Пляжная музыка

— Прости меня, Джек. Прости меня, пожалуйста, — произнес он. — Как бы я хотел начать все сначала. Тогда бы я все сделал правильно.

— Когда станешь губернатором, буду посылать тебе квитанции со штрафом за неправильную парковку, — улыбнулся я.

Мы пожали друг другу руки, а потом, почувствовав, что нам этого действительно хочется, крепко обнялись.

Но тут неожиданно поднялся генерал, и мы с Кэйперсом поспешили занять свои места. Генерал встал и подошел к Джордану, который смотрел на отца внимательно, но абсолютно спокойно.

— Ты говорил, что суд этот ненастоящий, — обратился генерал к Майку. — Я хочу проголосовать, виновен мой сын или нет.

— Хорошо, — согласился Майк. — Но я здесь продюсер и директор. А потому, генерал, первым буду голосовать я. Хотя, черт возьми, вы лучше меня разбираетесь в субординации. Мое решение — невиновен.

— Невиновен, — сказала Ледар, а Селестина повторила за ней то же самое.

— Невиновен, — сказали аббат и отец Джуд.

— Невиновен, — сказали Бетси и Кэйперс.

— Теперь моя очередь, — произнес генерал, и мне показалось, что голос его дрогнул.

Селестина повернулась к сыну, в упор смотревшему на отца.

— В нем ее нет, Джордан. Любовь для него слишком глубокое чувство. Тебе до нее не достучаться.

— Мама, я смогу до нее достучаться, — ласково улыбнулся Джордан. — Мне это несложно.

— Прости, сын, — сказал генерал, и это был голос отца, а не военного.

Джордан не дал отцу договорить, нежно закрыв ему рот ладонью.

— Можешь не голосовать, папа. Я знаю, каким будет твое решение. Каким оно должно быть. Я пришел сюда, чтобы помириться с тобой. Я должен спуститься с этой сцены, зная, что у меня есть отец. Жизнь показала мне, что я без него не могу.

— Я уж такой, какой есть, сынок, — произнес генерал, когда Джордан опустил руку.

— И я тоже, — ответил Джордан.

— Скажи мне, что ты был не прав.

— Я был ужасно не прав, папа, — отозвался священник. — Мне застилала глаза ненависть к тебе. Я должен был пойти той дорогой, которую ты для меня определил. Америка — достаточно хорошая страна, чтобы за нее можно было умереть, даже если она не права. По крайней мере, такому мальчику, как я. Воспитанному так, как ты и мама меня воспитали.

— Это уж перебор, Джордан, — не выдержал я. — То была грязная война. И не позволяй ему постоянно тыкать ею тебе в нос.

— Что мне делать, папа? — спросил Джордан.

— Сдайся властям, — ответил генерал. — Если ты это сделаешь, я буду тебя защищать. Буду за тебя бороться.

Джордан поклонился отцу, покоряясь его воле. Оба трапписта, худые, иссушенные молитвой, встали и подошли к Джордану, а тот опустился перед ними на колени и принял их благословение. Потом аббат сказал:

— Сегодня рано утром Джордан заставил меня позвонить генералу Питроссу на остров Поллок. Я сообщил ему, генерал Эллиот, что завтра в полдень вы доставите вашего сына к начальнику военной полиции. Генерал Питросс попросил, чтобы вы сначала зашли к нему в кабинет. Он говорит, что знал Джордана еще ребенком.

Селестина всхлипнула, вскочила со стула и кинулась в темноту в глубине сцены. Джордан последовал за ней, и мы слышали, как он утешает мать. Операторы тем временем уже начали разбирать аппаратуру, а мы снова окунулись в нашу обычную жизнь. Я видел, как отец прямо в судейской мантии пошел утешать генерала, который, сделав единственную возможную для себя вещь, выглядел разбитым и подавленным.

