Путь наверх

В этот же вечер я отправился на вторую репетицию «Фермы в лугах». Ронни был в ударе, яростно пыхтел трубкой, ерошил волосы в знак страшного нервного напряжения и ожесточенно царапал что-то на полях своей переложенной бумажками рукописи.

– Сегодня, ребята,- сказал он,- вы представляете собой только движущиеся фигуры.

И притом, смею сказать, весьма привлекательные. Итак, я хочу внести ясность и уточнить мизансцены, после чего мы сможем немножко порепетировать текст.

У нас с Элис по пьесе были три бурные любовные сцены. Я боялся, что буду чувствовать себя неловко, но она держалась уверенно, без тени смущения: я был для нее только партнером, и наши объятия походили скорее на какой-то замедленный танец. Мы играли так слаженно, что Ронни поправлял меня не чаще двух раз в каждой мизансцене, а для начала это было вполне сносно. Элис твердо вела меня за собой, что, в сущности, и требовалось, так как по пьесе она должна была меня соблазнить.

По окончании репетиции Ронни не удержался от похвал:

– Любовные сцены уже начинают у вас получаться, Джо. Меня беспокоит другое.- Он подмигнул мне, поглядев поверх очков.- Я имею в виду эту скучную, но неизбежную канитель: как выйти на сцену, как уйти, как сесть, как встать и прочее. Вы садитесь так, словно… Ну, не будем

вульгарны. А встаете так, словно сидели на гвоздях. И вы очень неуклюжи в сценах с Энн и Джонни. Но вот с Элис вы оживаете.

– Элис и мертвого способна оживить,- сказал я и улыбнулся ей. К моему изумлению, она слегка покраснела»

Когда Ронни закончил свои объяснения, я вместе с Элис спустился со сцены в зрительный зал. Она взяла свое пальто, лежавшее на кресле, я помог ей одеться.

Когда мои руки еще касались ее плеч, она на какое-то мгновение прислонилась ко мне. Но это движение было столь же бесстрастно, как наши объятия на сцене.

Я тоже надел пальто и сел возле нее.

– Я последовал вашим указаниям.

– Каким указаниям?

– Я позвонил Сьюзен. Мы с ней идем на балет.- Откуда-то из-за кулис доносились голоса Ронни и Херберта. Вдруг голубоватый свет залил сцену: сколоченные из досок столы на козлах, плетеные стулья, жесткую кушетку, на которой я только что целовал Элис, и окурки сигарет на полу. Театрик был маленький, но в эту минуту он внезапно покаэался мне огромным, пустым и гулким.

– Сьюзен?-переспросила Элис.- Ах да, помню.- Свет на сцене из голубого стал розовым. Вы не ошибетесь, если будете следовать моим советам. Тетушка Элис всегда бывает права.

– Какая же вы тетушка! – сказал я.- Им всем за сорок и от них пахнет камфарой.

Она сделала гримаску. Я заметил, что кожа под подбородком у нее чуть-чуть дряблая.

– Ну, камфарой от меня действительно, кажется, не пахнет. Тем не менее я веду себя совершенно как добрая тетушка из какого-нибудь дамского журнала, отвечающая на вопросы читательниц. Или как кормилица Джульетты.- Я уловил в ее голосе горечь.

– Вот уж нет,- сказал я.- Я видел «Ромео и Джульетту». Кормилица была отвратительная старая сводня. А вы милы, очаровательны и даже…- Я умолк.

Продолжать было опасно.

– И даже – что?

– Вы не рассердитесь? Обещайте.

– Хорошо,- сказала она нетерпеливо.- Я не рассержусь, даже если это что-нибудь непристойное. Обещаю.

Я еще колебался.

– Это покажется вам глупым. Я не могу…

– Ну, совсем как в «Доме миссис Бин»,- сказала Элис.- Вы просто несносны, Джо.

Договаривайте же, Христа ради!

– Вы, вы… Нет, не то… не просто трогательны. Вы какая-то трогательно-беспомощная, как маленькая девочка. И какая-то потерянная. Словно вы все время ищете что-то.

Ах, черт, я говорю, как герой скверного фильма! Забудьте все, что я сказал, ладно?

Несколько секунд она молчала. Затем глаза ее увлажнились.

– Как странно услышать это от вас. Нет, я не сержусь, мой друг.- Она порылась в сумочке. Зажигая для нее спичку, я с удивлением обнаружил, что у меня дрожат руки.

