Хроники Богини

Радовался Идзанаги, что по возвращении из Ёми-но-куни после омовения получилось у него родить трех прекрасных детей. Особенно по душе была ему прекрасная Аматэрасу, и молвил он: «Я детей рожал-рожал, и доволен теперь, что, в конце концов, трех прекрасных детей получил», и тут же снял он ожерелье, что шею его украшало. В центре того ожерелья висел драгоценный камень. И украсил Идзанаги тем ожерельем шею Аматэрасу. Стала Аматэрасу высокочтимой богиней, правящей Равниной Высокого Неба. Цукуёми стал богом, повелевающим ночью, а младший брат его Сусаноо стал править морем.

Считается, что Идзанаги, на пару с Идзанами страну сотворивший, стал способен в одиночку рождать богов, побывав в царстве мертвых.

После того, как родил он ослепительную красавицу Аматэрасу, сказал Идзанаги, удовлетворенный содеянным: «Довольно рождать мне богов».

Однако не забыл он своего обещания, произнесенного во время расторжения брачных уз с Идзанами. Поклялся он на каждую тысячу людей, убитых-задушенных Идзанами, строить полторы тысячи домов для рожениц.

Принял Идзанаги человеческое обличие и решил рождать превосходных детей. Так и повелось: как услышит он слух, что где-то в Ямато живет прекрасная девушка, сразу отправляется в то место и берет ее в жены. И все это время рождаются у каждой новой его жены одно дитя за другим. Так Идзанаги восполняет жизни, что Идзанами отбирает.

— Ну, довольно! — неожиданно прервала Идзанами.

Хиэда-но-Арэ подняла глаза на Идзанами и тяжело вздохнула. Наверное, она впервые заметила, что ее рассказ привел Идзанами в плохое расположение духа.

Получалось, что после возвращения из царства мертвых и расставания с Идзанами Идзанаги напрочь отрекся от всего, что они пережили и сделали вместе с Идзанами. Не только Идзанами, но даже мы, усопшие, с грустью осознавали, что Идзанаги был прав, назвав Ёми-но-куни оскверненным местом. Раньше Идзанами и Идзанаги вместе рожали страну, а теперь Идзанаги неожиданно смог родить в одиночку множество богов. Более того, трое из них, Аматэрасу, Цукуёми и Сусаноо, были прекрасными богами. Идзанаги был доволен содеянным.

Идзанами же, запертая в оскверненной стране, дала увидеть себя в оскорбительном виде, гниющей в царстве мертвых, и была унижена, как прародительница всего живого. Какая ирония судьбы! Ежедневной заботой той, смысл жизни которой был рожать землю и детей, стало лишать умерщвлять людей.

Мне снова пришли на ум слова Идзанами: «Небо и земля. Мужчина и женщина. Жизнь и смерть. День и ночь. Свет и тьма. Светлое начало и темное. Почему всего стало по паре? Да просто одного было недостаточно. В какой-то момент стало ясно, что только когда две части сливаются воедино, рождается что-то новое: что ценность одного проявляется, когда есть противоположная ценность, и от того, что есть обе ценности, рождается смысл».

После смерти из двух ценностей Идзанами досталась только «темная» часть. Земля, женщина, смерть, ночь, тьма, темное начало и скверна. Может быть, это и покажется дерзостью с моей стороны, но разве это не напоминало мою жизнь? Мне, которой на острове Морской змеи была уготовлена судьба «темного начала», которую посчитали за «скверну», были близки и понятны досада и гнев Идзанами.

Идзанами заговорила:

— Все правда в рассказе Арэ. Когда я решаю, кого лишить жизни, я перво-наперво убиваю жен Идзанаги. Расчет мой прост: со временем, увидев Идзанаги, люди будут знать, что пришла беда, станут его избегать и сторониться.

Хиэда-но-Арэ нахмурила тонкие брови:

— Госпожа, страшные слова вы говорить изволите.

Идзанами не удостоила ее даже взглядом.

— Что тут такого страшного? Пусть хотя бы осознает, что это он запер меня здесь, это он сделал меня богиней в мире мертвых.

Я почувствовала, как от Идзанами стало исходить темное пламя гнева. И я и Хиэда-но-Арэ пали ниц. Души, что витали рядом, замерли, будто затаив дыхание.

