «Ор… Орхидея», – с запинкой произнесла она. «Ну и имечко ты выбрала! В словаре цветов что ли, нашла?», – засмеялся Никита и улегся рядом, холодя мокрым бедром ей ногу. «Слушай, Лорка, а где ты ее вообще взяла? Сначала ведь у тебя никакой собаки не было. Да вчера еще не было!». Лорелея пожала плечами, провела медленно ладонью по спине Никиты, прижалась к влажной коже губами… «Пойду, искупнусь», – она пробежала по обжигающему песку, высоко вскидывая ноги, и бросилась в воду. Собачка кинулась вслед и храбро поплыла за ней. Но быстро стала тонуть, однако упорно не хотела повернуть обратно… а Лорелея плыла вперед, разбрасывая в стороны руки и отфыркиваясь от соленой волны. Когда устала плавать и вернулась на берег, Никита лежал навзничь, прикрыв голову широкополой белой шляпой, Лорелея слегка толкнула его босой ногой, он сбросил шляпу и сел. «А где же…» – Лорелея осматривала усеянный телами пляж. Никита поднялся, тоже огляделся вокруг. «Убежала, – хмыкнул он, – другую хозяйку нашла». «Не может быть… мы с ней так подружились… – Лорелея, склонив голову набок, отжимала руками густые светлые волосы, капли воды стекали на песок и утопали в нем мокрыми дырочками. – А она, случайно, не побежала за мной?». «Она ж воды боится!», – сказал Никита, глядя на прозрачные капельки на полуоткрытой груди подруги. Она перехватила его жадный взгляд, потянулась вперед… Они свалились на полотенце, долго обнимались и целовались. Потом подхватили свои вещички и побежали, совсем недалеко – в старый, снятый задешево щелястый сарайчик в пяти минутах бега, с маленьким окошком, большой широкой никелированной кроватью и красующимся на столе в стеклянной банке громадным букетом белых лилий. Воздух в сарайчике густо насыщен запахом цветов и любовью двух горячих от впитанного солнца молодых тел.

Собачку уже в сумерках нашел на берегу, почти бездыханную, какой-то дядька, он с полчаса возился с ней, массировал, поворачивал и, в конце концов, оставил свои усилия и ушел. Через недолгое время она зачихала, со вздохами поднялась на дрожащие тонкие ножки и, волоча по песку концы мокрых свалявшихся прядей, поплелась в одном ей известном направлении.

Но все ведь кончается, как быстро вянут и сворачиваются лепестки лилий, так и страсть убегает… в другие края, к другим душам, к другим телам, любовно купает их в других волнах. И признание явилось некстати – страсть еще не совсем ушла, только направилась ветреным прохладным утром, не спеша, к щербатому порожку, и после слов: «ты представляешь… кажется, я попалась…», – вздохнув грустно, через порожек перескочила. Поднявшийся ветер швырнул в открытое окошко изрядную горсть песка, видно, начинался шторм, увядшие головки лилий жалко поникли, хотя были сорваны в саду еще только вчера.

– Ну милая, ну, дорогая, разве я в чем-то виноват?.. Вот, сама говоришь, что нет, не виноват. А вообще, Лорка… я не говорил тебе… Женат я. Двое детей у нас… Что ты удивляешься? Рано женился. А разве ты не замужем? Нет? Не расстраивайся, всё ведь поправимо еще…

– Что ты имеешь ввиду? – жалко спросила Лорелея, завязывая поясок пестрого халатика и ища в его глазах искорку вчерашнего обожания.

– Милая, будет у тебя еще всё – и дети, и муж. В другой раз, понимаешь, не сейчас.

«Не сейча-а-ас», – пропела шепотом Лорелея.

По утрам люди легче расстаются. Постель застелена. Хочется позавтракать, да еще нужно глянуть, высохли ли во дворе выстиранные вечером его рубашка и шорты, взгляд между тем блуждает от полочки с бритвенными принадлежностями до брошенного небрежно на спинку стула легкого светлосерого пиджака, минуя в голубых цветочках сарафанчик, так же небрежно кинутый на кровать, и сверху нежнорозовые трусики, и останавливается на скукожившейся под столом красной дорожной сумке… Он возьмет эту сумку, кинет в нее пиджак, трусы, майки и бритву и уйдет… Когда? Завтра, послезавтра? Пусть тогда уйдет поскорее…

Она надела купальник, а сверху сарафанчик в голубых цветочках, с оборочками вместо рукавов и круглыми кармашками, отороченными такими же оборочками, открыла скрипящий узкий платяной шкаф, покопалась в своих вещичках, щелкнула замочком белой плетеной сумочки… Очень больно будет расстаться… больно, больно…

– Пойдем позавтракаем, а потом искупаемся, – предложила Лорелея. – Одень плавки, не забудь, – и вышла в уборную в крошечном дворике.

Завтракали, как и каждое утро, неподалеку в кафе, наблюдая с веранды вздымающиеся темнозеленые волны, их белые кудрявые верхушки яростно обрушивались на мокрый тугой песок густой шипящей пеной и, успокоенные, мягко откатывались назад, чтобы набраться сил и тяжелой массой вновь ринуться на приступ.

– Принеси мне еще булочку, – попросила она. – И себе возьми, у тебя кофе недопитый…

Она мгновение смотрела в его спину в полосатой рубашке… и чувствовала на языке гладкую загорелую, солено-сладкую кожу… Он почему-то, уже у самой стойки, обернулся… Лорелея задумчиво и тщательно вытирала пальцы своим платочком. Засунула платочек небрежно в плетеную сумочку.

– Глянь, как красиво, – сказала Лорелея, надкусывая принесенную свежую булочку, – неужели ты не искупаешься? Ты же волн не боишься…

– Ммм… – замялся он. – Ведь почти шторм… Черные флаги вывесили.

– Подумаешь… Если бы я плавала как ты, то не пропустила бы такой случай, купаться в шторм. Спасатель спасет, ха-ха, он на вышке, видишь, чай пьет. Давай, допивай кофе и пойдем…

Он никого не увидел, трудно было отсюда что-то разглядеть, да он и не старался и, допив свой остывший и уже не очень приятного вкуса, даже сильно горчащий кофе, пожал плечами, встал и направился к берегу, на ходу снимая шорты и рубашку. Лорелея, размахивая сумочкой, медленно шла вслед, присела на песок возле брошенной одежды и пристально смотрела, как темная голова прыгает с волны на волну, то пропадая совсем, то появляясь снова.

На пляже было почти пусто, поотдаль несколько подростков играли в карты, и пожилая женщина сидела на расстеленном синем полотенце… На вышке никто не маячил, во всяком случае, если смотреть снизу, сидя на песке.

Волны подымались все выше и с ревом обрушивались на пляж, докатываясь уже до вышки… на которой по-прежнему никого не было видно. Убежали подростки, за ними побрела пожилая женщина, волоча по песку синее полотенце. Последней покинула пляж девушка в голубом в цветочках сарафанчике, ветер разметывал светлые длинные волосы по накинутой поверх на голые плечи полосатой рубашке. Черные флаги полоскались над вышкой.

Что ж, случается, что молодые парни неожиданно пропадают в море, и не только рыбаки. В шторм находиться в море опасно, сердце может вдруг подвести, даже молодое сердце, и вроде ни с того ни с сего, или судорога схватит, тоже вдруг, молодость – еще не спасение от разных неприятностей, даже чашка крепкого кофе вполне может повредить…

Комнатка в сарайчике в тот же день опустела. Исчезли все вещи, только красная сумка неприкаянно валялась на щелястом полу, открыто показывая пустое нутро.