Вдоль по памяти. Бирюзовое небо детства(СИ)

О частичной близости населения местности к тюркским истокам, о чём я писал в главе "За Сибиром сонце сходить", говорит и название большого древнего села, расположенного в пяти километрах к югу от Драганивки - Кочубеева. По одной версии сама фамилия Кочубей (Кучук-бей) означает маленький щенок. По другой - Кочубей (Кошу-бей) - кочевой князь тюркского племени, обласканный Петром Первым, соперник Ивана Мазепы.

Заречанка находится на трассе, как и примыкающий к Скале Подольской Гуков. Летава расположена в стороне от трассы на восток в трёх километрах, а к югу Заречанка переходит в Драганивку, частью своей спрятавшуюся в глубокой излучине речки Жванчик. Из Драганивки переехали в Бессарабию мои предки Единаки.

Остановившись в центре Заречанки я увидел большой стенд с фотографиями "Они сражались за Родину". Не видя еще надписей с фамилиями, многие лица показались мне знакомыми. Приблизившись, я с удивлением прочитал: Навроцкий, Брузницкий, Горман, Гормак (у нас уже Гормах), Жилюк.

Поскольку фамилии Единак я на стенде не увидел, спросил, приблизившихся двух мужчин:

- Скажите, пожалуйста, в селе Единаки живут?

Посмотрев друг на друга, мужики замялись. Один неуверенно сказал:

- То мабудь в Драганивци.

Другой, подумав, спросил:

- А призвиско (прозвище) яке?

Не зная прозвища Единаков, я вспомнил, что моих предков по маме звали дидьками.

- А дидьки у вас есть?

Один из мужчин округлил глаза. Другой, указав на него пальцем, без паузы промолвил:

- Ото вiн дiдько!

Пришлось объяснять, что я сам дiдько по матери.

К числу безрогих дитькив относился многочисленный род, в котором вырос мой дед Михасько. Он рос старшим в числе десятерых братьев и сестер. В их числе был младший брат Иванко (Иван), женившийся на Любени, старшей дочери старого Греця (Григория) Парового и Фроньки (Ефросиньи) Жилюк, родной сестры моей бабы Софии.

Пошли дети. Александр, Михаил, Люба, Манька (Мария), Сергей. С раннего детства я знал, что они двоюродные братья и сестры моей мамы. И лишь позже я узнал, что с другой стороны, они являются двоюродными племянниками моего отца со стороны бабы Софии, о чем выше я упомянул.

Я еще не ходил в школу, когда с разрешения родителей и без оного я бегал в самую верхнюю часть села, где жила тетка Павлина, старшая сестра отца. Каждый раз я пробегал мимо широкого, огороженного дощатым забором подворья старого усатого Олексы Гормаха. Возившаяся по хозяйству невестка Люба, племянница деда Михася, дочь Ивана, часто меня окликала:

- Знову до цётки Павлины?

Моя "высокая" воспитанность позволяла мне даже не отвечать на такие, казалось, бессмысленные вопросы.

- Как будто не знает, что мне некуда больше идти. - думал я.

Но предпочитал не отвечать. Тётя Люба подходила к забору и опиралась на него левым локтем. В правой руке она держала двух-трёхлетнего сына, моего тёзку Женю. По ту сторону улицы, задрав подолы юбок выше колена, ногами месили глину двоюродные сёстры - тётя Нина Навроцкая (дочь старого Матия Тхорика) и тётя Павлина Единак (Дочь Штефанины (Степана Тхорика).

- Що соби думают Никола с Ганею, коли вiдпускают таку малиньку дитину так далеко.- озабоченно вопрошала тётя Люба.

Не знает она, что я, выходя от тетки Павлины уже два раза бегал на Куболту, а возвращался домой мимо лесополосы через конюшню. На конюшне мне всегда было интереснее, чем дома.

А один раз я бегал мимо лесополосы по дороге на Мошаны. Но пробежав до разрыва в посадке за селом, мне показалось, что по кукурузе за лесополосой кто-то бежит наперегонки со мной. Я остановился. По ту сторону лесополосы тоже остановились. Я снова побежал. За лесополосой снова зашелестело. Не думая, я мгновенно повернул обратно. Бежал так, что воздуха не хватало. Оглянулся, только добежав до колодца Никифора Пастуха. За мной никто не гнался. Отстали, наверное...

