Дело №888

Идея создать узко специализированный институт адвокатуры и выпускать практически готовых адвокатов показалась мне когда-то очень хорошей, правильной и своевременной. Поэтому я и согласился в нем преподавать. Попытаться кого-нибудь чему-нибудь научить всегда приятно, а особенно молодому адвокату, который, читая лекции, сам учится говорить, привлекать внимание зрителей, убеждать в правоте, отвечать на вопросы. Лучшей тренировки для адвоката не придумаешь.

Посвящать преподаванию всю жизнь по известным причинам я не собираюсь, но занятие это мне очень понравилось. Мне льстит, что студенты меня любят и слушают. Не так уж просто заставить тридцать человек слушать три часа про реституцию, виндикацию и прочую «.. цию». Мне это удается. Я стараюсь любую неинтересную тему сделать интересной для слушателя, показать студентам, как на практике можно использовать, казалось бы, абсолютно бесполезные знания.

С Александром Николаевичем у нас очень теплые отношения. Ни я, ни коллеги преподающие в институте, никогда не участвовали в интригах, связанных с желанием руководить институтом. Битвы за заведование кафедрами, за дипломников, за председательство диссертационным советом мы оставили коллегам постарше. Нашим глубокоуважаемым советским ученым-теоретикам, мучающим на протяжении лет бедных студентов. Мы прекрасно понимаем, что все заведующие кафедрами института – видные ученые, посвятившие себя целиком и полностью науке и оставшиеся у разбитого корыта Советского Союза. Возглавлять кафедру в престижном институте означает для них не только возможность продолжить деятельность, но и возможность заработать денег, чтобы не жить на одну пенсию. Мы с уважением относимся к старшим коллегам, не мешаем им и не претендуем на их места. Александр Николаевич в знак благодарности готов сдувать с нас пылинки.

Будучи ректором, Романов понимает, что успех и престиж института во многом обусловлен громкостью имен его преподавателей – то есть нас, работающих за идею адвокатов, а не забытых ученых, возглавляющих кафедры. Александра Николаевича действительно беспокоит дальнейшая судьба института. Это дело его жизни, за которое он по-настоящему болеет.

Романов – милый и добрый шестидесятилетний человек с большими усами, которые он начинает теребить, когда нервничает. А нервничает он из-за всего, что касается института. Удивительно даже, как он дожил до своих лет и еще не сошел с ума. В общем, заставлять в очередной раз Александра Николаевича нервно подергивать усы я не хотел и согласился выступить на дне открытых дверей.

Никакой аварии на Садовом не случилось, и к институту я подъехал вовремя. В холле четырехэтажного желтого здания с большими колоннами меня, как всегда, встречала двухметровая бронзовая статуя богини Фемиды, образ которой стал предметом шуток и насмешек. Господи, чего только не довелось пережить бедной Фемиде со времен Древней Греции! Даже я на своем адвокатском веку уже успел воочию повидать статуй богини с открытыми глазами, с перекошенными весами, с обнаженной грудью, напоминающей не о правосудии, а о сцене из эротического фильма. Такое впечатление, что все пошлости людского воображения обязательно воплощаются в жизнь через статуи и изображения Фемиды. В адвокатских кругах верхом дурновкусия стало ставить фигурку Фемиды на рабочий стол или делать визитку с ее изображением.

Сочувственно посмотрев на бронзовую статую страдалицы, я поднялся на второй этаж. Актовый зал был заполнен людьми, беспорядочно сновавшими в поиске свободного стула и громко переговаривавшимися между собой. Атмосфера напоминала биржевую суету в самый час пик торгов. Посредине сцены стоял одинокий микрофон, готовый в любую минуту приступить к работе. Справа в глубине сцены полукругом стояли стулья, на которых расположились ректор Романов со свитой, состоящей из преподавателей института. Всего было человек десять.

