Автор тот же

— Да, Мотыловкер подходил. Я ему, кажется, подсказал ход…

— Подсказали, подсказали. И дело он выиграл. Но теперь всем жалуется, какой вы заносчивый, наглый и самоуверенный.

— Здорово! Я ему помог, и я же еще и плохой!

— А вы не помните, в какой форме вы ему помогли? — Ирина Львовна улыбнулась, но как-то осуждающе.

— Да просто обратил его внимание на ошибку эксперта. Все. — Вадим несколько растерялся.

— А вот и не все! — опять раскраснелась Ирина Цьвовна. — Вы сказали: „Да это же элементарно, Михаил Владимирович!“ Сказали?

— Не помню, — растерялся Вадим.

— В том-то и беда! Может, это и было элементарно. Не знаю. Я в данных делах не разбираюсь. Но, сказав такое, вы унизили человека!

— Да чем же, черт побери?

— А тем, что дали ему понять: он — плохой адвокат, который сам не может увидеть элементарную, как вы изволили выразиться, ошибку. То есть вы умный, а он, извините за грубое слово, — дурак.

— Насчет себя — не знаю, а он — точно! — попробовал смягчить накал спора Вадим. Но явно ошибся.

— А вот этого вы не вправе говорить ни при каких обстоятельствах! Человек прошел войну, плен. Отсидел десять лет в лагерях! У него, в отличие от вас, не было возможности спокойно учиться и… Ну, не было таких условий!

Только сейчас Вадим вспомнил, что, по слухам, много лет назад у никогда не бывшей замужем Ирины Львовны и Мотыловкера был длительный роман. Он даже от жены чуть было не ушел.

— Ирина Львовна, я вовсе не хотел обидеть Михаила Владимировича! Он очень милый, добрый и хороший человек И я вовсе не считаю его плохим адвокатом. Просто с языка сорвалось!

— Вот об этом я и говорю. — Ирина Львовна умела справляться со своими чувствами, — она опять стала милой, тихой, интеллигентной дамой. — Именно об этом. Кому много дано, с того много и спросится. Вы должны следить за тем, чтобы даже ненароком не обидеть человека.

— Я извинюсь перед ним.

— Нет, не стоит. Не надо ему напоминать о том эпизоде. К тому же, — Ирина Львовна хитро улыбнулась, — я уже это сделала от вашего имени.

— Спасибо! Правда, спасибо.

— Не стоит, Вадим. Но больше так не делайте. — В Ирине Львовне опять проснулся нерастраченный материнский инстинкт. Она вынула из сумочки свой традиционный „перекус“ — завернутые в бумажную салфетку кубики сыра и дольки яблока. Вадим понял, что мысли о скором возвращении домой можно отнести к категории грез, и вынул сигарету. — Вот, кстати, Вадим, мало того, что курить вредно, лучше возьмите сыру, но и закуривать, не спросив разрешения у дамы, вовсе не допустимо. — Ирина Львовна улыбалась теперь не осуждающе, а скорее ласково.

— Ой, простите! Сыра я не хочу, скоро пообедаю дома, не стоит перебивать аппетит.

— Вы будете есть на ночь?! — ужаснулась Ирина Львовна. — Я себе этого позволить уже давно не могу!

Вадим стал засовывать сигарету обратно в пачку, но Ирина Львовна, не прерывая трапезу, жестом показала, мол, курите, я разрешаю. Дальнейшая беседа между патронессой и ее бывшим стажером шла в промежутках между прожевыванием очередного кубика сыра или дольки яблока и затяжками сигаретой.

— Я хочу передать вам одно дело, — перешла к деловой части разговора Ирида Львовна. — Гражданское, по разделу имущества.

— Наследство? — заинтересовался Вадим.

— Нет, бракоразводное. Там довольно большой объем. То, что я успела выяснить, — две „Нивы“ и „Волга“. Супруг — внешторговец, так что наверняка есть еще и чеки Внешпосылторга.

— Три машины в семье, — ахнул Вадим.

— Я почему-то так и подумала, что вас это дело заинтересует, — снисходительно улыбнулась Ирина Львовна. — Но дело непростое.

— А что может быть непростым в разделе совместно нажитого имущества супругов? — удивился Вадим. — Пополам и с песнями. В смысле — „тебе половина и мне половина“.

— Я не это имею в виду. Первое, с противной стороны — Рыскин. Это всегда сопряжено с сюрпризами…

— Он же такой тихоня, говорит еле слышно, милейший, тишайший, забитый еврей.

