Римский медальон

— А мне так не кажется. — Не оборачиваясь, Анкизи обратился к Эдварду, глядя на него в зеркало: — Послушать синьора Салливана, так я должен ради его выгоды опустошить свой дом и налегке перебраться в какую-нибудь квартирку подешевле.

— Сейчас самый подходящий момент для продажи, — не обращая внимания на тон князя, настаивал Салливан. — Подобные произведения искусства встречаются теперь все реже, их цена может быть огромна.

Суетясь возле князя, портной Пазелли расправлял складки и оборки на костюме. Анкизи жестом остановил его.

— Мне жаль, Салливан, но то уже совсем немногое, что осталось от моей коллекции, я не собираюсь выставлять на продажу. Кроме того, вы неважный маклер. — Подойдя к сонетке, он дернул за шнурок. Послышался звон колокольчика.

Салливан вспыхнул, но сумел сдержаться.

— Я только прошу подумать над моим предложением, князь.

В дверях появился слуга.

— Антонио, — Анкизи улыбнулся своему отражению, — проводи синьора Салливана.

Тот вышел, ни с кем не попрощавшись.

Анкизи принялся расстегивать тяжелый камзол.

— Извините, профессор, что вынудил вас быть свидетелем такого неприятного разговора. Но уже давно следовало преподать урок этому барону Россо. И я не жалею, что он получил его в вашем присутствии. Ужасно боюсь шакалов, они питаются падалью.

С помощью Пазелли князь наконец снял камзол.

— Итак, милейший профессор, вы пришли, чтобы посмотреть мое собрание материалов о Байроне. Польщен. И очень надеюсь, что вы сможете найти что-нибудь полезное для своих исследований. Я провожу вас в мою скромную библиотеку.

Князь, продолжая свою игру в дилетанта, лукавил: стены небольшого зала, служившего библиотекой, были сверху донизу уставлены книгами. Наметанный глаз Эдварда сразу же отыскал шкаф, отведенный Байрону.

— Я потрясен! Действительно, можно считать, у вас есть все, что написано о Байроне.

Анкизи, явно польщенный, перебирал рукописи, лежавшие на большом письменном столе из мореного дуба.

— Коллекция, собранная с бесконечной любовью. — Он погладил свою бородку и продолжал, все более вдохновляясь: — К сожалению, это инертный материал. Как я завидую вашему умению заставить говорить древние манускрипты, старые документы, объяснить их утерянный смысл, пролить свет на забытые факты… — Казалось, он никогда не остановится.

Эдвард между тем перешел к соседнему с «байроновским» шкафу и стал знакомиться с книгами, читая названия на корешках.

— Я вижу, у вас много сочинений по парапсихологии, оккультизму, спиритизму…

— Да, — согласился Анкизи, — я неплохой знаток этих феноменов, но опять же в скромных пределах, отпущенных дилетанту. — Князь испытующе посмотрел на Эдварда. — А вы, дорогой профессор, что вы думаете об этом тонком предмете?

— Ну, я никогда не задавался целью… Хотя, надо признать, некоторые из моих друзей любят повертеть блюдечко. Эти спирические сеансы бывают довольно веселыми.

— Повертеть блюдечко… Погружение в мир оккультизма — это не игра. Это, знаете ли, иногда переворачивает жизнь. — Анкизи отрешенно смотрел в пространство перед собой. Потом встрепенулся: — За примером далеко ходить не надо. Возьмем хотя бы нашего, простите, вашего Байрона…

Эдварда все больше занимал этот разговор.

— Извините. — Анкизи подошел к «байроновскому» шкафу и принялся что-то искать среди книг. — Куда же я положил его? А, вот он — журнал с вашей статьей… — Князь принялся быстро перелистывать страницы. — Эта статья показывает, что вы находитесь на пике профессиональной формы. А для ученого вы еще достаточно молоды. — Анкизи нашел нужную страницу и надел очки. — Итак… пятнадцатого апреля 1821 года Байрон записал в дневнике: «Вечер. Одиннадцать часов. Площадь с портиком. Романский храм и фонтан с дельфинами. Удивительное место. Каменный посланец. Божественная музыка. Мрачные явления».

— Я помню это место, — сдержанно заметил Эдвард.

Анкизи снял очки и закрыл журнал.

