На исходе четвертого дня
На исходе четвертого дня читать книгу онлайн
В повести Василе Василаке «На исходе четвертого дня» соединяются противоположные события человеческой жизни – приготовления к похоронам и свадебный сговор. Трагическое и драматическое неожиданно превращается в смешное и комическое, серьезность тона подрывается иронией, правда уступает место гипотезе, предположению, приблизительной оценке поступков. Создается впечатление, что на похоронах разыгрывается карнавал, что в конце концов автор снимает одну за другой все маски с мертвеца. Есть что-то цирковое в атмосфер «повести, герои надели маски, смеющиеся и одновременно плачущие. Это настоящий theatrum mundi, который играется в крестьянской среде.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
А все обстояло именно так; открыв дверь и замерев на пороге под столькими взглядами, Руца тихо-тихо промолвила:
– Добрый вам вечер…
Никанор чуть было не выронил свой стакан… «Это что еще за „добрый вечер“, бесстыжая! – хотел он на нее грубо прикрикнуть. – Какой злой дух привел тебя к нам в этот час? Все как будто успокоилось, стихло – мать и хозяйка дома, поплакав у изголовья мужа, с гостями сидит, дети спят, луна светит, земля уже приготовилась принять нового гостя, и он ждет этой встречи, как утро – росы и солнечного тепла… Ну, что за чертовщина такая, что за непонятная сила привела тебя сюда, женщина?…»
Однако он ничего не успевает сказать, ибо Ирина, жена покойного, поднимается навстречу пришедшей, протягивает ей стакан вина со словами:
– Возьми, Руца, выпей за упокой души Георге… в память Георге…
Тогда и Руца, в свой черед, как бы умоляя о снисхождении и понимании эту женщину, которая ей если не в матери, то в старшие сестры годится, шагнула вперед и поцеловала протянутую к ней милосердную руку… И разрыдалась безмолвно, так что только рубаха ее сотрясалась от плача, и говорила, глотая слезы:
– О-о, лелицэ Ирина…
Она держала стакан дрожащей рукой, и крупные, красные, как кровь, капли виноградного гибрида выплеснулись на пол, и он тоже принял участие в поминанье хозяина…
– Не могу, лелика… ох, нет, не могу!..
Как будто хотела сказать: «Не могу жить… и умереть тоже не в силах!..»
Она подняла глаза – глаза, как приворотное зелье… Никанор так и ахнул – ох, хороша. Краса ненаглядная, не иначе. Вот оно, «видение», что весь вечер мерещилось ему…
Подняла свои колдовские глаза Руца-Волоокая и говорила Ирине:
– Разрешите… прошу вас… Ирина, прошу тебя, как родную… Добрые люди, дайте мне поплакать над ним!..
Ну, что можно было ответить?… Все молчали. Вроде бы каждый собирался что-то сказать, и далее, кажется, кто-то сказал, только так тихо, что почти никто не услышал:
– Эх, милая…
Может, это была Ирина, может, Никанор…
Во всяком случае, про себя Никанор думал:
«Эх, милая…» – и хотел продолжать, но в это самое время старинные дедовские часы в каса маре заскрипели, зашуршали, задергались и пробили двенадцать раз. И это значило, что сегодняшний, четвертый день кончился и начинался завтрашний, еще неведомый – пятый и последний день Георге Кручану.