Но опасность ждала меня с другой стороны. Послышался дробный топот копыт. Я оглянулся. Ко мне бежала, пасшаяся вокруг колодца, старая Никифорова коза с единственным огромным, сильно загнутым назад, рогом. Этот страшный рог был нацелен на то, что находилось у меня ниже спины. Этого было достаточно, чтобы через мгновения я очутился у калитки тетки Павлины. А козу возле колодца остановила длинная веревка, на которую она была привязана. Развернувшись и натягивая веревку, коза с сожалением смотрела в мою сторону.

Но я предпочитал об этом никому не рассказывать. Если узнают родители, будет похлеще, чем встреча с Никифоровой козой.

А чаще тётя Люба подзывала меня к забору. Она рассказывала, что она сестра моей мамы. Я это уже знал, но она часто начинала разговор с родственных связей. Подробно расспрашивала, что делают родители? Как учится Алеша? В каком он классе? А к осени поближе доставала из кармана капота (халата) и протягивала мне через забор несколько продолговатых слив или пару небольших терпких яблок.

Но мне больше нравилось, когда во дворе был её муж - дядя Ананий. Он тоже расспрашивал меня. Но после его вопросов становилось очень весело и мне в таких случаях не хотелось уходить.

Д ядя Ананий был очень весёлым и добрым. Как-то в школе нас вывели за огороды на убранное колхозное картофельное поле. Взрослые дяди пахали. Каждый плуг тянула пара лошадей. А нам надо было собирать за плугом оставшиеся редкие небольшие клубни, которые мы кидали в вёдра. В конце каждого ряда мы высыпали несколько картофелинок на кучки вдоль межи. Мне выпало счастье работать с дядей Ананием.

Очень скоро мне надоело нагибаться за мелкими, как вишня, клубнями. Тем более, что дома я вообще не любил собирать картошку, даже крупную. Вскоре я стал нагибаться только за более крупными клубнями. Но их было очень мало, два - три на целый длинный ряд. Да и поясница неприятно заныла. Тоска...

Выручил меня дядя Ананий. Он велел мне повесить ведро на крючок на плуге. В тот крючок пахари вставляли естек (ручной чистик) для плуга. Чтобы вовремя очищать лемех от грязи. Когда я повесил, он сказал, что картошки почти нет и я должен ходить за плугом и петь разные песни, которые я знаю. Погромче. Так и работали мы с ним в поте лица до самого обеда. Я пел, я дядя Ананий пахал. Ему было очень весело. В такие минуты его скошенный левый глаз смотрел лукаво и ободряюще. От этого мне было еще веселее. Я старался. Да и всем остальным пахарям тоже было весело.

Не было весело только пионервожатой Анастасии Михайловне Савчук, жившей через дорогу от нас. В тот день она вывела нас в поле. Но её я не боялся. Она училась с братом Алешей в одном классе. Алёша помогал ей решать задачи. А я называл её Анастасией Михайловной только в школе. Дома я называл её Стасей, несмотря на то, что мама велела называть её по имени отчеству всегда и всюду. Но сейчас она смотрела на меня недобро и молчала. А в конце на тоненькой тетради она выставила нам оценки по труду. Единственная из класса двойка была моей. За что?! Я так старательно пел! С того дня я её вообще никак не называл. Пусть знает!

Уже много позже, когда я учился в Дондюшанской школе, домой мы ездили на грузовой машине с будкой с молокозавода. Дядя Ананий с Борей Рябчинским сдавали молоко от колхоза. Каждый раз, как только я забирался в кузов, дядя Ананий спрашивал:

- Коли поiдем ворате бараболю?

И всем было весело до самой Елизаветовки.

Знакомство со второй дочерью Ивана, Манькой, началось со скандала в доме моей бабы Явдохи. В зимнее воскресенье я с Броником Единаком и Мишкой Бенгой катались возле старого Василя Довганя по, укатанной до стеклянного блеска, дороге. Катались на подошвах собственных сапог. У нас с Броником карманы были наполнены жаренными семечками. У Мишки было пусто. Но, катаясь, семечки мы лузгали втроём.