В эту минуту вошел Джордж Эйсгилл. На нем было пальто из какой-то непомерно толстой мохнатой материи, И он казался недостаточно высок и недостаточно широкоплеч для такого пальто. Мне бросились в глаза маленькие, изящные руки: отлично наманикюренные ногти блестели; помимо перстня с печаткой на безымянном пальце, он носил еще бриллиантовое кольцо на мизинце. Лицо у него было гладкое, черты лица правильные, а тонкие усики – словно нарисованные. Однако, несмотря на маникюр и бриллиантовое кольцо, в нем не было ничего женственного. Но и ничего мужественного тоже. Точно он по зрелом размышлении предпочел быть не женщиной, а мужчиной, просто потому, что нашел это более выгодным и удобным для себя. Я невзлюбил его с первого взгляда, но совсем иначе, чем Джека Уэйлса. Джек сам по себе был не так уж плох, но в Джордже Эйсгилле чувствовалась какая-то холодная настороженность, которая почти испугала меня; весь его вид говорил о том, что с ним шутки плохи.

– Я приехал, чтобы увезти мою жену от вас, бездельники и бродяги,- сказал он.- Свой «фиат» моя жена, к сожалению, запорола.

– Это Джо Лэмптон,- сказала ему Элис.- Мой любовник.

– Ах вот как! – протянул он.- Прошу прощения. Я вам все испортил?

– Мы с вами уже встречались,- сказал я.

Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом.

– Припоминаю,- сказал он. Кивком головя он указал на сцену,- Ну, как идет?

Он произнес это так, словно мы развлекались, ставя какие-то дурацкие шарады.

– Мне трудно судить,- сказал я.- Лучше спросите у Элис.

– О, не более погано, чем всегда,- сказала она без всякого выражения.- Мы попрежнему продолжаем забавляться.

С его появлением в ней произошла какая-то перемена. Она не казалась ни запуганной, ни приниженной, ни чрезмерно развязной. Почти невозможно было бы определить, в чем состояла эта перемена, но я сразу ее почувствовал. Элис снова стала такой, какой она всегда казалась мне прежде, вплоть до последнего вечера: холодной, надменной, небрежной и, я бы сказал, полуживой.

– Вы как будто служите у нас в муниципалитете?- спросил меня Эйсгилл.

Его снисходительный тон покоробил меня.

– Да, в казначействе.

– Скучноватая работа?

– Нет, что вы,- весело возразил я, – всегда найдется предприниматель, старающийся увильнуть от налогов. Бог ты мой, до чего же эти господа не любят платить налоги!

– Ну, я в этом грехе не повинен, друг мой,- сказал он.- Мое предприятие находится не в Уорли.

– Этого мы тоже не любим. Вы лишаете родной город дохода.

– Когда муниципалитет начнет поощрять деловую инициативу, я построю завод в Уорли.

– Когда мы найдем предпринимателя, который понимает, что наше стремление очистить город от дыма – не пустые слова, мы будем всячески его поддерживать.

Он улыбнулся, обнажив ряд белых, острых, мелких зубов.

– Ну, там, где столько сажи…

Я хотел было возразить, что сам-то он, черт побери, постарался обосноваться подальше от этой сажи, но Элис опередила меня.

– Перестаньте говорить о делах,- сказала она.- Неужто вам еще не надоело?

Он развел руками с видом иронической покорности, и бриллиантовое кольцо на мизинце сверкнуло холодным блеском.

– Вы, дорогая, решительно не способны понять, что мы, м?жчины, живем ради своей работы. Стоит нам заговорить о чем-нибудь действительно интересном, как вы начинаете жаловаться, что мы говорим о делах.

Я был невольно польщен тем, что он находит мои замечания интересными, хоть и понимал, что это было сказано неискренне – всего-навсего дешевый комплимент по рецепту Дейла Карнеги*. Все участники репетиции как-то незаметно, один за другим, сгруппировались вокруг него,- примерно так же, подумалось мне, как группировались они вокруг Джека Уэйлса. Эйсгилл, как и Джек, олицетворял собой могущество денег, это был еще один король. Наблюдая почтительные позы окружающих, я думал о том, как могло случиться, что он женился на Элис. Как эти тонкие губы под аккуратными усиками ухитрились произнести – а ведь должны же они были это произнести – «я вас люблю». И я совершенно не в состоянии был представить его и Элис в постели. Они были такие разные. Такие чужие друг другу. В них не было решительно ничего общего, ни малейшего сходства, которое обычно рано или поздно появляется у всех счастливых супружеских пар.