В тот вечер мы ужинали в доме Бетси и Кэйперса Миддлтон на острове Салливан. Я занимался стряпней на веранде: смотрел на океан и жарил лук и баклажаны, гамбургеры, креветки и стейки до тех пор, пока все не почувствовали себя наевшимися и счастливыми, а Майку с Джорданом не пришлось бежать за пивом. Трапписты вернулись в аббатство Мепкин. Мой отец отвез генерала в Уотерфорд. Селестина от вечеринки отказалась. Но мы все почувствовали огромное облегчение, собравшись в доме Миддлтона. Дети Ледар, Сара и маленький Кэйперс, были счастливы видеть мирно беседующих родителей под одной крышей, а Бетси проявила себя как хорошая хозяйка, когда мы сидели за обеденным столом, потчуя друг друга историями из нашего общего прошлого. Мне все еще странно было видеть, что Джордан на людях не оглядывается через плечо и не пытается проверить, нет ли за ним хвоста, что он обычно делал во время наших тайных свиданий. На него словно снизошло это странное чувство свободы. И он наслаждался нашим обществом и все не мог насладиться. Он будто упивался общением с нами, пытался вобрать в себя наше настроение, и ему все было мало. Мы же отдавали ему себя целиком, так как это был его вечер.

После полуночи все пошли спать и разбрелись по огромному дому, за исключением нашей четверки. Мы решили прошвырнуться по берегу острова Салливан. Мимо нас прошло судно, направлявшееся в сторону Азии. Лоцманский катер проводил судно в открытое море и, пока мы молча брели по берегу, даже успел вернуться назад.

— Что теперь? поинтересовался Майк. — Я давно не чувствовал себя таким счастливым.

— А как же Голливуд? — спросил Кэйперс. — У тебя полный набор старлеток. Живешь как король. Наверное, все же лучше, чем есть бургеры на побережье Южной Каролины в компании засранцев одноклассников.

— Только не для меня, — ответил Майк.

— И не для меня, — согласился Джордан.

— А как насчет тебя? — обратился ко мне Майк.

— Не хочется портить вам вечер, — ухмыльнулся я, — но я по-прежнему считаю, что Кэйперс — настоящий гондон штопаный.

— А-а, это… — протянул Майк. — Ничего, переживешь.

— Время идет, — сказал Джордан, посмотрев на звезды. — Это самая удивительная вещь на свете, может быть, единственная. Мне кажется, что мы всю жизнь провели на этом берегу. Как будто никогда и не расставались.

— Чуть не забыл! — щелкнул пальцами Кэйперс и помчался к дому.

Он вернулся, неся доску для серфинга над головой, и мы радостно загудели. Разделись до трусов и погрузились в теплокровную, прохладную от ночного воздуха Атлантику. Волна была не слишком сильной, и мы заплыли на глубину.

— И вы называете это волнами?! — воскликнул Джордан. — И вы называете это океаном?

— Лето Джордана, — вспомнил Майк.

— Никогда его не забуду, — отозвался я.

— А помните мои длинные волосы? — засмеялся Джордан.

— Первый хиппи в Уотерфорде, — ухмыльнулся Кэйперс. — Господи! Ты был предвестником шестидесятых. Надо было обмазать тебя смолой, обвалять в перьях и отправить туда, откуда пришел.

— Роди сыновей! Роди сыновей! — радостно заорал Майк.

— Где дельфины? — спросил я. — Майк, нам нужны дельфины.

— Достаньте мне спецэффекты, — крикнул Майк. — Вызовите братьев Уорнер.

— Похоже, все возвращается, — заметил Кэйперс.

— Жизнь идет по кругу. И всегда застает тебя врасплох, — произнес Джордан.

— Как в хорошем кино, — поддакнул Майк.

— Так куда это ты хотел меня отправить, Кэйперс? — поинтересовался Джордан. — И откуда я пришел?

Мы плыли, держась за доску, и еще одно лето подходило к концу, и теплый ветер развевал наши волосы, и морская соль приятно пощипывала язык. Течение уносило нас в безлунную ночь, а так как мы были родом из детства, то нам было совсем не страшно. А потом Кэйперс подвел итог, взъерошив короткие волосы Джордана и сказав:

— Я послал бы тебя сюда. Здесь твое место. Рядом с нами. Навсегда.

Глава тридцать девятая

«Каждому сыну рано или поздно придется сидеть в комнате, подобной этой», — думал я, когда присоединился к братьям, дежурившим возле постели матери. Знакомый запах химиотерапии, металлический запах, оставляющий след на языке. Химия должна была убивать белые клетки, которые размножались в крови Люси, белые клетки, которые двигались стадами и вытесняли красные клетки, так что те оказывались на грани исчезновения. Я представлял себе кровь матери, превращающуюся в убийственно белый снег. А когда посмотрел на нее, то впервые видел ужас в ее красивых голубых глазах. Каждая клеточка ее тела была пронизана страхом.