Прокотиков (сборник)

Бабушка внучке очень обрадовалась, все повторяла, какая она выросла умница и красавица, взялась вынимать подарки, среди них – большую яркую книжку со сказками для самых маленьких – колобок, теремок, лиса и петух. Лида вежливо поблагодарила и оглянулась на мать – что, мол, мне с этим делать?

– Спасибо, Вера Степановна, но она такое уже давно не читает, – сказала мама, как показалось Орлуше – с гордостью.

– А что ты читаешь, деточка? – спросила бабушка, обращаясь к Лиде, а не к маме.

– Сейчас – «Джельсомино в Стране лгунов», – честно сказала Орлуша, соскочила с тахты и принесла огромный том, размером с энциклопедию, только в два раза толще. В нем были собраны лучшие на свете сказки и истории писателей всего мира. – А на прошлой неделе – «Путешествие Голубой стрелы» вот отсюда.

Бабушка посмотрела на книгу, на довольно мелкий шрифт и яркие картинки, а потом прочла:

– «Книга для внеклассного чтения для третьего и четвертого классов». Нина. Тебе не кажется, что ребенку шести лет такое рано?

– Нет, не кажется, – отрезала мама, и Орлуша тоже подала голос:

– И мне не кажется! – но была немедленно отправлена спать.

Этой ночью бабушка спала у нее в комнате на диване у окна, и Матильда напрасно скреблась под дверью: Орлуша побоялась ее впустить.

За шкафом в итоге поехали папа и мама, а Орлуша осталась с бабушкой на весь день. Бабушка не хотела ни читать, ни рисовать, ни играть в игру, в которой надо было вынимать карточки с картинками дворцов и соборов Ленинграда и раскладывать по большой карте – каждую картинку на свое место.

Вместо этого бабушка раз за разом заваривала чай и спрашивала странные вещи:

– Лидочка, а ты хотела бы жить у моря?

Или:

– А ты кого больше любишь, маму или папу?

Лида рассеянно играла «бантиком» с Мотькой и отвечала что-то невнятное. Что на такое ответишь? Она ведь и так живет у моря. А выбирать между мамой и папой – совсем глупо. Она обоих любит. Хотя папу иногда боится. Очень редко папа напивается – и делается таким страшным, что хочется бежать из дому. Но такое было всего два или три раза, на старой квартире, и Орлуша всегда пряталась на кухне. Но не рассказывать же об этом бабушке?

Вечером, когда шкаф был собран и поставлен, Орлушу загнали спать, но она весь день просидела дома и спать ей не хотелось. Тем более что на кухне говорили все громче. Лида приоткрыла дверь и прислушалась.

– Засушила ты девчонку, Нина. У нее диана какая-то в голове, геркулес какой-то. А что это – она и сама не знает. Я ее спрашиваю – ты о каше говоришь? А она на меня смотрит, как баран на новые ворота, и не понимает ничего. Ее бы на море свозить, чтобы она хоть плавать научилась.

– Вера Степановна. Что лучше для моей дочери, я решу сама.

– Воля твоя, Нина, но вырастишь ты старую деву, сухаря в очках.

– Я лучше выращу старую деву, чем от меня сбежит один ребенок и будет тихо спиваться второй, – мама чуть ли не зашипела на бабушку, так разозлилась на «сухаря в очках». Лида и сама злится, с чего это ей быть сухарем в очках, у нее отличное зрение, а с кухни доносится уже в голос: «Не смей со мной так разговаривать!»

В гостиной послышалась возня, и Лида быстро прикрыла дверь. На кухню прошел отец, сказал весело: «Так, дорогие дамы, брек! Нинуш, давай спать уже…» А минут через десять в темноте и тишине пришла укладываться бабушка и долго возилась, почему-то не зажигая верхний свет. Лида поспешно притворилась, что спит. Матильда, давно проскользнувшая в детскую под всеобщий шум, свернулась у нее под боком, Лида притиснула кошку поближе к себе и наконец заснула.

На следующей неделе мама приехала в садик позже всех, обнаружила, что Лида потеряла одну варежку из пары, и почему-то ужасно рассердилась. До станции они шли молча. Сев в поезд, Орлуша принялась пересказывать свои новости, мать молча смотрела на нее, а потом вдруг сказала своим особенным тоном Снежной королевы:

– До чего ж ты бессердечная девочка. Все как с гуся вода. Нормальный ребенок со стыда бы сгорел, а ты уже через десять минут ничего не помнишь. Как Матильда просто – отшлепаешь ее, а через полчаса она уже скачет, как ни в чем не бывало.

