Man and Boy, или История с продолжением

— Между Китаем и Японией огромная разница, — заметил я.

Стив впервые взглянул на меня.

— Для меня нет, — честно признался он.

Девочка рассмеялась. Пэт тоже. Он был еще совсем маленьким. Он не знал, над чем смеется. Я увидел, что лицо у него перепачкано. Если его не заставлять следить за собой, он довольно-таки наплевательски относится к личной гигиене.

С самодовольной ухмылкой Стив продолжал постукивать пультом по зубам. Я бы с большим удовольствием запихнул этот пульт ему в самую глотку.

— Ты не в курсе, надолго она уехала?

Салли буркнула в ответ что-то неразборчивое, что должно было означать «нет», и рассеянно сжала мясистую ногу Стива.

— Гленна тоже нет? — спросил я.

— Не-а, папа на работе, — ответила Салли.

Ах, вот оно что… Это одна из брошенных дочерей Гленна, от следующего или через один брака после Джининой матери.

— Ты здесь гостишь? — спросил я.

— Я тут поживу недельку-другую, — подтвердила она. — Мама меня достала. Она все время ноет из-за моих друзей, моих прикидов, во сколько я должна приходить домой, во сколько я не прихожу домой.

— Что, правда?

— Ты ведешь себя, как в гостинице! — пронзительно вскрикнула Салли. — Тебе еще рано курить эту дрянь! Бла-бла-бла… — Она вздохнула, и в этом вздохе чувствовалась та усталость от жизни, какая бывает только у очень молодых людей. — И так всегда. Как будто она сама, лицемерная старая стерва, не делала все то же самое сто лет назад.

— Стерва, — авторитетно подтвердил Стив.

— Стерва, — невинно улыбнулся Пэт, сжимая в каждом кулачке по фигурке из «Звездных войн». Стив и Салли расхохотались.

Вот как оно бывает, подумал я. Вы расходитесь, и ваш ребенок становится как бы обломком кораблекрушения, плавающим без руля по морям дневных телепрограмм — в мире, где все уклоняются от своих обязанностей. Добро пожаловать в омерзительный современный мир, где родитель, с которым ты живешь, превращается в презренную тварь, а родитель, с которым ты не живешь, чувствует себя виноватым и предоставляет тебе убежище, когда дома все слишком накаляется.

Вот как бывает. Но только не с моим мальчиком.

Не с моим Пэтом.

— Возьми свои игрушки и пальто, — сказал я ему.

Его грязное личико озарилось.

— Мы едем в парк?

— Милый, — улыбнулся я, — мы едем домой.

10

Похоже, мы все-таки победили и на этот раз. А это дело нужно было как-то отметить.

Барри Твист предложил задерживать выпуск шоу на пятнадцать минут. Таким образом, мы по-прежнему выходили в прямом эфире, но с небольшим запасом времени перед трансляцией на случай, если гость или ведущий неожиданно спятят.

Телестанция ликовала, потому что это значило, что теперь есть возможность вырезать все то, от чего у рекламодателей могла внезапно начаться «медвежья» болезнь, а Марти радовался, потому что это значило, что у него больше не будет паралича от телесуфлера.

Поэтому Марти пригласил меня на ланч в свой любимый ресторан — модное, по-спартански обставленное подвальное помещение, где откормленные гурманы с телевидения накладывали настоящую итальянскую крестьянскую еду на свои солидные счета.

Как и большинство ресторанов, которые мы посещали, из-за голых половиц и белых стен он больше напоминал спортивные залы. Возможно, с тайной целью внушить нам, что мы проводим время с пользой. Когда мы приехали, в два с небольшим — а я опоздал из-за того, что отвозил Пэта к родителям, ведь с тех пор, как Джина уехала, некому было забирать его из детского садика, — народу там собралось уже предостаточно. Правда, за столом администратора почему-то никого не оказалось.

К нам подошла официантка. Похоже, день у нее выдался неудачный. Она была взвинчена и раздражена, и на ее белом фартучке виднелось красное пятно от вина. Она зачем-то постоянно теребила свои волосы, черные и блестящие, старомодно подстриженные колоколом, как у женщин в романах Ф. Скотта Фицджеральда или у девушек из Гонконга пятидесятых годов. «Колокольный звон» — кажется, это так еще называется. Челка ее время от времени взлетала вверх, потому что официантка выдвигала нижнюю губу и с силой выдыхала воздух, словно проветривая волосы.

