Privatизерша

ужилось на месте. И в это стадо стали входить первые, хорошо одетые, не по деревенской моде, пастухи и ловкими, ненавязчивыми похлестываниями бичей разгонять стадо по направлениям. Первые скупщики и брокерские фирмы предлагали за ваучер 7–8 тысяч рублей. Но чем больше появлялось у населения ваучеров, тем ниже становилась их цена. К маю 1993-го она опустилась до отметки 3 тысячи.

— А не вложить ли нам наши два ваучера в какое-нибудь предприятие? — спрашивала Артура Рита, игриво щурясь и раскладывая на огромном «наследственном» столе в Марьине сотни перетянутых резинками пачек приватизационных чеков. Каждая из пачек была высотою в дециметр, и в комнате от скопления этого приватизационного потенциала отчетливо пахло типографской краской. — Ну, так, не для дела, а чтоб поржать?

— «МММ»? «Чара»? «Властелина»? — спросил Артур.

— Ты хочешь меня здесь? — И Рита уже томным взглядом посмотрела на стол.

Ни слова не говоря, он подошел к ней, взял на руки и, почти обнаженную, в одном лишь халатике чуть ниже бедер и белых носочках, положил на стол.

С него посыпались, отзываясь осенним листопадом, сотни, тысячи хрустящих, дарующих им будущее бумажек…

Первые результаты оказались чем-то похожими на впечатления акушера, который готовился принять девочку, а вышло три мальчика. Знакомый Лещенко Вовик Брынцалов, обманувший одним из первых больное население, которое потом собрался лечить, свой первый заводик прикупил за мешок ваучеров. Известный всему миру питерский судостроительный Балтийский завод был продан за 15 тысяч ваучеров, то есть сто пятьдесят миллионов «деревянных» (тогда это слово уже было в ходу). Гостиница «Минск» ушла за двести тысяч ваучеров. Супергигант автомобильный завод имени Лихачева («ЗИЛ» то есть) чуть дороже — за 800 тысяч фантиков. С самым крупным в России Уральским машиностроительным заводом (он же — Уралмаш) поступили и вовсе как с вокзальной шлюхой: продали новым хозяевам за два миллиона рублей. Казалось бы, для шлюхи с Ярославского это многовато, но тут важен правильный расчет. Эти два «лимона» следовало разделить на 100 тысяч рабочих, к тому времени там трудившихся. Так что все по-честному, никто не переплатил: 20 баксов — это как раз цена одной проститутки на Ярославском.

Спустя три недели после восхитительного секса на ста тысячах ваучеров, подарившего Рите невиданной силы оргазм, она не понимала, почему так получилось, это шелест падающих, совершенно ничего не стоящих бумажек и скрип ножей старухиного стола завел ее пружину до такого максимума, что она едва не потеряла сознание, — Артур оказался в сауне. Он пришел туда не мыться, и не в одиночку, а как человек, умеющий держать язык за зубами, то есть «свой», с президентом, «вицером» и Яковенко. Аркадий Яковенко был одним из тех писателей, членом творческого коллектива, кто написал роман о приватизации вместе с Чубайсом. Вокруг этой книги потом ходило много споров, преимущественно в прокуратуре. Никто не мог понять, как за обычную книжицу в несколько сот листов авторы