— Ну а ты, Намима, что думаешь? — Идзанами посмотрела на меня холодным взглядом. Я же была так напугана, что не осмеливалась поднять на нее глаза.

— Гнев ваш справедлив, — сказала я, что думала.

Конечно, я считала то, что женщины, ставшие женами Идзанаги, умирали одна за другой, ужасным. Да к тому же беспокоилась, не пойдет ли о Идзанами дурная слава. Но чувства Идзанами мне были ой как понятны. Идзанаги — будто и не было ничего между ним и Идзанами — женился и продолжал рожать детей. Что же оставалось делать Идзанами, которая лишилась жизни от родов, создавая землю вместе с Идзанаги? Кто защитит ее достоинство? Что же будет с чувствами Идзанами, любившей Идзанаги? И я поклялась в душе, что, пусть даже и в одиночку, буду помогать Идзанами.

— Госпожа Идзанами, теперь я знаю, почему оказалась здесь. Впредь я буду служить вам верой и правдой.

Ничего не отразилось на лице Идзанами после моих слов. Молча она вышла из комнаты, где ежедневно решала судьбу тысячи человек.

Глава 3

ДОМОЙ, В МИР ЖИВЫХ

Идзанами приступает к своим ежедневным обязанностям: решает, кому умереть. Я стою рядом и молча наблюдаю, как она кропит черной водой карту. Все живое не вечно, и ничего с этим не поделаешь, но когда неожиданно умирают молодые — это дело рук Идзанами. Интересно, если одна за другой будут умирать жены Идзанаги, вызовет ли это переполох в мире живых? Я присутствую при драматическом событии, просто стою и наблюдаю. Неожиданно Идзанами ставит тарелку с водой на пол и печально вздыхает:

— Намима, неужели то, что мы с Идзанаги родили страну и богов, все это напрасно?

— Ну что вы такое говорите, госпожа! Конечно, нет. Разве не вы создали то, что легло в основу страны Ямато? Все, что госпожа сделала, было не напрасно.

— Так почему же я здесь? — Идзанами указывает на бескрайние своды подземного дворца. Мне показалось, что витающие повсюду духи в испуге отпрянули от движения ее руки.

— Потому что вы умерли, госпожа, и стали богиней — правительницей Ёми-но-куни.

— Это было не мое решение. К тому же боги не умирают. — Идзанами дает волю своему гневу, что случается с ней нечасто.

Я молчу. И правда, не ясно, кто решил судьбу Идзанами. Не иначе как высокопоставленные боги Равнины Высокого Неба. И недовольство Идзанами мне понятно.

— Стали мы с Идзанаги мужем и женой и ревностно взялись создавать страну. Занимались мы с ним одним и тем же делом, так почему же Идзанаги как ни в чем не бывало всегда оказывается на светлой стороне? — бросив напоследок, Идзанами устало опускается на гранитный стул.

Желая приободрить ее, я в отчаянии произношу:

— Госпожа умерла от родов, и с этим ничего не поделаешь. Господин Идзанаги — мужчина, и его жизни ничего не угрожало. В этом месте дороги ваших судеб разошлись.

Гнев Идзанами все еще не утих.

— Разве Идзанаги, несмотря на то что он мужчина, не стал рождать богов, вернувшись из царства мертвых? И разве не сказала Арэ, как был он доволен, когда родил богиню солнца Аматэрасу и когда родились другие высокочтимые боги. Не потому ли оказалась я запертой в Ёми-но-куни как воплощение скверны, что дети, мною рожденные, не подходили на роль высокочтимых богов? Да знаешь ли ты, что значит быть разлученной вот так с любимым и жить в мире мертвых? Да еще когда твой любимый берет в жены все новых и новых женщин и рождает новые жизни. Понимаешь ли ты меня, Намима? Печально мне от того, что я богиня! — со вздохом говорит Идзанами.

Не зная, что ответить, я стою, потупившись. В глубине души я согласна со всем, что сказала Идзанами.

У Идзанами настроение все более подавленное, но она молча продолжает исполнять свои обязанности.

Если честно, то решать, кому умереть, — работа с дурным запашком. Когда приходит время умирать, человека безжалостно разлучают с теми, кого он любит, и один-одинешенек идет он к смерти. Хотя никому не дано убежать от смерти и она неизбежный удел каждого, неожиданная кончина всегда прискорбна. И не становились ли те, кто умирал по воле Идзанами, печальными душами, переполненными сожалением?