Земные одежды

Димке показалось, что она с укором посмотрела на его пустые руки.

— Галь, я спешил, ничего купить не успел, бутылку разбил в подъезде!

— Да пошел ты на! Че ты щемишься тут стоишь?!

— Че ты меня перебиваешь постоянно?! — вскрикнул Димка. — Я руки и сердца твоей дочери прошу!

Галинка зло засмеялась, вышла в коридор и посмотрела в зеркало трюмо.

— Сломал целку… ну и дрочи теперь на здоровье! — спокойно закалывая волосы, сказала она. — Евгения — модель, ей по подиуму, нах, ходить, поул? — она вывернула губнушку и подкрасила губы, с показной похотливостью облизала их.

— Галина, я тебя обидел чем?

— А че ты бегаешь, как дурак с колокольчиком? Небось, все так же в примаках живешь и лекции свои пишешь? А она, может, в Египте хочет отдыхать, на пирамиды смотреть и с арабчатами на мазерати кататься.

— Это ты хочешь, Галь.

— У, глаза твои водянистые, — она вдруг засмеялась с ехидной женской укоризной. — А мы черноглазых любим, поул!

— Не поул! Я на тебе, что ли, жениться пришел?!

— Ну да, нам чай не шашнадцать лет? — она поправила волосы на затылке. — На смотри — где?!

— Что?

— Где целлюлит?! — распахнула халат.

С отстраненной мужской похотливостью Димка отметил про себя всю прелесть ее статного, гладкого тела.

— Видно че? — она победно улыбнулась и вдруг приподняла халат, подставив под нос Димке задницу.

Когда-то в седьмом классе, мучаясь бессонными юношескими ночами, он мечтал поскорее вырасти, ну хотя бы до девятнадцати лет, чтобы действительно предложить этой вот Галинке руку и сердце, чтобы с честью создать советскую семью и пройти по жизни.

— Мама, прекрати! — в коридор выскочила Ивгешка. — Вы уже достали меня оба!

Заплаканная и такая по-домашнему некрасивая, что у Димки задрожала какая-то перепонка в груди. Она стрельнула замком двери и выскочила на площадку. Димка рванул было за нею, но Галинка крепко прижала его к стене грудью.

— Извини за кипеш, — она пьяно вращала глазами. — Я, конечно, не в курсе твоей финансовой ситуации, но мы можем договориться. Девочке учиться пять лет, сколько трат, прикинь?

— Сколько? — Димка содрогнулся от омерзения и за нее и за себя.

— Десять косарей зелеными… и еще пять за целку.

Димка медленно покачал головой.

— Не смею вас больше задерживать, — Галинка нахмурилась и полезла пинцетом в пепельницу. — Пошел на, ботан задроченный!

Все начиналось так чисто, так трепетно и нежно... Димка похватал ртом воздух и побежал за Ивгешкой.

— Ивгеша, Ивгеша! — шепотом кричал он на лестнице, вниз и вверх. — Ивгешка, Ивгешка! — орал он, бегая по двору.

— Денег заплати, в обратку, да я поеду, — водитель ловил его за рукав, злился и смущенно оглядывался. — Слышь, землячок, денег заплати!

Наконец-то Димка понял, чего он хочет, и расплатился, отделался от него.

Стемнело. Покраснели огни машин, звуки стали протяжнее. Димка покурил на детской площадке и успокоился. Да, вот здесь она играла, возвращалась со школы, беспечно помахивая портфелем. Возвращалась в эту страшную квартиру. Димка снова сходил в уютно сияющий “Магнит” и накупил два пакета продуктов. Боясь разозлить, но и не имея сил уйти, он периодически позванивал в квартиру Галинки, сидел, ждал и снова звонил. Димка потерял временную ориентацию. Выглянула тетка в ярком турецком халате. Потом вынесла мусор и некоторое время смотрела на него. Потом пришел какой-то мужик.

— Жених? — деловито спросил он.

— Да, — с растерянной надеждой ответил Димка… и спустя минут пять понял, что лежит на площадке от профессионального удара в челюсть.

Этот удар помог Димке прийти в себя, что-то правильно переставил в его мозгах. Он покурил на лестнице. Прислонил пакеты к двери и побрел по ночному городу к вокзалу.

