Полька

Интересное положение: болит поясница, болят ноги. Давит под ребрами, когда наклоняешься над ванной, чтобы вымыть голову. Это уже проделки живота? Пока еще рано, он слишком маленький. Неудобства доставляет матка с жемчужинкой внутри.

— Он заигрывал с кассиршей в магазине. Красивый такой, лощеный. Флиртовал без зазрения совести, — переживает Петушок, разбирая сумку с покупками. — В колоратке. Я решил, что небось разведенный. Забыл, что это пастор, а не ксендз, им-то разрешается. А может, он и не заигрывал, просто выполнял свой долг обольщения ближнего? Последний бастион борьбы за верных — секс. Обаяние и сексуальность лютеранства.

12 октября

Первый день почти без усталости и запахов. Но за это расплата — бессонница. Петушок пытается меня убаюкать, держит руку на животе. «Вся беременность» умещается в его ладони. Рука тяжелеет, Петушок засыпает. Переливание сна не удалось. Я остаюсь один на один со своей о-бремененностью.

13 октября

В приемной у гинеколога. Семейные паломничества на УЗИ. Взрослые рассматривают на экранах проворные тени скелетиков (кость их кости). Дети предпочитают глазеть на больничный аквариум. Лучше видно, да еще и в цвете. Трех-четырехлетний мальчик сестре:

— Ыбка, ыбка. Папа или мама? — пытается он угадать рыбий пол.

В соседнем кабинете врач занят тем же самым — угадывает спрятанный между ножками «полик» ребенка.

Для этих открытий мы пока не доросли. Сначала перинатальное обследование.

— Многие родители решаются посмотреть картинку УЗИ только после получения результатов анализа… Они предпочитают не видеть ребенка, вдруг придется решиться на… — Акушерка тактично избегает слов «Даун» и «аборт». Чтобы не пугать родителей и Малыша? На пятнадцатой неделе твой ребенок уже слышит звуки («Беременность. 40 недель»).

— Напиши об этом, — уговаривает Петр, — о перинатальном обследовании. В Польше его чуть не запретили, и до сих пор кое-где считают равносильным убийству.

— Нет. Я писала для журнала «Впрост» о законе, запрещающем аборты, высмеивала ханжеское отношение к этому вопросу, писала о правах женщин, но о перинатальном обследовании не буду.

— Почему? — волнуется Петр. — Ты переживаешь это на собственной шкуре… напиши правду.

— Правду? Хочешь знать правду? — выхожу я из себя. — Это только мое решение и моя боль. Ты стоишь рядом, это не твой живот! И это не тебя выпотрошат… если что! Нет никакого права, есть только совесть. Я уже убийца… понимаешь? — Я начинаю плакать. — Я решилась на обследование, а в одном случае из ста это может спровоцировать выкидыш… В одном случае из четырехсот ребенок окажется больным.

— Он здоров, здоров, слышишь? — перекрикивает он мой плач. — Он не во мне, но я отец, я…

Мы оба беспомощны. Легче договориться молча, чем стоя по разные стороны словесной баррикады.

14 октября

С утра до ночи «Городок». Ужин: печеная картошка и лисички из нашего леса. Откладываю себе десерт — только лисички. Сидим за столом, свет лампы окружает наши головы теплым ореолом. Настоящий дом — ароматный, уютный.

Идиллия кончается, Петушок отправляется ночевать к своим сумасшедшим.

Перед сном с восторгом взираю на Мадлен Олбрайт в ночных новостях. До чего она похожа на мою маму — старшую сестру в психиатрической клинике. Глядя мудро и твердо, наводит порядок в мире безумцев. Этому — успокоительное, того — выписать, этого — привязать и обстрелять уколами. Медсестра из всемирного сумасшедшего дома.

