Женская собственность. Сборник

— Пусть она не кричит, потом я не могу заснуть до утра!

ПЯТАЯ ЛЮБОВНИЦА

Он, наверное, впервые посмотрел внимательно на жену зоотехника. Было ей совсем немного за тридцать, стандартного роста — метр шестьдесят, сорок восьмой размер одежды. Такой стандарт нравится всем мужчинам, это естественный стандарт для женщины — не маленькая и не большая, подходящая для любого мужчины, на таких обращают внимание и мужики гренадерского роста, и почти карлики. А по волосам с рыжиной можно было предположить, что у нее нежная кожа.

Коттедж с участком для двух огородов был обнесен забором, но калитка с воротами в заборе была одна, а входы на противоположных сторонах коттеджа. Кто бы к кому ни заходил, все приходящие просматривались из других коттеджей, потому что яблоневые деревья, которые посадили в прошлом году, могли закрыть обзор только лет через десять.

В коттедже был общий утепленный коридор, разгороженный дощатой стенкой, но чердак не разгораживали, просто поделили чердачную площадь старыми стульями, этажеркой и деревянными лавками.

Однажды, выйдя в коридор, он услышал пение Ванды на чердаке, вероятно, она развешивала белье для просушки.

— Ванда, — спросил он. — Кричать будем?

Она замолчала, то ли не расслышала, то ли не поняла вопроса, а может быть, не могла сразу придумать ответа, и тогда он повторил вопрос:

— Кричать будем?

— Будем, — ответила она.

Он приставил лестницу, взобрался на чердак, перешагнул скамейку и встал перед нею. Она смотрела на него, он чувствовал ее неуверенность и, зная, что в таких ситуациях женщине надо помогать, спросил:

— Я с утра чувствовал запах борща. Угостишь?

— Так и быть, угощу, — согласилась Ванда.

Он помог ей доразвесить белье на веревках, она спускалась первой, и он отметил солидную крепкую лестницу, и мебель в доме была солидная, сделанная на заказ каким-то деревенским столяром из настоящего дерева, а не из прессованных опилок. На кухне она включила электрическую плиту и поставила разогревать кастрюлю с борщом.

— Потом, — сказал он и обнял ее.

Он уже представил, как они будут лежать на широкой супружеской постели, но она достала из шифоньера свежие простыни, постелила их на диване, а сверху бросила мохеровый плед. Потом, имея романы с замужними женщинами, он вывел даже некоторую закономерность: наверное, не ложась с другим мужчиной на семейную постель, женщина вроде бы и не изменяла или изменяла не полностью. Он так к этому привык, что, когда одна из его замужних любовниц легла с ним в свою супружескую кровать, он ее не то чтобы осудил, но стал относиться к ней с некоторым пренебрежением — мужу, конечно, можно изменять, но посягать на его сексуальную территорию совсем не обязательно.

Когда они вместе ели борщ, Ванда спросила:

— Ты чего на ней не женишься?

— Тебя это волнует? — спросил он.

— Это волнует всю деревню и весь совхоз.

— И что говорят?

— Некоторые тебя одобряют, а некоторые очень не одобряют.

— А что говорят те, которые одобряют?

— Что директор тебя хотел купить за половину коттеджа. Мол, вот тебе половину коттеджа, а ты женись на моей племяннице. Ты вселился в коттедж, а на племяннице не женился, в общем, и директору, и всем фигу показал.

— А что говорят те, которые не одобряют?

— Что за все надо платить. Если в коттедж вселился, то женись.

— Вообще-то на поселение в коттеджи имеют право две категории работников: ударники труда и главные специалисты. А я подхожу под обе эти категории: и работник хороший, и главный специалист. А ты сама относишься к тем, кто одобряет или не одобряет?

— Я к тем, кто не одобряет.

— Почему?

— А потому, что если спишь с девкой, так женись. А если не собираешься жениться, так не пудри ей мозги. Уйди, чтобы она могла найти другого.

— А я и ушел. Я в дом учителей не хожу, она сама ко мне приходит.

— Но ты ей сказал, что на ней не собираешься жениться?

— Она об этом меня не спрашивает. Наверное, она и сама за меня замуж не хочет выходить. Может быть, у нее жених — капитан дальнего плавания. Моряки и рыбаки уходят в рейсы на полгода и даже на восемь месяцев.

— Ты идиот или притворяешься?