– А за что ты отшлепала Мотьку? – тихо спросила Лида.

– Неважно, – ответила мама и отвернулась.

Всю дорогу до дома они промолчали, приехали очень поздно, Орлуша даже не заметила, как заснула.

А с утра все повторилось, как на прошлой неделе: мама и бабушка ссорились на кухне, Лида отсиживалась в своей комнате, Матильда пряталась в коридоре. Под вечер появился папа, накричал на всех, а в воскресенье ушел рано с утра, Орлуша его толком и не видела.

Так пошла одна тоскливая неделя за другой, в пятницу Орлуша не могла дождаться, когда поедет домой, а в воскресенье уже не могла дождаться, когда вернется в садик. В доме теперь слышался только голос бабушки, отец уходил на целые дни, мать отмалчивалась: поджимала губы, молча готовила, молча мыла посуду. Лида старалась попадаться взрослым на глаза как можно реже, перечитала все книжки и изрисовала все альбомы.

Зима заканчивалась, на Восьмое марта Орлуша нарисовала маме картинку с мимозой из покрашенных желтой гуашью ватных шариков – они целых два дня делали эти открытки всей группой. И повезло: пятница выдалась солнечная, мама приехала в хорошем настроении, обрадовалась открытке и даже обняла Орлушу, когда они устроились на деревянной скамейке в электричке. Орлуша как раз рассказывала о новой воспитательнице, очень строгой. Если кто-то в чем-то провинился, она ставит перед всеми и долго отчитывает, и оправдываться бесполезно, она ничего не слушает.

– Так бывает, Лидк, – сказала мама. – Бывает, что в жизни появляется человек, скажем так, не очень умный. Просто не обращай на нее внимания. Сделай вид, что ее нет.

– Как же мне делать вид, что ее нет? Я кашу не доела, она меня поставила посреди игровой и как начнет… А я не могу есть эту кашу, у нее пенки противные, как сопли, только еще хуже!

– Не ешь. А если на тебя кричат, смотри мимо и повторяй про себя «передо мной табуретка, передо мной табуретка». Тебя оставят в покое, а ты потом все равно сделаешь по-своему.

Дома Лиду ждало два сюрприза: Веру Степановну положили в больницу на неделю. «Ничего страшного, просто обследование», – пояснила мама. А еще – отдали Матильду.

– Как отдали? – не поняла Лида. – Почему?

– Я встретила во дворе очень милую бабушку, – сказала мама. – Она живет совсем одна, у нее никого нет. И я отдала ей Мотьку.

– Как же так, – пробормотала Лида. – Как же ты отдала ей нашу кошку? Это же была наша кошка. Это была моя кошка.

– У тебя будет еще. А у этой бабушки Мотька, может быть, последний свет в окошке. Кстати, Орлид, что-то мы с тобой давно ничего не читали. Неси-ка сюда «Хозяйку Медной горы».

Забыв обо всем, Орлуша побежала за книжкой, а в воскресенье мама повезла ее с утра в Петергоф. Фонтаны еще не работали, но день был солнечный, на аллеях лежали синие тени от деревьев, купола дворцовой церкви и скульптура Самсона сияли золотом сквозь черные стволы, и Орлуша не вспомнила о Мотьке до самого вечера. Ночью, лежа в кровати в большой общей спальне, она смотрела на светлые прямоугольники на стенах – свет от фонарей бил прямо в окна, и думала о том, что, может быть, и правда Матильде будет лучше у этой бабушки. В конце концов, у Орлуши есть мама, папа и даже бабушка Вера, а каково это – жить совсем одной? Она твердо решила уговорить маму сходить к неизвестной бабушке в гости и на этом заснула.

Но на следующих выходных было не до гостей. Мама и папа выглядели так, как будто у них кто-то умер. Бабушку оставили в больнице. У нее нашли какой-то непонятный «рак», но каким образом рак с клешнями может жить в теле человека, Орлуша не могла себе представить. В субботу все вместе ездили в больницу, и бабушка совсем не выглядела больной, у нее не было температуры и даже не болело ничего, ни горло, ни уши. В больнице ужасно пахло и было очень душно. Зато бабушка больше не ссорилась с мамой.