Сегодня Мадлен демонстрирует платье-костюм и украшения, в которых параноику (чуткому наблюдателю причинно-следственных связей) почудился бы тайный шифр. Ведутся палестино-израильские переговоры, и на Мадлен сверкают воссоединительная золотая цепочка, брошка с виноградной кистью (лоза, израильские племена в борьбе с канаанитами). Лацканы пиджака с причудливыми зубчиками, удивительно напоминающие азбуку корабельных флажков. Олбрайт коллекционирует брошки. Ни разу не надела одну и ту же дважды… Чудачество или тактика спецслужб?..

15 октября

Читая о суперструнах, улетаю прямо в космос — главное, подальше от реального ближайшего будущего — перинатального обследования. Поездка в Польшу пойдет нам на пользу. Думать будет некогда.

16–19 октября. Варшава

Студия, студия. Встречи с режиссерами, актерами. Люцина, актриса Национального театра, уходит из «Городка». Так что мы размышляем, как бы половчее ее «прикончить».

Возвращаясь в «Холидей», Петр встречает Люцину и долго смотрит ей в глаза. Они не знакомы. Актриса, должно быть, почувствовала себя неуютно: вечер, пронзительный взгляд длинноволосого парня.

Неужели Люцина разглядела в его глазах собственную смерть?.. Назавтра она сообщает студии: «Я не хочу умирать. Буду продолжать съемки».

Слишком резкий переход от шведского одиночества, лесов и уютного дома к варшавскому центру. Нас выдернули из тишины и швырнули в самую гущу человеческой толпы. Может, поэтому я так равнодушна — все кажется нереальным?

Стилистки из журнала «Вива». Две молодые девушки (полонистки, читали «Метафизическое кабаре…») должны «украсить» меня перед фотосъемкой. Перепуганные: придется одевать капризное существо о двух клиторах. Моя нормальность ставит их в тупик. Хотя кое-что странное все же обнаруживается: с поясом брюк, в которых меня собираются «щелкать», какая-то ерунда: размер вроде мой, но застежка едва сходится.

— К утру вздутие пройдет? Ты переела за ужином? — нерешительно интересуются они.

— Не пройдет, наоборот, увеличится, — открываю я свое положение. Прошу меня не выдавать. Не хочу никаких комментариев насчет беременности, подписей под фотографиями. Больше всего хочется намалевать себе на животе: «Only for stuff [38].

Фотосеанс в «Вивальди» — весь день насмарку. Фотографии забавные (для меня):

«Смотри, зайка, вот так мамочка выглядела на четвертом месяце. Здесь сиськи наружу, тут загримирована под довоенную шансоньетку в черных чулках и на шпильках, без юбки, у стойки бара».

Беата вернулась с парижского прет-а-порте. Уставшая, исполненная отвращения. Зеваки, зубами добывающие себе билеты на показы моделей «Вествуд», «Галлиани». И измученная этим ежесезонным цирком Беата. Не слишком ли она интеллигентна для крестной? Единственная настоящая католичка в нашей компании. За несколько последних месяцев ее «вызывали» для участия в этом таинстве из Франции, Италии, Кракова, теперь вот из Швеции. У нас хоть оправдание есть — живем в лютеранской стране.

Покупаю банку икры, отправляю в рот прямо пальцами.

— Ну ладно тебе, это ради ребенка… полезно.

Петушок сокрушенно:

— Балуешь гада с самого зачатия. Живет среди деликатесов…

20 октября

После мерзости Варшавы, офисной элегантности отеля «Холидей» — обратно в деревенский домик. Из окна видны сосны на холме (Сосны в вышних!). Бонсай нас дождался. Кривой, маленький — остроумная реплика в ответ на манию величия скандинавских деревьев.

Отогреваюсь в тепле домашних цветов. Раздеваюсь перед огромным зеркалом в прихожей. Мое тело меняется. Мое? Наше. Из-за выросшего живота кожа на ребрах натянута, словно брезент скрывающей Его палатки.

Петр на дежурстве. Двенадцать ночи, я танцую (мы танцуем) под французское варьете. Месяц тому назад я бы не досидела и до десяти. Закончились муки творчества? Мы растем, вытягивая ручки и ножки на три четверти и свингуя?