Из адвокатов присутствовал только Марк Гильштейн, очень уважаемый в столице адвокат, никогда не расстающийся со своей тростью, ставшей для него с незапамятных времен вечной спутницей. Сколько помню Марка, он никогда с ней не расставался, благодаря чему его всегда и везде узнавали. Не знаю, была ли у него когда-нибудь и есть ли необходимость сейчас пользоваться тростью по состоянию здоровья; в любом случае, без нее адвокат Гильштейн уже никем не воспринимается. Прав был старик Чаплин, советовавший выделять три составляющие внешности, чтобы быть узнаваемым. Сомневаюсь, что Марк последовал советам Чаплина, но среди десяти тысяч столичных адвокатов он не затерялся, в том числе и за счет трости.

Поздоровавшись с Александром Николаевичем и остальными, я сел на свободный, оставленный специально для меня стул, соседствовавший со стулом Гильштейна. Теперь боекомплект был полным, самое время начинать. Я представил, как сейчас начнет играть веселая музыка. По команде Романова мы все встанем со стульев и начнем ходить вокруг, пока музыка не стихнет. И в тот момент, когда музыка перестанет играть, начнем, как дети, драться за стулья, валяться по полу и рвать друг на друге одежду. Интересно, кому не достанется стула? В сущности, вся московская жизнь напоминает эту детскую игру. Каждый пытается усесться на персональный стул и больше оттуда не слезать.

Александр Николаевич направился к микрофону и начал говорить. Голоса в зале затихли, и все стали слушать Романова. Он стал рассказывать о том, что Первый московский институт адвокатуры – уникальное учебное заведение, первое и единственное в России, ориентированное на подготовку не только высококлассных юристов, но и профессиональных адвокатов. Романов стал говорить, что в институте студентов ждет интересная жизнь, полная ярких впечатлений от занятий, максимально приближенных к реальным судебным процессам. Он подробно рассказал обо всех факультетах института, об успехах выпускников, устроившихся на хорошую работу. Поведал о преподавателях, которые помогут студентам стать профессионалами своего дела. Не забыл упомянуть и о том, что прием документов продлится до конца сентября, и у тех, кто еще не успел поступить, есть замечательный шанс сделать это. Напоследок Александр Николаевич рассказал о демократичной стоимости обучения и о гибкой системе оплаты, с рассрочками на семестры.

После Романова слово предоставили Гильштейну, старожилу адвокатуры, доктору юридических наук, профессору и человеку, стоявшему у истоков основания института. Марк стал говорить о том же, что и Романов, только другими словами. Он объяснил присутствующим гостям, что обучение в институте дает хорошее преимущество перед другими вузами, поскольку уже в процессе обучения многие студенты смогут работать помощниками адвоката. А к окончанию института им останется только сдать экзамен в адвокатскую палату. При этом, обучаясь и работая по специальности, студенты наберутся необходимого опыта. Им не придется учиться на своих ошибках, поскольку они будут под крылом опытных адвокатов и всегда смогут посоветоваться. Кроме того, желающие смогут присутствовать, а возможно и участвовать в настоящих судебных процессах, сильно отличающихся от телевизионных и книжных.

После Гильштейна пришла моя очередь выступать.

Я не очень представлял, что можно сказать, чтобы не повторить слова уже выступавших. Говорить об уникальности «нашего» института не хотелось, поэтому я решил действовать от обратного. Чтобы привлечь внимание посетителей, я решил предупредить их о некоторых опасностях профессии, естественно, преподнеся их как достоинства. Что-то наподобие составления резюме, когда в качестве отрицательных черт люди указывают: «повышенное чувство ответственности», «слишком высокая работоспособность», «чрезмерное внимание к мелочам».

– Дорогие коллеги! – начал я. – Коллегами я называю всех тех, кто уже зачислен в институт, и тех, кто только собирается поступать. Если вы выбрали юриспруденцию своей специальностью, значит, мы с вами коллеги, единомышленники и друзья. Так вот, уважаемые коллеги, позвольте, я не буду повторяться и расскажу об обратной стороне медали, называемой адвокатурой.