— Что желаете? — поинтересовалась она.

— Мы заказывали столик, — сказал Марти.

— Одну минуточку. — Она взяла в руки блокнот, где велась предварительная запись. — Ваше имя и фамилия?

— Марти Манн, — произнес мой приятель с особым небольшим придыханием, означавшим, что теперь она должна узнать его и лишиться чувств от приятного волнения. Но для нее Марти не значил ровным счетом ничего. Она оказалась американкой.

— Извините, — сказала она, бегло просматривая записи, — но вас нет в списке, сэр.

И она улыбнулась. Улыбка у нее получилась роскошная — широкая, белозубая и открытая. Одна из тех улыбок, которые по-настоящему сверкают.

— Поверь мне, — дружелюбно продолжал Марти, — мы заказывали столик.

— Но не здесь. Здесь вас нет.

Она захлопнула блокнот и собралась уйти.

Марти преградил ей дорогу. Было видно, что она начинала нервничать. Официантка решительно выпятила нижнюю губу и поддула свою челку.

— Будьте добры, пропустите меня.

Она была высокая и худая, с ногами, как у профессиональной танцовщицы, и широко посаженными глазами. Красивая, но уже далеко не юная. Возможно, на пару лет постарше меня. Большинство из тех, кто работал в этом ресторане, похожем на спортзал, были молоденькими и явно надеялись, что впереди их ждет что-то получше. Эта официантка совершенно не походила на них.

Она взглянула на Марти и демонстративно потерла поясницу, как будто та уже давно болит.

— Ты знаешь, какой я известный человек? — осведомился Марти.

— А вы знаете, как я занята? — не моргнув глазом, ответила она.

— Возможно, нас и нет в вашем списке, — произнес Марти очень медленно, как будто он разговаривал с человеком, у которого только что вырезали часть мозга, — но один из моих знакомых по имени Пол — здешний менеджер. Надеюсь, ты знаешь Пола?

— Конечно, — спокойно кивнула она, — я знаю Пола.

— Так вот, Пол сказал, что все будет о'кей. Всегда.

— Я рада, что у вас с Полом такое взаимопонимание. Но если у меня нет свободного столика, я не могу вас за него посадить, понимаете? Мне очень жаль.

И она покинула нас.

— Черт, глупо как получается! — расстроился Марти.

Но тут Пол заметил нас и быстро пробрался через переполненный зал, чтобы поздороваться со своим прославленным посетителем.

— Мистер Манн, — обрадовался он, — как я рад вас видеть! Что-нибудь не так?

— По-видимому у вас нет свободного столика для меня.

— О, для вас у нас всегда найдется столик, мистер Манн.

На загорелом лице Пола блеснула средиземноморская улыбка. Он тоже хорошо улыбался. Но это была совсем другая улыбка, не такая, как у нее.

— Пройдите сюда, пожалуйста.

Мы переместились в середину зала, и, как всегда, завидев Марти, люди начали глазеть, шептаться и глупо улыбаться. Пол щелкнул пальцами, и из кухни принесли столик. Его быстро накрыли скатертью, поставили приборы, серебряный кубок с оливковым маслом и положили треугольные ломти крестьянского хлеба грубого помола. К нам подошла официантка. Это была та самая молодая женщина.

— Здравствуйте еще раз, — сказала она.

— Скажи-ка, — спросил Марти, — что это случилось со старым добрым стереотипом американской официантки? Которая обслуживает, лучезарно улыбаясь?

— У нее выходной, — ответила официантка. — Я принесу вам меню.

— Мне не нужно меню, — сказал Марти, — потому что я уже Знаю, чего мне хочется.

— Я все равно его принесу. Для вашего друга. У нас сегодня есть несколько интересных блюд.

— Может быть, поговорим об этом снова, когда ты наденешь свой слуховой аппарат? — спросил Марти. — Смотри на меня внимательно и читай по моим губам: мы едим здесь всегда. Нам не нужно меню.

— Оставь ее в покое, Марти, — сказал я.