Воры в ночи. Хроника одного эксперимента

Что меня действительно поражает, так это статистически выраженная причудливая картина того, сколько времени требуется средней цивилизованной личности в разумно организованном обществе на удовлетворение элементарных нужд. В настоящее время в киббуце Башня Эзры проживает 36 взрослых (37 основателей минус 5 мертвых плюс 4 новичка). Теоретически общее количество рабочих дней составляет 36x365= 13140, Из них 6624 тратится на труд, приносящий доход, то есть труд на поле, в саду, в оливковой роще, коровнике, птицеферме, при уходе за овцами, на техническое обслуживание. Разделив эту сумму на число членов киббуца, получим, что каждый человек в среднем расходует 196 дней в году на свое содержание. Таким же образом узнаем, что он (или она — статистически средний человек всегда гермафродит) тратит 28,5 дня в году на приготовление пищи, стирку и раздачу еды, 12,6 на пошив одежды и ее починку, 3 дня на выделку обуви, 3,5 дня на глажку, 3,5 дня на уборку его (ее) жилого помещения, 4 — на уход за клумбами и украшение территории киббуца, 6,5 дней на путешествия, 1,5 дня на обслуживание библиотеки и ларьков, 3 — на оказание медицинской помощи, 21 — на обслуживание детского сада, 20 — на то, чтобы болеть, 5,6 на пребывание в детской кроватке и сосание груди, 4 — в отпуске, 56 — на субботний и праздничный отдых и 2,2 дня на ничегонеделание из-за проливных дождей.

Итак, уходом за нашими пятью детьми полностью заняты два человека, не считая времени, которое проводят с ними после работы их родители. Таким образом, уход за детьми в киббуце гораздо лучше, чем в семье. Жена фермера в семье с пятью детьми не только одна присматривает за ними, но, кроме того, должна готовить, делать прочую домашнюю работу и по временам помогать мужу в поле и ухаживать за скотом. Чтобы все это успеть, ей понадобилось бы 700 дней в году, а эффект получился бы меньший, чем у нас. Это удастся, если только втиснуть 2 восьмичасовых рабочих дня в каждый день своей жизни. То же касается и ее мужа.

Революция, совершенная киббуцом, заключается в том, что стало возможным заниматься сельскохозяйственным трудом на базе восьмичасового рабочего дня, превращая этот труд в цивилизованное занятие. К тому же, начиная с пяти часов мое время принадлежит мне, а какова, в конце концов, цель социализма, если не завоевание досуга?

Вчера, во время еженедельной раздачи заказов, я в последний раз перед возвращением Моше играл роль рождественского Деда Мороза. «Час покупок» накануне субботы — это звездный миг нашей недели, а быть «продавцом» в магазине, где не надо платить, — одно из самых благодарных занятий. Стояние в очереди перед лавочкой превращается в некотором роде в общественное мероприятие. Каждый только что из-под душа, в чистом белье, в субботнем наряде, каждый в лучшем виде, каждый предвкушает нынче вечером мясной обед, а на завтра — поздний сон и отдых. Затем все вваливаются в мою ветхую хибару с заготовленными списками товаров в руках и с таким видом, будто они пришли присмотреть меховую шубу на Бонд-стрит. Стандартный набор — это полтора десятка сигарет, кусок мыла и одна бритва на неделю, тюбик зубной пасты и ваксы на две недели, зубная щетка на месяц. Кроме того, бумага, конверты, марки, шнурки для ботинок, противозачаточные средства, электрические лампочки, батарейки для карманных фонариков, гребни, шпильки и т. д. — по специальному заказу в соответствии с потребностями. Каждый из нас получает один комплект рабочей одежды в год и один — выходной. Рабочая одежда покупается в готовом виде у оптовиков. Субботняя, для женщин, делается в нашей пошивочной мастерской по личному вкусу. Удивительно, как мало у человека материальных потребностей, если конкуренция и накопительство отсутствуют,

Через пару лет у нас будет своя мебельная мастерская, и тогда появятся средства для предметов роскоши. Пока на приобретение этих предметов у нас 12 фунтов в год на весь киббуц, что равносильно двум рабочим дням на душу населения в год…

Моше превращает раздачу «товаров» в увлекательную игру. Расхваливает их на смеси из трех языков, заламывает фантастические цены, как настоящий торговец. Игра нам никогда не надоедает, вероятно, потому, что тешит наше тщеславие, пробуждает чувство нашего превосходства над миром капитала, или потому, что утешает нас, высмеивая египетские «горшки с мясом», так невозвратно нами оставленные, и возвеличивает в наших собственных глазах добродетель ужасающей бедности, в которой мы живем.