— И да и нет. Не забывайте — „в тихом омуте черти водятся“. И второе: клиентка — потрясающе красивая женщина. Потрясающе!

— И чем это плохо? — хохотнул Вадим.

— Это опасно. — Ирина Львовна вдруг стала очень сосредоточенной. — Мы не знаем ни как она поведет себя с вами, ни как вы… — Ирина Львовна явно подбирала подходящие слова. — Не будет ли вам это мешать, отвлекать, так сказать.

Вадим вспомнил откровение одного из „стариков“, услышанное им месяц спустя после прихода в консультацию. „Прекрасную профессию выбрали, молодой человек!“ Вадим тогда решил, что сейчас ему прочтут краткую лекцию о благородстве профессии и общественном служении долгу гуманизма или какую-нибудь другую банальность в том же роде, но „старик“ вдруг изрек: „В нашей профессии хорошо то, что всегда можно выспаться днем!“ Ожидание Вадимом пафосной тирады настолько не соответствовало цинизму сказанного, что он не удержался и захохотал во всю глотку. А ветеран адвокатуры, довольный произведенным эффектом, похлопал его по плечу и, довольный собою, удалился. Вадим невольно улыбнулся разному подходу к одному вопросу со стороны адвокатов разных полов…

— А почему вы отдаете это дело? — скорее чтобы сменить тему, нежели интересуясь ответом, спросил Вадим.

— Так я же уезжаю в Кисловодск! Вы забыли, Вадим, в первые выходные октября, неизменно, вот уже… — Ирина Львовна замялась, — много лет я с братом и его семьей выезжаю на воды.

„На воды — это звучит гордо“, — подумал Вадим.

Ирина Правдина пришла в консультацию минут за пятнадцать до назначенного Вадимом времени. Если честно, Осипов просто забыл о назначенной новой клиентке встрече. В этот день как-то особенно много старой, постоянной клиентуры воспылало желанием с ним повидаться. Вадим уже стал ощущать на себе примету старых адвокатов — „грачи потянулись на юг, клиенты — к адвокатам“. Ну разумеется, кончился период отпусков, можно и „квартирные вопросы“ порешать. Уголовные дела следователи тоже любили заканчивать в сентябре. Летом то эксперт в отпуске, то сам следователь, то прокурора, который утверждает обвинительное заключение, по профсоюзной путевке отправили отдыхать в Крым…

Провожая очередного посетителя до приемной, Вадим заметил потрясающей красоты женщину. Она сидела вытянувшись в струнку. Пальцы правой руки бегали по твердому телу сумочки, словно играли гамму. В левой ладони был смят носовой платок — видимо, заранее приготовилась вытирать слезы. Внешность красавицы, особенно на фоне несчастных посетителей адвокатской конторы, потрясла Осипова. Он даже не смог договорить пустую фразу, адресованную уходящему клиенту. Произнес традиционное: „И звоните в любой момент. У меня важнее вашего дела ничего нет, так что я полностью в вашем…“ На „распоряжение“ дыхания не хватило. Весь воздух вышел из грудной клетки Вадима, а новую порцию он набрать не мог. После полуминутной паузы он взял себя в руки и, забыв, на чем остановился, завершил прощание: „Ну, вы все поняли? Звоните!“ Обернувшись к сидящим в ожидании посетителям, Вадим, ни на кого не глядя, спросил: „Кто к Осипову?“ Как он надеялся, что именно эта женщина ответит — „Я“! Но она только подняла глаза и с большим удивлением посмотрела на Вадима. В это время какой-то мужик шоферской внешности подскочил со словами — „Я к вам. Я! Меня Смирнов прислал. Я к вам!“ Вадим взглянул на него с такой неприязнью, что мужик аж опешил. „Простите, — тихо вмешалась красавица, — но я была перед вами. Извините!“ Вадим почувствовал, как внутри у него что-то екнуло. Повернулся к красавице, улыбнулся и со словами „я вас ждал“ пригласил ее пройти. Она явно удивилась, но как-то осмелела и даже быстро засунула носовой платок обратно в сумочку.

— Ну, рассказывайте. На что жалуетесь, больной? — начал Вадим со своей коронной фразы, которая, как ему казалось, помогала клиенту улыбнуться и хотя бы начать разговор не на надрыве, а более или менее спокойно.

— Развожусь! — Красавица выдохнула страшное слово и замолчала.