— Я нормальный. И хочу сам за себя решать. И совсем необязательно, если тебе дали коттедж, жениться на племяннице директора. Пожалуйста, я могу переселиться в общежитие, но тогда, если мне предложат лучшие жилищные условия в соседнем совхозе, я уйду туда. А совхозному начальству невыгодно, если я уйду, потому что я замечательный механик, и прибыль, которую я приношу совхозу, вряд ли принесет кто-то другой, во всяком случае, этого другого надо долго искать.

А он приносил прибыль в конкретных реальных рублях, каждый день сдавая в кассу совхоза сотни рублей.

Через совхоз проходило шоссе, которое вело к городам Золотого кольца: Суздаль, Владимир, Ростов Великий. Поток машин с туристами, особенно по субботам и воскресеньям, был огромный. Новый директор совхоза построил станцию технического обслуживания автомобилей. Там выполняли и кузовные работы, и мелкий ремонт электрооборудования и карбюраторов, меняли масло, охлаждающую жидкость, запасные части, которые получали на автозаводе за поставки туда свиных туш из небольшого свинокомплекса, их начали было строить, когда объявили продовольственную программу, но построили только в нескольких областях, они так и остались образцово-показательными.

Он отвечал за технику одного из отделений совхоза и за станцию технического обслуживания, так получилось, что он лучше всех механиков разбирался в «Жигулях», которые стали уже самой массовой легковой машиной в стране.

Конечно, часть денег оставалась у слесарей, они отстегивали ему, как и было принято везде в автосервисе, с каждой сотни десятку. Он обновил свой гардероб, потому что за последние годы раздался в плечах, и, хотя не износил костюмы, которые они с отцом покупали при поступлении в институт, пиджаки стали коротковаты и не сходились, а брюки не застегивались. Он купил два костюма: западногерманский и финский. В коттедж он купил гарнитур «Тюльпан»: два кресла, диван и журнальный столик с встроенным баром на три бутылки. К журнальному столику купил торшер с красным абажуром, на столик положил красную дорожку из плетеной соломки. Больше мебели покупать не стал, потому что вскоре мог перебраться в другой совхоз, а если там будет только одна комната, этой мебели ему вполне хватит.

Деньги он держал в сберегательной кассе в Москве, потому что знал, что, хоть любая сберегательная касса гарантирует тайну вклада, у нас все и про всех знали. Он завел вторую сберегательную книжку для деревенской сберкассы, потому что выглядело бы странно, что у человека, который работает в автосервисе, нет денег на счету.

Год в совхозе пролетел незаметно. Он по-прежнему не ходил в дом учителей. Лида, решив его наказать, иногда неделями не приходила, тогда он стучал Ванде в стенку, если зоотехник уезжал в другое отделение и раньше чем через три-четыре часа дома появиться не мог. Ему очень нравилась кровать у зоотехников. Огромная, застеленная перинами, и он несколько раз пытался подтолкнуть Ванду к супружескому ложу, но она по-прежнему стелила на диване.

Лида возвращаясь после перерыва, была язвительна, вышучивала его хозяйственность и любовь к покупкам. Тогда он говорил:

— Извини, тебе пора домой. Мне завтра рано вставать.

— Ты меня хотя бы проводишь? — спрашивала она.

— До калитки, — отвечал он.

— А дальше боишься?

— Да, я боязливый.

Эту форму ответов он усвоил от отца, услышав однажды его разговор с местным алкоголиком.

— Угости, ты же богатенький, — приставал алкоголик.

— Я богатенький, — соглашался отец.

— Богатенький, но жадный.

— Да, я жадноват, — соглашался отец и проходил мимо.

Когда человек соглашается, дискуссия прекращается. Но деревенское согласие — это сопротивление, только по другому принципу: отвяжись, и без тебя забот хватает. А заботы — это тоже всегда сопротивление. Сколько он себя помнил, отец всегда сопротивлялся холоду. Зимой пилил сухостой в лесу, а если был уверен, что не увидит лесник, пилил и корабельную сосну, так назывались двадцатилетние сосны, из которых раньше делали корабельные мачты, а сегодня такая сосна шла на экспорт. Зимой печь топили с раннего утра, чтобы согреть дом и сварить пищу для себя и скотины. Сосновые поленья почему-то трещали в печи, осина и береза горели без треска. В сильные морозы протапливали и вечером, чтобы дом не выстудился за ночь.