— Сию эмоциональную запись вы относите на счет романтических фантазий Байрона? Набросок будущего стихотворения?

Эдвард неопределенно пожал плечами, давая возможность Анкизи высказаться до конца.

— Примерно об этом вы и пишете в своей статье… Ранний романтизм и так далее. Какие-то неординарные впечатления… Вернувшись домой, Байрон сделал набросок по-итальянски:

Я повернулся к Господу спиной.

Лежит греха дорога предо мной.

И я пошел, сомненья отметая.

Дорога зла вела меня, прямая

И страшная. Я вышел за порог,

И за спиной моей остался Бог.

Я шел, не видя Божьего лица.

Дорогу зла прошел я до конца,

Но душу потерял свою в пути.

Я грешник жалкий. Господи, прости!

Анкизи декламировал торжественно, самозабвенно. Глаза его были полуприкрыты. Голос гулко звучал под сводами библиотеки. Потом воцарилась тишина, которую нарушил Эдвард:

— Поздравляю, князь! Блестящая память!

— Это ваша заслуга, — улыбнулся Анкизи. — Когда я общаюсь с действительно умным человеком — а это теперь случается так редко, — то и память у меня активизируется. А сейчас позвольте мне, смиренному дилетанту, высказать скромное предположение. Задавались ли вы вопросом, что хотел сказать Байрон, имея в виду мрачные явления!

Эдвард почувствовал волнение.

— У меня есть мысли по этому поводу. Однако это осталось вне рамок литературоведческой статьи.

Анкизи вернулся к «оккультному» шкафу.

— Предположим. Но ведь очевидно, что в ту ночь Байрон пережил что-то… как бы это сказать… из ряда вон выходящее.

— Вы намекаете на некромантические мании Байрона?

— Мании… В ту ночь для Байрона приоткрылось окно в мир неведомого, неземного. В ту ночь Байрон заглянул в ад.

Эдвард попытался улыбнуться:

— И кого он там встретил, по-вашему?

— Мне будет трудно пробить брешь в вашем скептицизме. Как все, кто не верит, вы отказываетесь войти в некое незнакомое измерение, где скрываются истины, которые ваше рацио боится обнаружить. — Князь сделал выразительную паузу. То, о чем он говорил, было, по всей видимости, выстрадано им. — Согласно утверждению графа Калиостро, в одном из домов, выходящих на площадь, о которой упоминает Байрон, два века назад жил великий магистр оккультных наук, обладавший страшным, невероятно захватывающим даром стирать грань между жизнью и смертью.

— И что же? Байрону предстала тень этого некроманта? А кто это был?

— Этого не может знать профан вроде меня. Узнать это дано только тому, кому это предназначено. — Он значительно посмотрел на Эдварда, чем привел его в смятение. И вдруг резко сменил тему: — Но я не могу злоупотреблять вашим драгоценным временем. Я хочу показать вам еще кое-что интересное. Пройдемте в самое древнее крыло моего палаццо. Там есть несколько достойных внимания картин… Если вас интересует живопись.

По длинной анфиладе они прошли в другую часть палаццо. Комнаты здесь были почти пустые и еще более мрачные. К Анкизи между тем снова вернулась его восторженная болтливость.

— Думаю, вы не преминули воспользоваться своим пребыванием в Риме, чтобы посетить все места, где бывал Байрон… Убежден, что вы приберегаете какой-то сюрприз, о котором мы узнаем только на лекции. Какое-нибудь потрясающее открытие, основанное на второй, пока только вам известной части дневника Байрона.

— Думаю, уже не только мне. По правде говоря…

На лице Анкизи отразилось крайнее удивление. Эдвард продолжал:

— У меня украли сумку, в которой находились микрофильмы с этой неизданной частью.

— Украли здесь, в Риме? — Князь пожал плечами. — Она, несомненно, найдется.

Теперь удивился Эдвард:

— Почему вы так уверены?

— Когда воры поймут, что в этой сумке для них нет ничего интересного, они найдут способ вернуть ее вам. — Он усмехнулся. — Римские воры — очень вежливая публика.

Они шли мимо окон, забранных массивными решетками.

— Надеюсь, что вы окажетесь правы, — сказал Эдвард. — Где мы сейчас находимся?