Существование наше тяжко и монотонно, и чтобы его терпеть, каждый из нас — сам для себя краснобай Моше. И все-таки бывают дни… Редкие дни! Помни, Джозеф, помни! Или ты забыл фараоново воинство?!

Пудра и косметика у нас под запретом как атрибуты «буржуазного разложения». А жаль. И жаль, что хоть изредка к нам не наведывается какая-нибудь милосердная вавилонская блудница.

Воскресенье

Вчера по случаю субботы мы ездили на грузовике в Ган-Тамар на концерт филармонического оркестра, гастролирующего по поселениям. С тех пор, как мы прочно стали на свои ноги, наши отношения с Ган-Тамар постепенно портятся. Возникли обыкновенные в таких случаях мелкие трения — по поводу, например, взятого взаймы и возвращенного с поломанной рессорой грузовика. Но в корне неприятностей лежат, разумеется, политические разногласия. Есть ли еще нация с такой огромной способностью к фанатизму, как мы? Думаю, что виноват галут: среди эмигрантов всегда образуются клики и возникают ссоры, а мы были эмигрантами две тысячи лет. За что еще держаться изгнанникам, кроме как за доктрины и убеждения? На языке других народов это называется деликатно «семитской страстностью». Как бы то ни было, на последних муниципальных выборах в Тель-Авиве имелось 32 партийных списка, и каждая партия была глубоко убеждена, что она одна представляет истинных пророков Царства Божьего.

Но настоящее развлечение начинается тогда, когда еврейская склонность пророчествовать скрещивается с социалистическим сектантством. Всякая мелочь тогда становится вопросом жизни и смерти, а на малейшее отклонение от партийной линии обрушиваются с яростью Амоса и Исайи. Потому и Маркс был таким сварливым старикашкой, и мы, его последователи, восприняли если не его величие, то хотя бы его вздорность. И наши киббуцы, основанные на одинаковых принципах, разделены на три конкурирующих между собой фракции. Башня Эзры входит в «Объединенную группу коммун», которая поддерживает партию Мапай, а Ган-Тамар относится к объединению «Ха-Шомер ха-цаир», принадлежащему к крайне левому крылу рабочего движения, близкого по взглядам британской Независимой рабочей партии. К России они относятся с большой симпатией, а мы довольно критически. Так что после концерта в читальном зале Ган-Тамар возникли обычные споры — страстные, ядовитые и тщетные, как и полагается в социалистическом братстве.

Началось, как всегда, с России, ее однопартийной системы, неравенства доходов, массовых арестов, предательства по отношению к Испании. У гантамарцев на все имелись готовые ответы, и наши радикалы, Макс и Сарра, их поддерживали. Грустно наблюдать, как политическое недовольство этих двоих переплетается с личной завистью. Сарра считает, что именно она — профессиональный психолог и диетсестра — должна заведовать детским домом, а не Дина. У Сарры бледное худое лицо с голодными глазами девственницы. Макс, со своим принюхивающимся носом, нечесаной шевелюрой и острым умом, убежден, что достоин занимать пост члена секретариата. Но из-за сварливого характера он не пользуется популярностью среди киббуцников и во время выборов обычно получает место в каком-нибудь комитете по культуре. Оба неженаты.

Спор о России шел по обычному руслу, подобно шахматной партии, когда вначале игроки знают ответные ходы друг друга, но разыгравшись, швыряют фигуры в головы. На этот раз бросать фигуры начал наш казначей Моше. Мы уже прошли через первые ходы, а именно:

Белые (ход ферзевой пешкой): лживость обвинений против троцкистской оппозиции очевидна.