Компост

Димка стоял во дворе. Все его пребывание здесь потеряло смысл, и он осматривался потерянно, будто желая найти хоть что-то жизнеутверждающее. Вошел в дом. Дед даже не повернулся. Димка автоматически прислушался к нему. Похрапывает, жив. Но дом умер, из него словно бы вынули что-то важное, самое главное. Боль и тоска в груди. Он был здесь счастлив ребенком. Эти стены хранят эхо его детской беготни. И вот такая беда. Димка вышел во двор, закурил, склонился на яблоневую ветвь и хотел закричать, но что-то яростно и занудно взревело сбоку — мощный двигатель, прорываясь сквозь преграды, казалось, ругался матом, — повалив плетень и раздробив его ветхие косточки, во двор въехал джип с затемненными стеклами. Димка до смешного мало проявил внимания к этому событию, лишь легкое недоумение по поводу безобразного нарушения правил дорожного движения. Опустилось окно, и тот самый парень, который когда-то обогнал Димкиного частника, оскалился в улыбке. Здоровый, обаятельный мужчина в роскошной машине сполна наслаждался жизнью, вкушал ее сладкие плоды.

— Оу! Оу! — он окликал так, словно Димка мог его не слышать. — Слышь, ты че делаешь, фраерок московский? — с бандитским пафосом спросил он.

— Курю! — все больше раздражаясь, ответил Димка.

— Да нам по… че ты делаешь! — он тряс незажженной сигаретой в губах. — Ты зачем наши места светишь, писатель? Не внял, что ли, прошлых уроков?

Димка ничего не понимал, и это еще больше раздражало его.

— Отвисни… нечего здесь возрождать!

Вдруг к окну просунулось лицо водителя, и Димка узнал своего одноклассника Улихана.

— Чухай отсюда, пока люди по-хорошему предлагают!

Их кто-то окликнул из глубины салона. Задняя дверь широко распахнулась, и Димка увидел полного, наголо остриженного мужчину, смешно свесившего короткие ножки в шортах и кроссовках, кажущихся большими.

— Почему ты меня так бесишь? — спросил он.

— Здравствуйте. Я объясню вам, почему, — Димка прищурился, затянулся и выпустил дым с видом полного равнодушия к своей судьбе. — Это моя земля, Табаня! Здесь наши могилы! Здесь духи моих предков. А Вы… Вы даже не цыган!

— Зачем ты свинью подковал, Федя? — золотозубо удивился Табаня. — Откуда тебе знать, кто цыган?

— Цыган стриженым не бывает, — Димка достал дрожащими пальцами новую сигарету, закурил и прошептал, выпуская дым. — А земля все равно моя. Мне здесь пупок перевязали…

— Ну так жри свою землю! — засмеялся Табаня.

Словно по команде выскочили Улихан и тот светлый парень, оплеухой выбили сигарету, тисками схватили руки. Димку все же поразила их страшная, природная какая-то сила, он и не сопротивлялся. Они поставили его на колени и ткнули лицом в землю.

— Петух, рамсы попутал!

— Пусть похезает, — смеялся Табаня.

Они оставили его. Димка стоял на коленях со ртом, набитым землей. Табаня с насмешливым интересом изучал его. Потом крякнул, встал на подножку, расстегнул шорты и стал попадать в голову Димке горячей упругой струйкой.

— По-правильному, тебя надо бы опустить — сказал он, простатитно отдуваясь и подтягивая шорты. — Но ты не в моем вкусе, а у ребят не встанет.

— На нашей земле такой пидорский трусняк не носят! — Улихан швырнул Димке газетный комок.

— Трогай, ну, — нахмурился Табаня.

Газетный комок развернулся, там были трусы, потерянные в ту злосчастную ночь, и статья по лесомелиорации. В редакции материал назвали “Расчеты на песке”, приводился и пространный ответ какого-то специалиста из администрации, но взгляд Димки сразу выцепил предательское слово — “не рентабельно”.

Он поднялся, пошел к дому и замер — дед стоял у окна. Стекло вздрагивало и улавливало закатный луч.

Зона рискованного земледелия

Каким-то образом Димка очутился в ночном лесу. Он стоял, озирался и, вдруг ему стало страшно — почувствовал рядом с собою чье-то присутствие и понял, что это снова она — враждебная ему сила. В тот же миг сила овладела его мышцами и швырнула на землю.

— Уползай, уползай от нее! — требовал чей-то голос.

Димка с трудом перевернулся на живот и, борясь со своими мышцами, как это иногда специально делают люди, занимающиеся атлетической гимнастикой, стал загребать руками, пытаясь утянуть свое тело со страшного места.