Рассказы (СИ)

Ослепительная белизна ее стройных и длинных ножек потрясала обращенные к ней взоры прохожих. Нежность и грациозность походки очаровывала всех, кто хоть чуточку разбирался в девичьей красоте. Гармоничность фигуры выразительно дополнялась несколько исхудалыми, узкими бедрами. Она не шла, а плыла. Маленькое личико почти не двигалось. Лишь глаза вдумчиво устремлялись вдаль, будто в небытие, запредельность, прозревая невидимое. Небольшие нос и рот подчеркивали их загадочность и таинственность. Божественная!

По улице разносилась мелодия: ”Ах, какая женщина, какая женщина, мне бы такую”.

– Боже мой, догнать бы ее, взять на руки, обнять что есть сил.

– Оставь! Будто не знаешь, что такие кусаются!

– Да ты посмотри! Это же само божество! Прости, но я все же пойду за ней.

– Перестань!

– Бегу. Видишь, уходит. Вечером позвоню.

– Но ведь она не твоя!

– Ну, так я узнаю, чья!

Она очень быстро обнаружила преследователя, решила тотчас же оторваться и резко завернула за угол. Тщетно. Уйти не удавалось, даже спасаясь бегством. Его очарованность оказалась быстрее ее нежных ног. Она добежала до недавно окрашенной в светло-голубое ограды, почти взлетела на нее, чуть помедлила, примериваясь, и, удержавшись, спрыгнула на другую сторону.

– Ах, какая досада!- воскликнул преследователь. Он безуспешно толкался в деревянную стену, и проклинал свою “везучесть”. Потеряв надежду хотя бы увидеть еще раз беглянку, понурившись, побрел вдоль ограды. Судьба, сжалившись над ним, сочуственно выбила в брусе неровную форточку.

Из мусорного бака в него пристально вглядывались уже знакомые глазки беглянки. Убедившись в своей безопасности, она самодовольно и неторопливо прибегала к извечному ”мяу, мяу”.

– Какая она все же породистая!- досадовал преследователь. Вот бы ее изловить и унести домой. Но ведь если сделать это насильно, то может и впрямь исцарапать. Или хотя бы котеночка ее достать. Говорят, кошки хорошо снимают давление, а у матери оно бывает порой такое высокое! Впрочем, и ее придется, наверно, уговаривать. И чего это я затеял?!

– Ачико, это ты?-спросила мать, услышав, как хлопнула входная дверь.

– Да, мама, я!

– Где ты, сынок, до сих пор? Сколько можно тебя ждать?!

– Никто не приходил, ма, или, может, звонил кто?

– Нет, родненький, нет, садись кушать, я уж тебя не дождалась.

Арчил сидел у окна и вдумчиво вглядывался с высоты шестого этажа в небольшой двор перед его крупнопанельным домом. Вокруг, рядом, напротив жались и высились современные жилые восьмиэтажки.

– Лучше ужасный конец, чем ужас без конца,- перебирал Арчил в уме всевозможные варианты продолжения своей трудовой деятельности.

Новый шеф послал запрос и добился согласия на перевод Арчила на его старую работу, а сам укатил в продолжительную командировку в один из европейских городов на международный симпозиум. На старой работе, получив эту информацию, подсуетились, захлопотали в надежде оставить Арчила у себя насовсем и стали всячески хлопотать по этому, хотя официально добро на его перевод было отдано.

И вот уже порядком давно Арчил пребывал без официальной работы, хотя посещал обе работы, порой даже в один день.

С последней работы Арчил не прихватывал с собой даже листочка, оставлял там все отчеты, расчеты, статьи, выходящие из его рук, а на прежней у него не было даже стола.

– Новая трудовая жизнь начнется с новых листочков,- думал он, смакуя момент, когда совсем распрощается с недалеким прошлым, почти еще настоящим. Хоть расставание виделось почти болезненным, потому что он любил свой коллектив и даже замечал ответную симпатию к себе.

– Не клеится здесь работа, и все! За окном новые времена, пожалуй, нужно примериться к ним и вписаться,- убеждал он себя, все идет своим чередом и в общем к лучшему.

Но и, конечно же, последнюю точку в решении поставила Кетино. Он не мог постичь тайны ее окончательного “нет” и терялся в догадках.

– Что это было?-недоумевал он,- И чего она вдруг отвернулась от меня?

Рано или поздно это должно было произойти. В один прекрасный момент равенство тождеств нарушилось, и он сделал шаг, увы, в неправильном направлении, перешел за черту, после коей начинался внутренний мир.

За красочностью ее внутреннего мира, открывшегося его взору, он даже не услышал и не заметил, как за ним захлопнулась дверь. Да, войти в этот мир было куда проще, чем выйти из его многочисленных лабиринтов, хотя в общем туда и не очень-то настоятельно приглашали и проникнуть удалось с немалым трудом и мытарствами.

Стоило ли, однако, забираться в красочный лабиринт, чтобы потом заблудиться в нем и погибнуть от изнеможения? Стоило ли ради него терять себя и приобщаться к неизвестному, загадочному, не прогнозируемому?

Ему крупно, как он считал, повезло, он попал на удачный круг и под конец вышел к той же черте, откуда и исходил, начинал свой путь. Cработала внутреняя система сигнализации и самозащиты, сама же изгнавшая инородное тело прямо через входную дверь. Конечно, кое-что в этой системе ему удалось уловить, разобраться, далеко не все ему одинаково пришлось по душе, но в целом, признался он себе, в нутре японской техники и внутреннем мире женщины копошиться – пусть даже разгуливать экскурсантом по самым привлекательным их достопримечательностям – занятие малопривлекательное, и небезопасное.

Ему приходилось сталкиваться с такими закрытытми внутренними системами японской техники, облитыми гипсовой оболочкой, что при нарушении целостности сей оболочки система рассыпалась на мелкие винтики и детали с невозможностью их повторного сбора.

– Вот молодцы японцы! Докумекали же хранить тайну своих конструкций,- восхищался Арчил.- Так во всяком случае гораздо честнее, чем поступать, как некое дикое растение, заманивающее насекомых в прелестную глубь своих чудных душистых цветов, а потом сжимающего лепестки и без труда умерщвляющего под ними несчастную, потерявшую чувство опасности жертву.

– Да, но как случилось, что меня система не проглотила, а выплюнула обратно, -недоумевал он,- а потом и совсем отвернулась от меня, отказалась. Зачем в таком случае она впускала меня в себя?